Покров над Троицей
Шрифт:
— Аминь, — тихо прошептал Ивашка.
Светёлка погрузилась в пронзительную, тревожную тишину, когда Дуняша неслышно проскользнула к болящим и молча положила на лавку подле монаха его оружие, аккуратно завернутое в чистую холстинку.
Закончился ещё один самый
Конец Первой части.
* * *
(*) В 1040 году папа Бенедикт IХ по просьбе поляков возвратил им на престол монаха Казимира. (ANNALES SEU CRONICAE INCLITI REGNI POLONIAE)
Почти такой же случай произошёл у арагонцев, которые после прекращения королевского рода, не спрашивая разрешения у папы, вывели из монастыря в Осте сына короля Санчо и брата покойного Альфонса — Рамиро, принявшего обет в монастыре святого Понтия в Томерасе, считавшегося монахом и священником, и посадили его на королевский престол. (Там же
(**) В июне 1608 года граф Мансфельд действительно открыл военные действия и взял штурмом указанные в тексте города-крепости. Карл IX повелел не только завоевать Задвинское герцогство, но и вторгнуться на территорию Великого княжества Литовского, однако на этом успехи Мансфельда закончились: гетман Ходкевич, служивший «пожарником» у польской короны, срочно прибыв в Прибалтику, в марте 1609 года разбил графа под Ригой, летом — под Пернау и, наконец, 6 октября — у Гауи.
(***) 7-е правило Халкидонского собора 405 года, гласило: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступать ни в воинскую службу, ни в мирский чин; иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме». Однако сам Папа Римский и его рыцарские ордена, благословляемые на крестовые походы, демонстративно пренебрегали этим правилом, не пытаясь даже каким-то образом отменить или толковать по-новому решения Собора.
(****) Автором крылатой фразы про Москву, как третий Рим, традиционно считается монах псковского Елеазарова монастыря Филофей. В посланиях 1523—1524 годов дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину и великому князю Московскому Василию III он говорил о роли «Рима земного», которую должна была занять Москва.
(*****) Сказание о Мамаевом побоище свидетельствует: Сергий Радонежский, обращаясь к Дмитрию Донскому, говорит про Пересвета и Ослябю: «Се тебе, княже, мои оружници, твои же изволници, быти с тобою в прилучившихся напастех в бедное сие и нужное время». «Это мои оруженосцы» — должность вполне определенная и не подлежащая двоякому толкованию, особенно в то время, когда аллегориями не баловались, да и сама ситуация к ним не располагала.