Покушение
Шрифт:
Константин легонько массировал спину Молли. Она мурлыкала, как сытая кошка. Однако движения лейтенанта становились все более механическими, и это отравляло Молли удовольствие. Постепенно и мысли лейтенанта, ранее находившиеся в диком смятении, притуплялись. Этому в немалой степени способствовал Герберт, который рекомендовал Константину все новые и новые марки коньяка, заверив, что те, какие ему понравятся, будут в скором времени доставлены.
— Пора стать реалистом, Константин! — продолжал наставлять лейтенанта Герберт. — Речь идет о
— Можно массировать и посильнее, — промурлыкала Молли, но Константин лишь пробурчал заплетающимся языком:
— У меня особый метод…
— Сейчас мы защищаем свою шкуру, старина! Враги хотят нас уничтожить — это сказал фюрер!
У Константина не было сил отвечать. Он видел, как Герберт, слегка покачиваясь, поднялся и прижал к массивному туловищу руки, словно взял на изготовку автомат.
— Расстреляю! — глухо рычал он. — Всех расстреляю, кто стоит на пути нашего фюрера!
— Я хочу искупаться еще раз, — промурлыкала Молли и, шатаясь, направилась в ванную. — Кто намылит мне спину?
Герберт откупорил бутылку и попытался спровадить Константина к Молли в ванную, предварительно предложив ему «продегустировать» двенадцатую марку коньяка. На этот раз речь шла о редкой марке «Жуве-Резерв». Константин влил в себя целый стакан коньяку и с затуманенным сознанием, на ватных ногах пошел к ванной. Здесь он для начала назвал Молли Элизабет и попытался было ее намылить, но на это у него уже не хватило сил. Он сел на край ванны, потом медленно соскользнул на пол.
На зов Молли приплелся Герберт. Он посмотрел на лежащего у ванны лейтенанта и коротко бросил:
— Ему нужна женщина!
— Но та, которую зовут Элизабет, — уточнила Молли.
— Он ее получит, не будь я его другом, — заявил авторитетно Герберт. — Я поговорю с ней по душам. Что она о себе думает? Кого ждет?
— Вы сделали все, что могли! — убежденно произнес генерал-полковник Людвиг Бек.
— Это не все, на что я способен, — возразил полковник фон Штауффенберг. — Я не сдаюсь!
После неудачного покушения 16 июля Штауффенберга пригласили к Беку. Приглашение было равносильно приказу.
В кабинете генерал-полковника они сидели друг против друга, а книги, расставленные вдоль стен, окружали их, словно крепостные валы.
— Отмена плана «Валькирия», — сказал Бек, — могла повсеместно привести к сомнительным результатам, поскольку предусмотренные планом мероприятия нельзя было своевременно приостановить на всей территории рейха.
— Я тоже недоволен планом, — сознался Штауффенберг. — Его необходимо срочно улучшить. Ольбрихт и Мерц фон Квирнгейм уже работают над этим. Высказал свои соображения и капитан Бракведе. Ему, например, не понравились тексты воззваний, и они в ближайшие дни будут соответствующим образом переработаны.
— Может быть, следует отодвинуть срок акции? — внезапно предложил Бек. —
— Каждый новый вариант акции требует основательной подготовки, что влечет за собой кардинальные изменения нашего плана и отодвигает сроки все далее и далее. Между тем не сегодня завтра могут арестовать Гёрделера, гестапо замучит Лебера, а нужные люди, утратив мужество, отойдут от нас.
— Да, война — не источник вдохновения даже для людей, которые решили сопротивляться до конца, — все еще не сдавался Бек.
— Имеется единственная возможность! — Клаус фон Штауффенберг встал. Три пальца его левой руки легли на мундир в том месте, где билось сердце. Казалось, таким образом он пытался облегчить боль. — Меня упрекают, что я надавал слишком много обещаний и до сих пор ничего не сделал. Гиммлер грозит наложить лапу на таких людей, как Бек и Гёрделер. Бракведе показывал мне сообщение английского информационного агентства Рейтер, в котором указано, что в германском генеральном штабе есть офицер, намеревающийся убить Гитлера. Все это вынуждает нас действовать как можно скорее.
— А если я прикажу вам отказаться от акции?
— Пожалуйста, не делайте этого!
Людвиг Бек долго молчал и наконец сказал:
— Я приказываю вам посоветоваться с вашими ближайшими друзьями и передать им мои соображения. Если они все-таки будут настаивать на вашем решении, тогда — с богом!
— Совершенно случайно проходил мимо, я в этом районе по делам службы, и подумал: а почему бы мне не зайти к нашему милейшему лейтенанту? — воскликнул игриво штурмбанфюрер Майер.
Казалось, он заполнил собой жилье лейтенанта фон Бракведе в авиашколе в Бернау. Наконец штурмбанфюрер присел на походную койку и принялся с интересом разглядывать примитивную обстановку комнаты, похожей на одиночку с удобствами.
— Когда вы в последний раз видели своего брата? — дружески спросил он.
— Вчера, но он был очень занят, и мы едва перебросились с ним парой слов, — ответил Константин и почти с огорчением добавил: — Может, это и к лучшему.
— Понимаю, — посочувствовал лейтенанту Майер. — Ваш братец — человек незаурядный, с ним нелегко, поэтому вам необходимо составить о нем собственное мнение.
— С какой целью? — спросил Константин с недоверием. — Он делает, что хочет.
Голос штурмбанфюрера стал предельно нежным, в то время как лицо казалось застывшей маской.
— Я действительно люблю вашего брата Фрица, поверьте мне. Но как раз это-то и наполняет меня беспокойством, поскольку иногда он слишком много себе позволяет.
— Иногда и у меня его действия вызывают тревогу, — признался, не подумав, Константин. — Я люблю безгранично моего брата, но я же не его опекун.
Штурмбанфюрер кивнул и вытащил из-за обшлага мундира записку. На небольшом листке бумаги была начерчена схема продолговатого помещения с широким столом. Посередине была изображена буква «Н», а под нею — крест.