Покров для архиепископа
Шрифт:
Путток сидел неподвижно, с белым застывшим лицом, глядя с невероятной злобой то на Фидельму, то на Эадульфа.
Фурий Лициний, обменявшись с девицами еще парой грубых уличных выражений, обескураженно повернулся к Фидельме:
— Сестра, это борделлум… Такое место, где…
Заметив его смущение, она решила избавить юношу от необходимости объяснять.
— Лициний, мне известно, что происходит в борделях, — серьезно сказала она. — Но что делает здесь отец настоятель святой обители — вот что я хотела бы знать.
Настоятель Путток сидел
— Я не думаю, что мне следует объяснять в подробностях, что именно я здесь делаю, Фидельма из Кильдара, — кисло отозвался он.
Она сделала гримасу.
— Пожалуй, вы правы.
— Я правильно понимаю, что вы намерены сообщить обо всем епископу Геласию, Эадульф Кентерберийский? — обратился Путток к саксу.
Эадульф глядел на него с глубоким осуждением.
— Я, признаться, не ожидал, что у вас возникнет такой вопрос, — сухо произнес он. — Вы прекрасно знаете законы, по которым мы живем. Естественно, вам придется оставить должность. Провинность должна быть наказана.
Путток шумно втянул носом воздух. Недоверчиво поглядел на Лициния, затем на Фидельму, затем на Эадульфа.
— Может быть, обсудим это в более располагающей обстановке?
— Располагающей к чему, Путток? — спросила Фидельма. — Нет, боюсь, здесь нет ничего, что стоило бы обсуждать и что могло бы изменить наше мнение и наши намерения. Однако не могли бы вы ответить вот на какой вопрос: вас привели сюда только ваши плотские стремления, или, быть может, вы хотели встретиться с кем-то?
Путток не понял.
— Встретиться с кем-то? Кого вы имеете в виду, сестра?
— Вы никак не связаны с какими-либо арабскими купцами?
Лицо настоятеля выражало крайнее изумление, искренность которого не оставляла сомнений.
— Я вас не понимаю, сестра.
Фидельма не стала объяснять дальше. Она слегка понурилась, поняв, что на этот раз интуиция ее обманула, и она повела своих товарищей по ложному следу. Путток был виновен, но ни в чем более губительном для души, чем попытка утолить свое сладострастие.
— Теперь мы, пожалуй, предоставим вас вашим желаниям, Путток, — сказала она. — И той цене, которую вам придется за них заплатить.
Настоятель протянул руку, словно пытаясь остановить ее.
Эадульф метнул на него уничтожающий взор и вышел вслед за Фидельмой. Фурий же Лициний спрятал меч в ножны и последовал за ними, не удержавшись от того, чтобы напоследок ухмыльнуться в лицо священнослужителю.
Внизу в передней стонала, приходя в себя, свирепая толстуха.
Фидельма остановилась, вздохнула. Скользнув рукой в сумку, она вытащила небольшую монетку и положила на стол.
— Мне очень жаль, что вы ударились, — просто сказала она женщине, еще не вполне пришедшей в сознание.
Снаружи у повозки стоял рябой детина, Набур, и с интересом глядел, как они приближаются.
— Сестерций, юный custos, — пробурчал он и добавил, грязно ухмыляясь: — Знал бы я, чего вы ищете, посоветовал бы вам заведения получше…
Фурий Лициний залился краской и бросил ему монету; Набур ее поймал, и молодой стражник, отвернувшись, молча забрался в повозку.
Никто не проронил ни слова, пока Лициний вез их обратно вдоль Тибра, свернув наискосок через Мурсийскую долину и потом на восток, к Латеранскому дворцу.
Когда они остановились у ступеней дворца, к ним навстречу бегом спустился декурион Марк Нарсес.
— Сестра, у меня новость о брате Осимо Ландо, — выдохнул он.
— Очень хорошо, — ответила Фидельма. — Значит, мы, по крайней мере, сможем что-нибудь узнать о связях Ронана Рагаллаха. Так что же, почему Осимо Ландо сегодня не было на работе? Он болен?
Марк Нарсес серьезно посмотрел на нее и покачал головой. Она поняла, что он ответит, еще до того, как он начал говорить.
— Я сожалею, сестра, но брат Осимо Ландо мертв.
— Мертв? — ахнул Эадульф.
— Задушен? — спокойно уточнила Фидельма.
— Нет, сестра. Совсем недавно он спрыгнул с акведука Клавдия на каменную мостовую. И разбился насмерть.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Самоубийство? — с сомнением произнесла Фидельма, задумчиво глядя на юного Фурия Лициния. — Вы уверены?
— Абсолютно, — подтвердил Лициний. — Несколько человек видели, как Осимо Ландо взбирался вверх по акведуку, а потом бросился вниз прямо на мостовую.
Некоторое время она сидела молча, склонив голову в раздумье. Смерть Осимо Ландо не только ничего не прояснила, — наоборот, головоломка стала еще запутаннее.
Они с Эадульфом сидели в оффициуме Палаты Чужеземцев, где прежде работали Осимо и Ронан. Лициний был отправлен разузнать как можно больше о смерти Осимо, а Фидельма и Эадульф тем временем обыскали комнату. Но не нашли ничего, что указывало бы на какие бы то ни было связи Ронана Рагаллаха с арабами. Собственно говоря, на его рабочем месте было только несколько разрозненных непонятных записей и старинная книга на греческом — медицинский трактат. Эта книга, вероятно, представляла большую ценность, так как Ронан аккуратно завернул ее в мешковину и спрятал под стопку бумаг, подальше от посторонних глаз. Больше на его столе почти ничего не было, кроме стопок писем из различных церквей Северной Африки, искавших у Рима поддержки и наставления.
Эадульф был мрачен.
— Может ли быть, что Осимо покончил с собой в порыве раскаяния в том, что убил Ронана? — предположил он, но в голосе его не было никакой уверенности.
Фидельма даже не стала отвечать.
— Нам нужно осмотреть жилище Осимо Ландо. Он жил во дворце?
Лициний покачал головой.
— Он снимал комнату там же, где и Ронан Рагаллах. На постоялом дворе Биэды.
— Ах да, конечно, — со вздохом сказала Фидельма. — Я могла бы и догадаться. Тогда пойдемте. Может быть, мы найдем там разгадку?