Покров для архиепископа
Шрифт:
Детина по имени Набур уставился на юного стражника, и его угрюмое лицо медленно расплылось в улыбке.
— Ха, сестерций — это лучше, чем гладиус, юноша. Я буду здесь.
Они ушли, а он остался стоять у повозки, довольно хихикая, что нашел такой легкий заработок.
Фидельма посмотрела на Лициния с уважением. Иногда этот юноша проявлял неожиданную сообразительность. Ей даже не пришло в голову, что оставить повозку без присмотра здесь означало никогда больше ее не увидеть. Повозки и лошади в Риме были немалой ценностью, а эти места было явно не из тех,
Фидельма двигалась вперед по рынку, проталкиваясь сквозь равнодушную толпу, а Эадульф и Лициний — за ней. У крыльца здания она остановилась, собираясь с мыслями.
— Идем прямо к той комнате, где был настоятель. Если повезет, может быть, сейчас мы и найдем ключ к нашей загадке.
Она повернулась и вошла внутрь. В первый момент она закашлялась, оказавшись неожиданно в мрачной и пахнущей плесенью передней. Ставни тут были закрыты и стояла темнота, если не считать неровного пламени единственной свечки на столе посреди комнаты. Под стенами курились благовония с незнакомым одуряющим ароматом.
Послышался скрип половиц, Фидельма быстро оглянулась и увидела, что в дверном проеме появилась большая круглолицая женщина, вытирая руки о фартук. На ней было простое грубое платье, а взлохмаченные волосы давно не знали гребня и мытья. Женщина остановилась, вытаращив глаза в изумлении, заметив их и увидев, кто они такие. Когда она заговорила, голос ее звучал грозно.
— Какого черта вам тут надо? — пронзительном голосом вопросила она на языке римских улиц. — Людям в ваших ризах здесь не рады.
Фидельма вышла вперед и спокойно ответила:
— Нам нужно войти.
К ее изумлению, женщина испустила хриплый вопль и бросилась на нее, выставив перед собой пальцы с острыми ногтями. Изумление длилось не дольше мига. Не обращая внимания на Лициния, кричавшего, чтобы она отошла, Фидельма устояла на ногах и двинулась навстречу этим когтям. Лициний и Эадульф потрясенно глядели, как монахиня, казалось, едва шевельнувшись, сумела отшвырнуть нападавшую, так что та пролетела и со стуком ударилась о деревянную стену позади.
Тем не менее толстуха устояла на ногах и повернулась навстречу Фидельме с ошарашенным выражением на мясистом лице. Она покачала головой и зарычала.
— Сука! — со злобой произнесла она.
Лициний снова попытался встать между ними, на этот раз с мечом, но Фидельма остановила его, махнув рукой, и приготовилась встретить следующую атаку. Снова казалось, что она просто подалась вперед, схватила нападающую за когтистые руки, подбросила ее в воздух через бедро и запустила в стену, как камень из пращи. На этот раз голова толстухи ударилась о стену, и женщина, охнув, сползла на пол без сознания.
Фидельма подошла и склонилась над ней, пощупала пульс и осмотрела ушиб. Затем поднялась, лицо ее было невозмутимо.
— Все в порядке, она скоро встанет, — с облегчением объявила она.
Фурий Лициний глядел на нее с нескрываемым восхищением.
— Воистину, я никогда не видел, чтобы римские воины так блистали в поединке, — сказал он. — Но как вам это удалось?
— Пустяки. — Фидельма была скромна. — На моей родине были когда-то ученые мужи, которые хранили древнюю мудрость моего народа. В своих далеких и долгих странствиях они легко могли стать жертвами грабителей и разбойников, и им нужно было уметь защищать себя. А поскольку они считали неправильным носить при себе оружие, родилось искусство «тродь-шкиатай-гид» — драка-щит. Меня еще в юности научили этому способу самообороны без оружия, чему, в общем-то, часто учат у нас миссионеров.
Она решительно направилась внутрь, а им ничего не оставалось, как последовать за ней.
За дверью была лестница. Фидельма остановилась перед ней и прислушалась. Доносились голоса; ей даже послышался девичий смех, что казалось странно. Но никаких звуков тревоги. Шум потасовки, разыгравшейся при входе, никто не услышал. Она обернулась и прошептала:
— Последняя комната направо. Идемте.
Она быстро поднялась по лестнице и оказалась в длинном коридоре. Найти дверь в комнату, которую они искали, особого труда не составило.
У двери она опять остановилась и прислушалась. И снова ей почудился девичий смех. Она оглянулась к своим товарищам, те кивнули, что готовы, и она взялась за дверную ручку и молча толкнула дверь.
То, что она увидела, поразило даже ее.
В комнате было светло, поскольку, как они уже видели снаружи, Путток приоткрыл ставни пошире, так что дневной свет проникал в комнату. В одном углу стояла кровать, простыни были в застарелых пятнах. Не считая пары стульев, кроме кровати из мебели здесь была только большая деревянная лохань с горячей водой, возле которой стояло несколько пустых ведер.
А в лохани сидел очень удивленный настоятель Путток, обнаженный, насколько это можно было видеть. На коленях у него сидела столь же голая и удивленная девушка лет шестнадцати. Они застыли в совершенно недвусмысленном объятии, а за ними стояла еще одна обнаженная девушка — она поливала парочку горячей водой, но так и замерла с ведром в руках.
Фидельма с мрачной брезгливостью наблюдала эту сцену. Потом сделала шаг вперед и оглядела комнату, убеждаясь, что то, что предстало ее глазам, не допускает никакой иной интерпретации. Одежды настоятеля были аккуратно сложены на стуле у изножия кровати. Рядом лежала еще какая-то одежда, видимо, принадлежавшая девушкам.
Она перевела взгляд на все еще потрясенного настоятеля и обратилась к нему, саркастически подняв бровь:
— Ну что ж, настоятель Путток? — Она не могла сдержать холодной язвительности в голосе.
Девица, сидевшая в лохани, выскочила оттуда, залив при этом водой почти всю комнату, но не то чтобы из скромности — она встала, уперев руки в бедра, и принялась осыпать Фидельму грязной руганью. Ее товарка бросила ведро и присоединилась к ней, угрожающе выступая вперед.
Наконец их угомонил Фурий Лициний. Он прикрикнул и для пущей острастки показал обнаженный меч. Беззвучно бормоча проклятия, девицы попятились, с ненавистью глядя на нежданных гостей.