Полчаса до весны
Шрифт:
Он говорил твердо и уверено, и Кветка снова успокоилась, уплыла, пытаясь объединить себя теперешнюю и себя прошлую. Кто из них двоих более настоящий?
Ворота заскрипели и затряслись, когда охранник отпирал калитку, а потом замер на секунду и кулем осел на землю, с глухим звуком стукнувшись об утоптанную землю головой.
Кветка наклонилась, когда реакцией на происшествие нахлынула слабость, и уставилась в лицо человека застывшим взглядом. Что… что кварт с ним сделал? Не мог же он его убить? Или уже мог?
–
Алехо потянул её за собой, а почувствовав секундное сопротивление, нетерпеливо подхватил на руки и вынес на улицу. Так и шёл несколько минут вдоль забора, пока не подкатила машина и не распахнулась гостеприимно дверца, открытая изнутри.
Заднее сидение оказалось довольно объемным: мягкие кожаные кресла, высокие спинки, хотя снаружи машина выглядела невзрачно.
– Вези в какую-нибудь гостиницу попроще. Вещи взял? – обратился Алехо к водителю.
– Да, на заднем сидение.
– Закрой нас.
Между задним и передним сиденьем тут же поднялась серая непрозрачная перегородка. Машина мягко тронулась. Кварт нащупал под сидениями черный пакет, заглянул в него и отложил в сторону. Нашел второй, заглянул и протянул Кветке.
– Переодевайся.
Кветка непослушными пальцами приняла пакет. Алехо уже расстегивал спецовку.
– Все снимай, белье тоже. Нас могут отслеживать, лучше подстраховаться. Старое в пакет.
Он снял рубашку и потянулся к брюкам. Кветка зажмурилась и отвернулась. Сердце колотилось, слишком уж неожиданным оказалось вторжение в жизнь пугливой, субтильной Зары крепкого полуголого мужского тела. Так и приступ схлопотать недолго.
Несколько минут, пока раздавались шорохи и хруст одежды и сиденье прогибалось под движениями кварта, Кветка сидела, прямая как спица и судорожно сжимала пакет. Вскоре шорохи смолкли.
– Кветка…
Она резко обернулась. Алехо, в новом тонком свитере и джинсах смотрел тепло и серьезно. Теперь от Басалыка ничего не осталось, он просто взял и исчез, канул в лету.
– Почему ты не переодеваешься?
Никаких вменяемых объяснений в голову не лезло. Кто его знает, почему. По сути, дело не в стыде, прежде он не просто видел её голой, а даже куда больше. Щеки тут же предательски запылали.
– Ладно, я отвернусь, - сказал кварт, безуспешно пытаясь скрыть улыбку и отвернулся к дверце. Однако затемненное стекло прекрасно отражало все происходящее в салоне, поэтому там моментально отразились его блестящие глаза.
Впрочем, Кветка вспомнила, сколько раз за последнее время раздевалась в присутствии врачей или соседок по комнате. Душевая и туалеты на фабрике были общими. Так что если представить, что ты в медицинском кабинете, все не так страшно, поэтому она отложила пакет в сторону и потянулась к пуговицам платья. Расстегнула их и потянула платье вниз, а оно как обычно застряло в локтях, потому что рукава
Она принялась дергать рукава, на которые наползли те же самые рукава, но только выше, однако материя не поддавалась. Всегда так, но сейчас сил бороться не было, руки опускались.
– Давай помогу.
Алехо развернулся и демонстративно опустив глаза, чтобы якобы не пялиться, обхватил материю и осторожно стянул вниз. Когда Кветка, наконец, вытряхнула руки и осталась в одном белье, Алехо как сидел, так и замер. Его глаза потускнели, а улыбка пропала, совсем, впервые с того момента, когда к ним вернулись воспоминания.
Кветка проследила за его взглядом – следы от уколов на локтевых сгибах и правда выглядели неприятно.
– Это витамины.
Кварт молчал, склонив голову и только покачивался, когда тряслась машина.
– Правда… Мне иногда делают укол снотворного, когда не могу заснуть, но в основном это витамины. Я не вру.
Алехо молча и резко наклонился вперед, словно падая, уткнулся лицом в Кветкину шею, её саму сгребая, судорожно сжимая, так сильно, что кое-где даже захрустели суставы.
– Что они с тобой делали? – через силу спросил он.
– Да нет, правда, ничего страшного. Больше разговаривали. У меня был личный врач…. Только сейчас подумала, а ведь это странно – ни у кого не было, а у меня был.
– И от какой болезни он тебя лечил?
Кветка попыталась пожать плечами, но в таком положении не особо получилось.
– Не знаю. Он говорил, что я одна и никому не могу верить. Что я должна быть одна, чтобы научится рассчитывать только на себя. Что все, кто за стенами, рассчитывают только на себя.
– Ты поэтому от меня бегала?
– Когда? – в голове так смешалось, что Кветка не смогла разделить времена, до и после, и понять, о чём он.
– На фабрике. Я к тебе пытался пару раз подойти, думал, когда тебя видел, ты что-то странное, что-то необычное. Единственная девушка, которая не раздражает, не будит во мне злость. А ты улепетывала так, что пятки сверкали.
– Мне сказали, мужчины могут меня обидеть, - с горечью прошептала Кветка. – Сказали, я с ними не справлюсь, физически они сильней. Что когда-то они меня обидели. И как не поверить, когда я ничего не помню? Когда я знаю только то, что рассказал доктор?
– Никак. Ты молодец, мой лисий цвет. Ты нас спасла.
Кветка вздрогнула. Лисий цвет на фабричном жаргоне - самый дорогой для человека предмет, ради которого можно обмануть, украсть и даже убить. Если её и мучили сомнения, что он думает о ней и их совместной жизни теперь, после того как очнулся среди фабричных рабочих, а из воспоминаний только несколько месяцев бесконечного вкалывания на работе, то сейчас они испарились быстрее быстрого.
Значит, всё в порядке. Кветка вздохнула, неожиданно успокоившись. Всё позади.