Покров Тьмы
Шрифт:
— Но ты сказала что Рокас — мальтифад.
— Да, а еще я сказала, что не почувствовала угрозы. — Мариэль сжала в кармане коматит, который с момента нападения никсов ни разу не дрогнул. Если мальтифады и могут одурманить ее, то вряд ли они способны обмануть единственный в своем роде волшебный камень из долины Тасфиака.
— А если за Фулдуром идут не все мальтифады? Или у него какой-то сложный многогранный план?
— Нет резона гадать об этом сейчас. — Твердо ответила Мариэль, пресекая дальнейшие попытки диалога.
Малвель глубоко задумался, ведя
Сам же Малвель чувствовал себя хуже попрошайки с улицы. Он совершенно не привык к такому образу жизни, когда буквально некогда помыться и причесаться. Не говоря уже о том, чтобы найти чистую теплую одежду.
Помимо этого давило тяжелое чувство, которого он не испытывал никогда прежде. Эльфы в Эфелоне редко становятся свидетелями смерти. Конечно он не раз проходил мимо кладбища около людской деревни, да и в лесу находил трупики белок или зайцев. Но никогда… никогда он не убивал никого сам. Сегодняшней ночью он не просто убил Лиру, он пережил ее смерть вместе с ней. Какая-то часть него умерла вместе с пегасом. Словно разрушился один из несущих кирпичиков его сознания, из-за чего все остальные кирпичи в любой момент могут рухнуть и рассыпаться.
Размышления в тишине не шли ему на пользу. Копаясь в себе, он внезапно обнаружил, что в нем начинает зарождаться ненависть к Лафитлин. Если ее предательство и уход с незнакомцем неизвестно куда еще можно оправдать тем, что на ее сознание оказали влияние, то, что она позволила своему спутнику напасть на Мариэль… И не вернулась даже тогда, когда ее подруга оказалась похороненной под снегом. Это вызывало бесконечную злобу. Малвель внезапно почувствовал острую потребность с размаху впечатать кулак в кору ближайшего дерева и закричать. Но не успел он и замахнуться, как заметил, что Мариэль остановилась.
— Что случилось?
— Надо найти Муйзди. — Кратко пояснила она, вглядываясь в склоны гор.
— Зачем?
— Хочу попробовать вернуть путеводный гранит. Он еще понадобится мне, чтобы найти Лафитлин.
— Ты все-таки намерена ее разыскать? — На мгновение в груди Малвеля зажегся огонек радости. То ли от того, что Мариэль еще не до конца потеряла надежду на сохранение дружбы с Лафитлин. То ли от того, что с путеводным камнем он сможет взглянуть в глаза той, кто предала их.
— Не сама. — Отозвалась Мариэль. — Отдам камень Эдоласу. Я считаю, он имеет право знать где и с кем его жена.
— Резонно. А Фаолин знает где ты и с кем? — Малвель не знал почему задал этот вопрос.
— Мы разговаривали с ним утром. — На удивление спокойно ответила Мариэль. — Я никогда не оставлю его в неведении.
Щемящее чувство, которое он старался в себе подавить вспыхнуло, словно желая напомнить о себе. Как бы Малвель ни хотел назвать его по другому, это была ревность. Смотреть с какой любовью Мариэль говорит о Фаолине, с какой строгостью не позволяет кому либо усомниться в их верности друг другу, было не приятно.
Пока эльф старался совладать с нахлынувшими эмоциями, Мариэль моментально переключилась на дело и громко позвала сатира.
Никто не ответил.
Мариэль позвала снова — громче.
И в этот раз ответом ей была тишина.
Посланница Солнца хотела уже крикнуть еще громче, но Малвель остановил ее, опасаясь схода лавины.
— По всей вероятности хранитель покинул свой пост. Как думаешь? — Сказал он, придержав Мариэль за локоть.
— Я конечно думала, что именно путеводный гранит она выбрала не просто так. Однако рассчитывала, что она не покинет дом так скоро.
— Видно, не так уж она любит это место.
Задумавшись, Мариэль оглядела склоны гор, усыпанные белым снегом. У нее и самой уже на плечах и капюшоне образовалась снежная шапка. Но ей было не до этого. Факт того, что все идет не так, и любое дело за которое она бы ни взялась оборачивается чуть ли не катастрофой, выводил ее из себя. Пришлось приложить все свои усилия, что бы сдержаться. От гнева и отчаяния она чуть ли не тряслась крупной дрожью. Задержав дыхание на несколько минут, она подняла взор к горным вершинам, а потом глубоко вдохнула, чувствуя, как морозный горный воздух подавляет пожар злости внутри нее. От еще нескольких глубоких вдохов в горле запершило и подступил кашель. Но Мариэль сдержала и его.
Убедившись в том, что в состоянии трезво мыслить и резонно действовать, она зашагала дальше. Ей до дрожи в коленках не хотелось раскисать перед Малвелем. Ей казалось, что именно упадок духом он и ожидает сейчас от нее, и за это ей было ужасно стыдно.
Малвель же молча последовал за ней. Он понимал, что любое сказанное им слово может вывести ее из того шаткого равновесия, в котором находился и он сам. Он вел под уздцы своего коня и старался не думать о том, что им придется провести весь путь до Малата пешком. Он знал, что предложи он Мариэль ехать верхом, она воспримет это, как оскорбление, ровно как и если он сам поедет верхом, а она будет пешей.
Двоих его конь долго не выдержит. Это был старый скакун не самой выносливой породы. Живя в Эфелоне, Малвель даже не задумывался о том, что ему нужен свой хороший конь. Он ведь и представить не мог, что ему понадобится куда-то уезжать. Отец как-то давно предлагал ему приручить пегаса или хотя бы ахатлинса — скакуна благородной эльфийкой породы, дикие табуны которой пасутся в полях ахатлин неподалеку от Эфелона. Но Малвель упирался, ссылаясь на то, что предпочитает передвигаться на своих ногах. Как же сейчас он жалел, что не последовал совету отца.