Покойник претензий не имел
Шрифт:
– Не валяй дурака! Террорист-одиночка нашелся! Сейчас ОМОН нагонят – фарш из тебя сделают, придурок! Сдавайся по-хорошему!
– Хрен вам! – уже с азартом обреченного заорал Будила. Его вдруг осенило, и он торжествующе добавил: – У меня заложник, понятно?
Даже во дворе не выдержали – засмеялись.
– Это Катька, что ли? – спросил кто-то. – В зад ее себе заложи – там ей самое место!
Кровь ударила Будиле в голову. Он выстрелил через дверь на голос. Во дворе растерянно вскрикнули, а потом послышались злобный мат, лязг затвора, и длинная очередь
– Свет, сука! – крикнул он Екатерине.
Та, протрезвевшая и перепуганная, поняла его с полуслова – метнулась к выключателю, щелкнула кнопкой. Комната погрузилась во тьму. Будила одеревеневшими ногами подошел к столу, свернул с бутылки пробку и прямо из горлышка высосал половину.
– Все, Катерина, – сказал он, ставя бутылку на место. – Скоро на твоем доме доску поставят – мемориальную. Здесь закончилась биография Будилина Николая Антоновича, хорошего человека… Пионеров к тебе будут водить, – и он невесело засмеялся.
– Выпить-то налей напоследок! – отозвалась Екатерина.
Глава 6
– Странная вещь! – сдержанно заметила Мария, садясь на постели и подтягивая колени к груди. – Ты, Гуров, постоянно сетуешь, что между нами что-то происходит, намечается трещина или что-то в этом роде, но никаких шагов мне навстречу ты делать не хочешь. Ты предоставляешь это мне. Я понимаю, со своей работой ты повенчался значительно раньше, чем со мной, и уж с ней-то у вас все в порядке. Но одни мои усилия ни к чему не приведут. Мы должны постоянно двигаться навстречу друг другу – хотя бы понемножку. Иначе жизнь неизбежно разводит нас в стороны. Ведь у меня тоже работа, от которой я не могу отказаться, и что же делать?..
Рядом с кроватью горел ночник, и белоснежная постель была покрыта теплым оранжевым цветом. В распущенных волосах Марии струилось темное пламя. Но Гуров этого не видел. Он стоял у окна и смотрел на ночную Москву. В его пальцах дымилась сигарета. Курил он редко, по особым случаям. Случай был как раз соответствующий.
– Ты болезненно реагируешь на мужчин, которые появляются около меня, – продолжала Мария. – Но ведь это часть моей профессии. И потом, мужчины воспринимают меня одну, их воображение не может представить меня в образе замужней женщины.
– Вообще-то, реагирую я не на всех мужчин, – пытаясь выдерживать легкий иронический тон, сказал Гуров. – Реагирую я только на этого бесцеремонного мальчишку, который вообразил себя всеобщим любимцем. Может быть, я излишне старомоден, но мне кажется, что его поведение переходит все границы.
– Он просто ведет себя так, как умеет, – объяснила Мария. – Не ухаживать за известной актрисой ему кажется неприличным. На мой взгляд, пока он не переступил никаких рамок. Как только я это почувствую, то сразу поставлю его на место.
– А нельзя сделать это чуть-чуть пораньше? – спросил Гуров. – В качестве превентивной меры, так сказать?
– Я хочу предложить другой вариант, – сказала Мария. – Просто попробуй быть немного ближе ко мне. Может быть, в самом прямом смысле будь почаще рядом.
– А в самом деле, ведь ты абсолютно права! – задумчиво сказал Гуров. – Мне нужно что-то менять. Нет, работу я бросать не хочу, но, может быть, стоит немного сместить приоритеты? Вести более светскую жизнь, больше бывать дома… В конце концов, жизнь многообразна, и надо этим пользоваться. Я буду работать над собой. И как первое доказательство этого – даю тебе слово, что обязательно пойду на юбилей вашего театра. Насколько я помню, он уже через неделю?
– Я рада, что ты это помнишь, – серьезно сказала Мария. – Да, юбилей состоится как раз под Новый год.
– Профессиональная память, – скромно заметил Гуров. – Но мое намерение искреннее, окончательное и обжалованию не подлежит. Все, торжественно обещаю, что у нас с тобой начинается новая жизнь!
– По-моему, твои иронические интонации здесь не совсем уместны, – недовольно сказала Мария. – Тем более что они явно заимствованы у твоего друга Крячко. Но для Стаса они органичны, а в твоем исполнении звучат фальшиво.
– Но это же и хорошо, – возразил Гуров. – Значит, я еще не до конца потерян. За бравадой я, как водится, просто пытаюсь скрыть смущение.
– Нет, ты неисправим! – вздохнула Мария. – В таком случае мне остается только одно – ловить тебя на слове и требовать исполнения торжественной клятвы. Теперь в первую очередь ты будешь не старшим оперуполномоченным, а мужем знаменитой артистки, светским львом.
– При одном условии, – заявил Гуров, раздавив сигарету в пепельнице и обернувшись к жене. – Это юное дарование исчезнет из твоей свиты раз и навсегда!
– Ты имеешь в виду артиста Емелина? – улыбнулась Мария. – Вообще-то это не моя проблема. Думаю, что когда рядом со мной постоянно будет закаленный в боях рыцарь…
Гуров присел на край постели и обнял жену.
– Он всегда рядом, – сказал он, нежно целуя ее в висок.
Мария подняла глаза и прижалась к его крепкому плечу. И в этот момент прозвучал мелодичный сигнал мобильного телефона. Гуров почувствовал, как напряглось тело жены, и ее волнение мгновенно передалось ему самому. Он виновато посмотрел на часы – шел второй час ночи.
– Вот и все, кончилась сказка… – с неловким смешком произнесла Мария, высвобождаясь из объятий.
– Черт знает что такое! – пробормотал Гуров. – Но…
– Да уж послушай, пожалуйста! – сказала Мария. – Не будем же мы притворяться, что тебя на самом деле не интересует этот звонок!
– Наверное, случилось что-то особенное, – неуверенно произнес Гуров, поднимая со столика телефонную трубку.
Но по мере того, как он вслушивался в слова невидимого собеседника, лицо его делалось все более жестким, замкнутым, и он все более становился похожим на себя, на того полковника Гурова, каким его знали друзья и враги – спокойным, целеустремленным и не ведающим компромиссов.