Покрывало ночи

Раткевич Сергей

– Не дело для Великого Короля говорить таким образом с могущественным союзником! – прогремел голос.

Кроме гнева, в голосе звенели удивление и досада. Надо же такое! Ведь все этому тупому солдафону растолковал, на пальцах, можно сказать, разъяснил, разжевал, в рот положил, в глотку пропихнул – а он не желает, видите ли! Он все это проглоченное – обратно, сволочь!

– А я и не говорю с союзником! – ответно зарычал Эруэлл. – Я говорю с мерзавцем! И лучше быть никем, чем королем, которого ты показал мне! Убирайся! Пошел вон!

– Что ж, я хотел

купить тебя красиво. Как дорогую танцовщицу, – зло усмехнулся голос. – Ты сам отказался. Возможно, ты слишком умен, чтобы согласиться, а быть может, наоборот, слишком глуп. Остается взять тебя как портовую девку – грубо и решительно, а потом отказаться платить.

– Вот теперь ты говоришь то, что думаешь, – сказал Эруэлл. – Я все ждал, когда это случится. Зачем только бесплотному портовые девки?

– Смеешься? – прошипел голос. – Я покажу тебе первого, кого нужно убить. Посмеешь отказаться – умрешь, не просыпаясь!

Перед Эруэллом замаячило лицо Линарда.

– Он верит тебе, – поведал голос. – И охотно выпьет из твоих рук кубок вина. Вот этот.

Пустота сбоку от Эруэлла заворочалась. В ней образовался проем – вроде как дверь открылась. В пустоте стояло нечто, обернутое в ничто, и сизая мгла густела вокруг его вкрадчивых движений. Нечто, подобное руке, протянуло Эруэллу кубок.

Восхитительный, сияющий кубок. Он так и притягивал взор.

– Это не яд, – сообщил голос. – И твой наставник не умрет от него.

– Что же это? – спросил Эруэлл.

– Это не яд, – повторил голос. – Это лучше яда. Это вино вызывает жажду самоубийства.

– Ага. И, значит, меня никто не заподозрит, – сухо уточнил Эруэлл.

– Никто, – пообещал голос.

– И я смогу и дальше пользоваться подобным оружием? – спросил Эруэлл.

– Сколько угодно! Хоть бочку дадим! – обрадовался голос. – Ты согласен?!

– Давай свое вино, – сказал Эруэлл таким безликим голосом, что даже самый последний полудурок из рода людей заподозрил бы неладное. Увы, посланец Великой Голорской Империи был магом.

– Держи, – рука вытянулась еще дальше, а Эруэлл внезапно ощутил свое тело и смог взять протянутый кубок.

Взял.

Приладился.

Выдохнул.

И с размаху выплеснул его в то, что было лицом существа.

Икающий и захлебывающийся вопль показал, что удар достиг цели. Эруэлл запустил кубком в содрогающуюся пустоту и шагнул назад. Он двигался, жил, сражался… обретенное тело пьянило сильнее любого вина.

Он долго еще не сможет смотреть на вино. Разве что на пиво.

– Счастливого самоубийства! – бросил Эруэлл в содрогающуюся пустоту. – Вот иди и сам зарежься! Руки об тебя марать противно.

Проем в пустоте съеживался, словно скручивающаяся на огне бумага.

– Противоядия, господин! Умоляю! – донесся до Эруэлла полный ужаса вопль из проема. Видно, неведомый маг пытался умолить своего хозяина подарить ему жизнь. Однако не справившихся с заданием редко милуют. Опытное ухо разведчика уловило глухой удар и тихий стон. Не умолил.

После чего съеживающийся проем разлетелся

в клочья. То, что шагнуло внутрь, казалось, состояло из одного только движения. Чудовищный вихрь катил на Эруэлла. Само время словно бы замерло, а пространство стало бесконечным. Но, конечно, это было не так. Совсем не так. Просто…

Чудовищный вихрь катил на Эруэлла.

– Умри! – ревело из глубин вихря. – Сдохни!

Эруэлл почувствовал себя песчинкой, пытающейся противостоять буре. Маленькой жалкой песчинкой. Песчинкой, которая настолько мала, что ее, собственно, и нет вовсе. Но он был не просто песчинкой. Хотя об этом было трудно, так трудно вспомнить. Невозможно вспомнить. Но он вспомнил. Вспомнил – потому что должен был вспомнить. Он был не просто песчинкой. Он был Верховным Королем, и за его спиной был Оннер – еще не воскресшая древняя страна… Он был Королем. А Король не может быть просто песчинкой – особенно когда за его спиной целая страна. Страна, которая еще не родилась… а без него и не родится никогда…

Эруэлл поднял руку, чтоб заслониться… и проснулся.

Захлебнулся и смолк чудовищный, пожирающий пространство вой. Эруэлл поднял руку и проснулся. Рука продолжила движение, выбивая тускло сверкнувший кинжал. Пальцы другой руки впились в горло напавшего, разрывая плоть, ломая хрящи. Эруэлл не успел увернуться от хлынувшей крови.

«Отстирывай теперь!»

– Однако они хорошо подготовились, – пробормотал он, сбрасывая на пол тело убийцы и оглядываясь по сторонам.

Никого.

Что ж, спасибо и на том.

Взять меч. Утереть кровь с лица. Слушать.

Никого.

Еще слушать.

Опять никого.

Эруэлл скатился на пол. Тенью скользнул к двери. Открыл.

Никого.

Только часовой в конце коридора.

– Винк?! – возмущенно воскликнул он.

– Что, командир? – мигом отозвался тот, и тут же, охнув, подскочил к королю. – Что это с вами?

– Ты, никак, на посту дрыхнешь? – не отвечая, сердито проговорил Эруэлл. – У меня в комнате грохот, черт-те что творится, а ты…

– Грохот?! – потрясенно проговорил Винк. – Какой грохот, командир?

– Загляни внутрь, – ядовито предложил Эруэлл.

Вернувшийся Винк Соленые Пятки виновато развел руками.

– Не было грохота, командир, – потерянно промолвил он. – Правда… не было!

Эруэлл посмотрел в глаза своего разведчика – и тот не отвел взгляд.

Люди, столько пережившие вместе, не лгут друг другу. А значит, не было грохота. Не было. Если Винк говорит, что была тишина, значит, так оно и есть. Потому что если не поверить в это, тогда нужно верить очевидному. Потому что грохот был. Не могло не быть грохота. Ладно, пусть не грохота, но шум обязательно должен был быть. Когда два человека сражаются не на жизнь, а на смерть. Когда на пол падает кинжал, звеня острием. Когда громко булькает умирающий, а его длинное тело с шумом падает на пол. Всегда есть шум. То, что для обычного человека шум, для разведчика грохот несусветный. А Винк – разведчик. Один из лучших.