Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
– Хорошая выставка, – произнес он вместо этих слов.
– Действительно, – ответила дама без всякого энтузиазма, и на ее губах появилась легкая улыбка. – Однако мне больше нравятся акварели в соседнем зале.
– Мне тоже, – немедленно согласился Джон. – Предлагаю перейти туда.
– С удовольствием, – согласилась красавица, взяв его под руку.
Так, вместе, они прошли мимо небольшой группы мужчин, восхищавшихся портретом женщины в дезабилье.
В соседнем зале Айседора и Джон оказались почти в полном одиночестве. Не сговариваясь, они остановились перед небольшим морским пейзажем.
– Художнику
– Согласна с вами, – подтвердила миссис Андерхилл, бросив на него быстрый взгляд. – Прекрасный зеленый цвет. Он выглядит таким холодным и прозрачным! Очень трудно нарисовать воду, которая будет казаться текучей…
На ее лице вдруг появилось выражение озабоченности, как будто она заметила следы бессонных ночей, а также страха и недоверия, которые теперь сопровождали все мысли ее собеседника, когда он бодрствовал, а вчера даже появились в его снах.
Что бы она подумала, если б знала? Поверила бы в то, что он невиновен? Поняла бы причину его страха? А может быть, Айседора сама испугалась бы того, что другие могут не поверить в его невиновность, и захотела бы держаться подальше от всего этого стыда? Испугалась бы необходимости сказать Корнуоллису, что она ему не верит, объяснить почему и из-за этого почувствовать себя неловко?
– Мистер Корнуоллис? – осторожно позвала она его, и в ее голосе послышалось беспокойство.
– Да, – ответил тот, может быть, слишком поспешно, и почувствовал, что краснеет. – Простите, задумался. Не перейти ли нам вон к той картине? Мне всегда нравились пасторали.
Как же ходульно и холодно это прозвучало! Как будто они пытались поддержать ничего не значащий разговор… Нравились. Какое равнодушное слово для того, чтобы описать красоту этих непреходящих шедевров! Джон посмотрел на черно-белых коров, мирно пасущихся в солнечном свете, и на холмистый пейзаж, проглядывающий сквозь летние деревья. Это была та земля, которую он так страстно любил. Почему же он не может сказать об этом стоящей рядом с ним женщине?
Что значит любовь без доверия, терпения, прощения и доброты?
Остается только влечение, радость от нахождения в компании другого человека, от пережитых вместе удовольствий и даже от смеха над одними и теми же вещами и от взаимопонимания. Все то, что бывает между добрыми друзьями. Чтобы почувствовать больше, чем это, надо быть готовым не только брать, но и отдавать, не только платить, но и получать.
– Кажется, вы чем-то обеспокоены, мистер Корнуоллис, – мягко сказала женщина. – У вас сейчас расследуется какое-то сложное дело?
– Да, но я намерен забыть о нем на ближайшие полчаса, – Джон принял решение. Он заставил себя улыбнуться и взять ее под руку, чего раньше никогда не делал. – Я намерен любоваться красотой, которую ничто не может ни затмить, ни уничтожить, и мне это будет вдвойне приятно, так как я поделюсь этой красотой с вами. А остальной мир может подождать. Я не задержусь надолго.
Миссис Андерхил улыбнулась ему, как будто поняла гораздо больше, чем было сказано:
– Это очень мудрое решение. Я последую вашему примеру.
И
Глава 6
Телману было необходимо узнать как можно больше подробностей о последних днях Альберта Коула. К сожалению, все новые факты, которые ему удавалось разыскать, только запутывали инспектора еще больше. Надо было вернуться к самому началу и попробовать разобраться в ситуации еще раз, с чистого листа. И начать стоило с места, где Коул жил на Теобальд-роуд.
Дом его был убогим, и это было лучше видно теперь, в ярком утреннем свете, чем когда полицейский приходил туда в первый раз. Но внутри все было чисто, а на лестничных площадках и в коридорах даже лежали грубые, но опрятные половики. Хозяйка со щеткой и ведром мыла полы. Ее выцветшие светлые волосы были убраны под чепец, чтобы не падали на лицо, а руки с красными косточками были покрыты мыльной пеной.
– Доброе утро, миссис Хэмпстон, – вежливо поздоровался Сэмюэль. – Прошу прощения, что опять беспокою вас и отрываю от вашего занятия. – Он взглянул на оттертую половину коридора. Запахи щелока и уксуса напоминали ему о детстве и о его матери, которая точно так же стояла на коленях со щеткой в руках и с высоко закатанными рукавами. Телман опять почувствовал себя маленьким мальчиком с голыми коленками и в дырявых ботинках.
Хозяйка тяжело поднялась с колен, расправляя передник.
– Снова вы, да? Ничо я больше не знаю про вашего мистера Коула. Усе вам обсказала прошлый раз. Был он тихим, порядочным мущщиной. Завсегда наготове с добрым словом. Не знаю, кому надобно было убивать его.
– Вы не могли бы вспомнить его последние дни перед смертью, миссис Хэмпстон? – стал терпеливо задавать вопросы инспектор. – Когда он вставал утром? Завтракал ли? Когда выходил и когда возвращался? Приходил ли кто-нибудь к нему?
– Никогда никого не видела. Мне не шибко-то нравются посетители. Стоит им попасть в комнату – и неизвестно, до чё там дело дойдет. В любом случае, он был порядошным человеком. Если он там и делал что-то, ну там… ежели сильно припрет… здеся он ентим никогда не занимался.
О том, приходили ли к Альберту женщины, Телман спрашивать не стал: он не думал, что женщины были как-то связаны с его смертью – даже не рассматривал такой возможности.
– А во сколько он приходил и уходил в последние дни, миссис Хэмпстон? – поинтересовался полицейский вместо этого.
– Сдается мине, шо последний раз я видала его во вторник, ага. И ушел он около семи утра. Надо ловить их, когда идут на работу – так он завсегда говорил про покупателей. – Хозяйка поджала губы. – Следующие пойдут попожжее, часиков в девять, так он мне говорил. Эти аблакаты начинают работать пожже, как настоящие женьтельмены, ага. Ну и всякие там случайные.
– А накануне? Можете припомнить?
– Чевой-то – да… – Женщина не обращала внимания на то, что со щетки в ее руке капала вода. – Подробностей не припомню, значицца, ничо такого особого не было. Усе одно и то же. Овсянка на завтрак с куском хлеба… Послушайте, мистер, мне ведь дело надо делать. Ежели ишшо чего надоть, то пошли вовнутрь – я там работать буду.