Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
– Еще один! – Миссис Питт была потрясена. Все говорило о том, что Веспасия была права, когда говорила, что проблема гораздо серьезнее, чем простой шантаж ради корыстных целей.
– А тебе не приходило в голову, что генерала Балантайна тоже могут шантажировать? Знаю, что тебе этого не хотелось бы, но я не могу отказаться от этого подозрения просто потому, что оно мне не нравится, – произнес Томас и серьезно посмотрел на жену.
Ну, вот и настал момент истины!
– Ты прав. – Шарлотта внимательно следила за мужем, стараясь понять, насколько он разозлится.
Томас стоял абсолютно неподвижно.
– Я навестила его, чтобы передать мое сожаление в связи с этой новой трагедией… ну, с тем, что эти чертовы газеты раскопали еще раз дело Кристины, как будто того, что ему это пришлось пережить, недостаточно. – Теперь на лице суперинтенданта было выражение сожаления и воспоминания о той непереносимой боли – не его, а Балантайна, а также понимания того, что сделала Шарлотта. – Я заметила, что его мучает еще что-то, – продолжила миссис Питт, улыбаясь мужу. – И я предложила ему свою дружбу, просто для того, чтобы поддержать его в трудную минуту. А он в смятении рассказал мне о том, что его шантажируют. Шантажируют сведениями, относящимися к Абиссинской кампании, что была двадцать пять лет назад; тем, чего в действительности никогда не было. Но он не может доказать этого. Большинство свидетелей или умерли, или уехали за границу, или не совсем нормальны.
Шарлотта перевела дыхание и стала рассказывать дальше:
– Никто не требовал с него ни денег, ни чего-то другого, но ему прислали второе письмо, и это очень настораживает. Такое обвинение может уничтожить и леди Огасту, которая меня мало волнует, и их сына, Брэнди. Генерал пытается найти хоть кого-то, кто может ему помочь, но пока безрезультатно. Что же нам делать, Томас? Это так ужасно!
Несколько минут Питт хранил молчание.
– Томас… – робко позвала его супруга.
– Что?
– Мне очень жаль, что я не рассказала тебе о Балантайне раньше. Я просто хотела сама попытаться доказать его невиновность.
– Ты не хотела говорить еще и потому, что это заставило бы меня подозревать его в убийстве Альберта Коула, так как у того была табакерка генерала, – спокойно произнес полицейский. – Он сам дал ее Коулу?
– Нет… он передал ее шантажисту. Ему приказали это сделать, как подтверждение его согласия на сотрудничество, и он отдал ее мальчику на велосипеде.
Некоторое время миссис Питт ждала, что скажет муж. Насколько все это рассердило его? Давно надо было все ему рассказать!
Томас внимательно рассматривал жену, и она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу. Если б все началось сначала, она поступила бы точно так же. Шарлотта была абсолютно уверена, что Балантайн невиновен. Он нуждался в защите, а Огаста ничего не стала бы делать ради мужа.
Томас неожиданно подмигнул ей и улыбнулся. Свою супругу он знал лучше, чем она сама знала себя: покоя от нее ждать не приходилось.
– Извинения принимаются, хотя и не полностью, – мягко сказал суперинтендант. – Я бы посоветовал тебе почитать на досуге «Дон Кихота».
Теперь уже миссис Питт сморгнула и опустила глаза:
– Будем
– Конечно! – Ее муж уселся за стол и стал наблюдать, как она расставила тарелки, разложила приборы, сняла с плиты приготовленную еду и разложила ее по тарелкам.
Веспасия ничего не знала о Зигмунде Таннифере, но и то, что она знала о ситуации вообще, показалось ей настолько серьезным, что заставило воспользоваться телефоном – инструментом, которым она не переставала восхищаться. Пожилая леди позвонила своему другу Телониусу Квейду и спросила, может ли тот принять ее сегодня вечером.
Телониус предложил приехать сам. Леди Камминг-Гульд достаточно устала за день и с благодарностью согласилась, хотя если подобное предложение ей сделал бы кто-то другой, она бы с негодованием его отвергла. Пожилая дама категорически отказывалась поддаваться своему возрасту больше, чем это было необходимо, и уж тем более показывать это другим. Но с Телониусом все было иначе. Веспасия стала понимать, что его любовь к ней прошла период восхищения ее красотой, которую женщина сохраняла лет до шестидесяти и следы которой все еще были заметны. Теперь он любил ее самое и то, что связывало их спустя долгие годы жизни в эти совсем непростые времена. Их отношения начались – по крайней мере, для нее, – когда император Наполеон угрожал самому существованию Британии. Леди Камминг-Гульд помнила Ватерлоо. Королева Виктория была тогда еще просто маленьким ребенком… Теперь королева тоже постарела, носила траур и владела четвертью мира. Моря бороздили пароходы, а набережная Темзы освещалась электрическими лампочками.
Телониус появился около восьми. Он поцеловал ее в щеку, и Веспасия почувствовала запах вымытой кожи, чистого белья и теплоту его тела.
Затем Квейд выпрямился и с легкой улыбкой спросил:
– Что случилось? Выглядишь ты очень обеспокоенной!
Они находились в гостиной. За окнами все еще было светло. Темнота не наступит еще пару часов, но воздух был уже прохладным, несмотря на золотистый оттенок, в который окрашивали все вокруг лучи заходящего солнца.
Телониус сел – он знал, как раздражала его возлюбленную необходимость смотреть на кого-то снизу вверх.
– Большую часть дня я провела у Данрайта Уайта, – стала рассказывать хозяйка дома. – Боюсь, что ты был прав, когда говорил, что боишься за него. Он признался мне, что его так беспокоит. Все гораздо хуже, чем ты предполагал.
Гость наклонился вперед. На его тонком, мягком лице появилось волнение.
– Ты что, боишься, что у меня не все хорошо с головой? – спросила Веспасия.
– Ну, как самый крайний вариант, – кивнул судья. – Что же он тебе сказал, что это так тебя взволновало?
– Он сказал, что его шантажируют…
– Данрайта Уайта?! – Телониус был потрясен. – Не могу в это поверить! Никогда в жизни я не знал более предсказуемого и правильного человека. Или человека большей честности и порядочности. Да что, Бог ты мой, он мог совершить такого, чем его можно шантажировать, не говоря уже о том, за что он готов заплатить, чтобы сохранить секрет?! – На лице Квейда появились волнение и озабоченность, но было видно, что он все еще до конца не верит во все сказанное.