Покров над Троицей
Шрифт:
Сказано это было настолько уверенно, словно монах говорил о событиях, уже случившихся. Долгоруков встал и прошелся по каптерке, задумавшись. Остановился, упёрся взглядом в лицо монаха, словно пытаясь проникнуть в самую его душу.
— Кто ты, чернец Нифонт Змиев? — воевода задал вопрос, давно вертевшийся на языке.
Улыбка пропала с лица монаха. Он глубоко вздохнул, желваки коротко пробежали по скулами.
— Когда б я сам сие ведал…
* * *
(*)«многая рухлядь» — Мартин Бер, «Московская летопись» (1600–1612):
«Каждому
(**) Поместья, предоставляемые служивым людям, были оформлены по законам того времени в специальные указы — столбцы. Буквы фамилий владельцев поместий были вписаны не горизонтально, как принято, а вертикально, образуя «столбец». Дворянин, фамилия которого была в «столбцах», и назывался «столбовой дворянин». Списки просматривались и заверялись самим царем. Так государь всея Руси имел представления о количестве верных ему людей, владеющих поместьями. Попасть в такой список — мечта каждого служивого, ведь это означало не только владение земельными угодьями, но внимание и милость самого царя.
(***) Использованные в тексте старорусские слова:
вельми паче — гораздо больше,
убрусы — полотенца,
вамбак, баволна — вата,
олей- масло,
скепа — щепа,
недужный — больной,
усмяглый — усталый,
таче — потом,
истое — самое главное,
исполу — вообще.
(****) К XV веку йоменами в Англии стали называться все крестьяне, ведущие самостоятельное хозяйство, независимо от юридического статуса их держателя.
Дорогие мои читатели. Если у вас есть вопросы, замечания, возражения, дополнения по теме — не стесняйтесь писать в комментариях — я всё читаю и стараюсь на все вопросы отвечать. Если понравилось — не сочтите за труд — нажмите на сердечко. Вам это ничего не стоит, а книга поднимается в рейтинге и ее увидят больше читателей. Заранее спасибо
Глава 13
Тайны царские
Скинув верхнюю одежду, пропахшую потом, порохом и чужой кровью, инокиня Ольга, а в миру — царевна Ксения Годунова, долго и тщательно ополаскивала руки, желая избавиться от усталости и ужасов этого бесконечного дня, стереть из памяти и смыть вместе с грязью всю боль и страдания, пропущенные через себя за последние сутки.
— Господи, дай мне смиренного духа Твоего, дабы не потеряла я Твою благодать и не стала рыдать о ней, как рыдала Ева о рае и Боге, — шептала молодая женщина, чувствуя, как к горлу вновь подкатывает колючий комок, прорывающийся наружу слезами. — Господи Милостивый! Скажи, что я должна делать, чтобы смирилась душа моя?
Она запнулась на мгновение, осознав, что более всего желает попросить Господа о беспамятстве. Устыдившись своих мыслей, Ксения поняла, что сегодня вновь не сможет усмирить гордыню, и как всегда из под монашеского обличия прорвется наружу её вторая, царственная натура, не желающая мириться с собственным зависимым бедственным положением.
— Господи, помилуй! — склонившись над медным рукомойником, снова шептала она, орошая пальцы колодезной водой и прикладывая ладони к разгоряченным щекам, — Иисусе кроткий и смиренный сердцем! Услышь и избави меня от желания избежать обиды, утвердить свое мнение, быть принятой в советах, избави от желания быть восхваляемой, уважаемой и первой. Услышь и помилуй меня, Иисусе!…
Инокиня Ольга глянула на поверхность успокоившейся воды и увидела в её зеркальном отражении не монашеский смиренный образ, а плотно сжатые губы и глаза молодой двадцатишестилетней властной красавицы, горящие жаждой борьбы. Усмехнувшись тщетной попытке спрятаться от своей деятельной натуры, царевна рода Годуновых пыталась взвалить на свои плечи и нести заботу о подданных и Отечестве так, как она себе это представляла.
Ей не удалось удалиться от мира, достающего ее своими страстями. «И такоже докучаемо бываше от народа по многи дни. Боляре же и вельможи предстоящий ей в келии ея, овии же на крылце келии ея вне у окна, народи же мнози на площади стояше», — то ли жаловались, то ли восхищались ею монастырские старицы.
Совершая ритуал омовения, она отложила решение стать прилежной послушницей прежде, чем сможет хоть чем-то помочь себе, обители и многочисленным, формально не своим подданными, попавшим в жестокие жернова войны и вынужденным сражаться с профессиональной армией.
Ксения прошла в свою келью, плотно затворив дверь, зажгла от лампадки свечу, положила на стол бумагу. Проверив пальцем гусиное перо, обмакнула его в чернила и аккуратным почерком вывела первую строчку своего письма.
«Отоидох, рече, аз суетного жития сего; яко вам годно, тако и творите…»
Ксения была слишком мала, чтобы помнить отчаянную борьбу за власть, начавшуюся после смерти Ивана Грозного, названную в Москве четверобоярщиной, созданной «по воле старого царя» во главе с батюшкой Борисом Годуновым, князьями Иваном Мстиславским, Иваном Шуйским и Никитой Романовичем.
Много позже она прочла в письмах англичанина Джерома Горсея, английского посла при дворе Ивана Васильевича: «Они начали управлять и распоряжаться всеми делами, потребовали отовсюду описи всех богатств, золота, серебра, драгоценностей, произвели осмотр всех приказов и книг годового дохода; были сменены казначеи, советники и служители во всех судах, так же как и все воеводы, начальники и гарнизоны в местах особо опасных. В крепостях, городах и поселках особо значительных были посажены верные люди от этой семьи; и таким же образом было сменено окружение царицы — его сестры…»
«Егда царствовати Фёдор Иванович, — переложила Ксения на бумагу воспоминания, — почалась вражда меж бояр, розделяхуся они надвое, и утвердился батюшка мой, шурин царев боярин и конюшей Борис Федоровичь Годунов з дядьями и з братьями, к нему же присташа и иние бояре и дьяки и думные и служивые многие люди»…
Ксения задумалась, стараясь сформулировать следующую мысль так, чтобы не накликать на себя беду. Пик политического и личного противостояния Шуйских с Борисом Годуновым пришелся на 1586 год, когда ей не было и пяти лет. События того времени восстанавливались по крупицам чужих воспоминаний чаще всего иностранных подданных, регулярно отправляющих отчеты своим правителям.