Покушение на шедевр
Шрифт:
— Позвольте мне напомнить уважаемым членам жюри, милорд, — голос Пью был чрезвычайно ровным и размеренным, — что четвертое октября — это день примерно накануне убийства Кристофера Монтегю. — Он чуть помедлил. — А через три дня после шестого ноября был убит Томас Дженкинс.
Пью сделал паузу и отпил из стакана.
— И последний вопрос, мистер Мортон. Пожалуйста, не забудьте, что вы находитесь под присягой. Скажите, вы абсолютно уверены в том, что дама, которую вы опознали в зале суда, и ваша клиентка, которая дважды приходила к вам в магазин в указанные дни и приобрела там два отрезка фортепианной струны, — это одно и то же лицо?
Сэмюэл Мортон ответил без колебаний.
— Абсолютно, — сказал он.
— Больше вопросов нет. — Пью уселся на свое место.
— Мистер Мортон, — сэр Руфус поднялся вместо него, — вы можете охарактеризовать себя как преуспевающего торговца музыкальными инструментами?
— Пожалуй, наши дела идут неплохо, сэр. — Мортон говорил веско, с сознанием собственного достоинства. — Моя семья никогда ни в чем не нуждалась, если вы меня понимаете.
— Да-да, мистер Мортон, конечно. — Сэр Руфус даже умудрился выдавить из себя улыбку, что до сих пор удавалось ему крайне редко. — Так сколько же человек вы обслуживаете у себя в магазине ежедневно, мистер Мортон? Если уж ваши дела идут так хорошо?
— Бывает по-разному, сэр. Больше всего народу приходит к нам в конце августа и сентябре, когда родители отдают своих детей учиться в музыкальные классы. Ну, и под Рождество, когда люди дарят друг другу инструменты. В среднем у нас бывает, наверное, по тридцать — сорок человек в день, сэр.
Пью что-то быстро нацарапал на бумажке. Потом передал ее Пауэрскорту, сидевшему в следующем ряду.
— Таким образом, за неделю, — продолжал сэр Руфус, — вы обслуживаете в среднем около двухсот пятидесяти человек?
— Точнее, от двухсот до двухсот пятидесяти, сэр.
— Отлично, — сказал сэр Руфус. — Значит, за десять недель, прошедшие со дня первого предполагаемого визита миссис Бакли в ваш магазин до настоящего времени, вы должны были обслужить от двух тысяч до двух тысяч пятисот человек, мистер Мортон. Это так?
— Да, сэр, — откликнулся Мортон.
— Я убежден, мистер Мортон, что ни один продавец на свете, как бы хорошо он ни знал свое дело, не в силах запомнить в лицо всех клиентов, которых он обслужил за такой промежуток времени. Особенно если их количество составляет от двух тысяч до двух тысяч пятисот человек. Разве я не прав?
Пауэрскорт передал записку Джонни Фицджеральду, сидевшему около него.
— Простите меня, сэр, но мне кажется, не совсем.
Сэр Руфус слегка приподнял брови в знак удивления.
— Видите ли, сэр, — продолжал Мортон, — почти всех своих клиентов я знаю в лицо. Некоторые из них ходят ко мне в магазин уже много лет. Мы всегда стараемся, чтобы они чувствовали себя желанными гостями, — надеюсь, вы меня понимаете, сэр. Девять из каждых десяти, а может, и больше — мои добрые знакомые. А многих из тех, с кем я не знаком лично, я иногда вижу в городе, или в церкви, или в школе, среди родителей.
Джонни Фицджеральд вернул записку Пауэрскорту. Тот передал ее леди Люси, сидящей с другой стороны от него.
— Тем не менее, мистер Мортон, я не понимаю, как вы могли запомнить эту леди при таком количестве посетителей и с учетом того, что с момента ее предполагаемого визита прошло столь значительное время.
— Я объясню, сэр, — сказал Мортон так, словно это была самая очевидная вещь на свете. Пауэрскорт кинул быстрый взгляд на присяжных. Сэмюэл Мортон принадлежал к их миру. Он был одним из них. Возможно, они тоже держали свои магазины и знали в лицо всех своих постоянных клиентов. — В Ричмонде редко появляются незнакомцы. Наш городок — это не Вест-Энд, где чуть ли не каждого посетителя продавцы видят впервые в жизни. Новые люди, вроде этой дамы, заглядывают к нам не чаще, чем один-два раза в год. Это ведь дама из высшего света. Я не говорю, что с нашими добрыми ричмондцами что-нибудь не в порядке, сэр, но они другие. А в этой даме чувствовался класс, если вы меня понимаете.
Пауэрскорт снова перечитал записку. «Пока дела складываются благоприятно. Если я сейчас же верну миссис Бакли на свидетельское место, все закончится уже до перерыва. Если будем ждать, она может прийти в себя и даже привести с собой какого-нибудь чертова адвоката. Да или нет? ЧОП».
Пауэрскорт видел, что оба — и Джонни, и леди Люси, — приписали внизу «да». Он добавил от себя то же словечко и возвратил записку Пью.
— Понимаю, мистер Мортон, — продолжал сэр Руфус. — Но я должен еще раз повторить свой вопрос. Уверены ли вы на сто процентов — и помните, что от вашего ответа зависит жизнь человека, — так вот, можете ли вы утверждать без всякой тени сомнения, что леди, находящаяся в зале, — именно та, что приходила к вам в магазин долгих два с половиной месяца назад?
Но Мортона трудно было сбить с толку. Во всяком случае, сэру Руфусу это не удалось.
— Я уверен, сэр, — сказал он, глядя на жюри. — Если бы не был уверен, то, наверное, и не опознал бы ее, правда?
На лицах присяжных появились улыбки. Уильям Маккензи сиял от удовольствия. Хорас Бакли выглядел расстроенным. Старший инспектор Уилсон просматривал свои записи. Букмекер на местах для прессы менял ставки. После первого выступления сэра Руфуса он принимал деньги из расчета два к одному в пользу обвинительного приговора. Он опасался, что много потерял на этом. Теперь он предлагал коллегам ставить на обвинительный приговор из расчета один к одному. Но желающих не находилось. Репортерам не нравились такие условия.
Чарлз Огастес Пью поднялся на ноги и потребовал снова вызвать на свидетельское место миссис Бакли. Он сделал очередной щедрый глоток из стакана. Джонни Фицджеральд смотрел на этот сосуд с подозрением. Он быстро нацарапал записку и отдал ее Пауэрскорту. «У нашего друга в стакане вовсе не вода. Посмотри на ее цвет. Он подмешал туда джину или чего-то вроде того. Счастливчик!»
— Миссис Бакли, — так начал Пью свой самый необычный вопрос к свидетельнице, слегка трепещущей под его взглядом, — мне известно, что вы занимаетесь стрельбой из лука и много путешествуете, упражняясь в этом виде спорта. Можете ли вы подтвердить, что благодаря этому увлечению у вас очень сильные руки, что они гораздо сильнее, чем у среднего человека — такого, например, как Кристофер Монтегю?