Покровитель
Шрифт:
– Таймер взрывчатки остановился. Машина времени не была уничтожена. Она действует, и они могут прийти за нами. И… они все еще могут выиграть войну.
У Лауры снова разболелась голова. Она коснулась пальцами висков.
– Но подожди. Гитлер не может создать ядерную бомбу и выиграть вторую мировую войну, иначе мы бы не жили в том мире, где это случилось. Тебе не нужно беспокоиться. Несмотря на полученные знания, им, по всей видимости, не удалось создать ядерное оружие.
– Нет, – сказал он.– Они потерпели некоторую неудачу, но мы не можем допустить, что они будут терпеть неудачи дальше. Тем людям в институте, в Берлине в 1944 году, прошлое неподвластно, как я уже сказал. Они не могут путешествовать в прошлое
– Да, – сказал Крис.– Парадокс. Лаура сказала:
– Послушай, я не прожила свои тридцать четыре года в мире, в котором правят Адольф Гитлер и его наследники, значит, несмотря ни на что, Гитлеру не удалась его затея.
Выражение лица Стефана стало печальным.
– Если бы машина времени была изобретена в 1989 году, то прошлое, о котором ты говоришь, – вторая мировая война и все остальные последующие события, – были бы неизменны. Их нельзя было бы изменить потому, что природа запрещает путешествия в прошлое, и снова возникли бы парадоксы. Но машина времени была изобретена не сейчас. Путешественники во времени из института, из Берлина 1944 года, могут изменить свое будущее, и хотя этим самым они изменят ваше прошлое, законы природы не остановят их. В этом самый большой парадокс, который природа, кажется, упустила из виду.
– Ты хочешь сказать, что они все еще создают ядерное оружие там, получив информацию из 1985 года, – сказала Лаура, – и могут выиграть войну?
– Да. Если только институт не будет уничтожен.
– И что тогда? Вокруг нас все неожиданно изменится, и мы будем жить при нацизме?
– Да. И ты даже не узнаешь, что произойдет, потому что ты будешь не тем человеком, каким являешься сейчас. Твоего теперешнего прошлого никогда не будет. Ты проживешь другое прошлое и никогда не вспомнишь того, что случилось с тобой в этой жизни, потому что этой жизни никогда не будет существовать. Ты будешь думать, что мир всегда был таким, что никогда не существовало мира, в котором Гитлер потерпел поражение.
То, что он говорил, ужасало ее, потому что мир казался еще более хрупким, чем она всегда думала. Мир под ее ногами неожиданно стал казаться нереальным, этаким миром снов; он мог раствориться без предупреждения и ввергнуть ее в большую и мрачную пустоту.
С растущим ужасом она сказала:
– Если они изменят мир, в котором я выросла, я могу никогда не встретиться с Дании и никогда не выйти замуж.
– Значит, я могу вообще не родиться, – сказал Крис.
Она взяла Криса за руку не для того, чтобы заверить его, но для того, чтобы заверить себя в его твердости духа.
– Я могу сама не родиться. Все, что я видела, хорошее и плохое, что было в мире с 1944 года… все это исчезнет, и новая реальность займет это место.
– Новая и худшая реальность, – сказал Стефан, в конец измученный усилиями, которые ему пришлось приложить, чтобы объяснить все то, что было в ставке, на которую шла игра.
– В этом новом мире я могу никогда не написать своих книг.
– Или, если ты их напишешь, – сказал Стефан, – они могут отличаться от тех, которые ты написала, это будут книги, написанные человеком, живущим под деспотическим правительством, под железным кулаком нацистской цензуры.
– Если эти ребята из 1944 года сделают атомную бомбу, – сказал Крис, – мы все можем превратиться в пыль.
– Не очень литературно, но все может быть именно так, – согласился Стефан Кригер.– Мы можем исчезнуть бесследно, как будто нас вовсе не существовало.
– Мы должны остановить их, – сказал Крис.
– Если бы мы могли, – согласился Стефан.– Но сначала нам нужно выжить в этой реальности, что может оказаться не так легко.
Стефану
Она коротко рассказала ему о перестрелке у дома Бренкшоу, которую он пережил в коматозном состоянии.
– Если эти убийцы появляются из прошлого, а не из будущего, откуда они знают, где нас искать? Как они узнали в 1944 году, что мы будем у доктора Бренкшоу через сорок пять лет?
– Чтобы найти вас, – сказал Стефан, – они сделали два путешествия. Сначала они отправились чуть дальше, на пару дней, возможно, в надвигающийся уик-энд, чтобы посмотреть, не показались ли вы где-нибудь к тому времени. Если вы не показались – как, очевидно, и было, – то они стали просматривать публичные записи. Например, газетные заметки. Они прочитали о перестрелке в вашем доме прошлой ночью, и о том, что вы привезли раненого человека в дом доктора Бренкшоу в Сан-Бернардино. Тогда они просто вернулись в 1944 год и предприняли второе путешествие – на этот раз в сегодняшнее утро одиннадцатого января к дому доктора Бренкшоу.
– Они так и скачут вокруг нас, – сказал Крис Лауре.– Сначала они прыгают в недалекое будущее, чтобы обнаружить место, где мы появимся, потом они выбирают самое подходящее место для засады. Это похоже на то… что если мы были ковбоями, а индейцы были физиками.
– Кто был Кокошка? – хотел знать Крис.– Кто был человек, который убил моего папу?
– Начальник службы безопасности института, – сказал Стефан.– Он считал себя далеким родственником Оскара Кокошки, известного австрийского художника-экспрессиониста, но я сомневаюсь, что это правда, потому что наш Кокошка не имеет никаких намеков на склонность к искусству. Штандартенфюрер – то есть полковник Генрих Кокошка был квалифицированным убийцей гестапо.
– Гестапо, – Крис был поражен новостью.– Секретная полиция?
– Государственная полиция, – сказал Стефан.– Ее существование было широко известно, но деятельность была секретной. Когда он появился на горной дороге в 1988 году, я был удивлен не меньше вашего. Тогда не было молнии. Должно быть, он появился далеко от нас, в пятнадцати или двадцати милях, в другой окрестности Сан-Бернардино, поэтому молнию невозможно было заметить. Молния, сопутствующая путешествиям во времени, была в действительности явлением, ограниченным в пространстве, – как объяснил Стефан.– После того как Кокошка появился на моей дороге, я думал, что вернусь в институт, где все мои коллеги уже будут знать о моем предательстве, но когда я появился там, никто не обратил на меня особого внимания. Я был ошеломлен. После того как я убил Псиловски и остальных и готовился к своему последнему путешествию в будущее, в лабораторию ворвался Генрих Кокошка и ранил меня. Он не был мертв! Он не остался мертвым на этой дороге в 1988 году. Потом я понял, что Кокошка, очевидно, только сейчас узнал о моем предательстве, когда обнаружил убитых мною ученых. Он отправился в 1988 год и попытался убить меня – и всех вас. Это значит, что машина времени осталась невредимой и моя попытка уничтожить ее потерпела провал. По крайней мере, в этот раз.
– Господи, это вызывает невероятную головную боль, – сказала Лаура.
Однако Крис, казалось, не испытывал никаких трудностей в понимании запутанного клубка событий, связанных с путешествиями во времени. Он сказал:
– Значит, после того, как ты направился в наш дом прошлой ночью, Кокошка отправился в 1988 год и убил моего папу. Господи! Значит, ты убил Кокошку через 43 года после того, как он ранил тебя в лаборатории… хотя ты убил его раньше, чем он ранил тебя. Наверное, это звучит для тебя дико, мама? Но разве это не здорово?