Полдень XXI век, 2010, № 10
Шрифт:
— Портрет Шварценеггера перед театром? — улыбаясь, переспросил Кирилл. — Ты уверен?
— Ну хорошо — пусть будет Памела Андерсон в кабине истребителя Су-27. Тоже не фигово, — ухмыльнулся Влад. — Я серьезно, Кирилл. Где-то у нас в городе уже чего-то организовывают. Рейд по всем больницам, баням, профилакториям и оздоровительным комплексам мы организовать физически не в состоянии! Да и юридически тоже…
— Разумовский сказал, что все лечебно-профилактические учреждения в ближайшее время подвергнут повторному лицензированию. В положении несколько хитрых пунктов будет… Может, чего и выплывет, — пожал плечами Кирилл.
— Долго, — Влад поморщился, — долго!
Он оттолкнулся от кушетки.
— Я-то на сей раз чем могу тебе помочь? Как говорится, не в моей компетенции, — развел руками Кирилл. Влад, уже направившийся к выходу, остановился напротив стола.
— Видел я твою компетенцию, — сказал он, чуть прищурив глаза, — маньяк.
Кирилл снисходительно
— Не маньяк, а профессионал! Действовал по ситуации. Но я, кстати, думал, что ты там уже без сознания, потому как говорила у меня за спиной только Мариванна.
— Нет, Кирилл, я слышал. Кстати, если кого и будет несложно подсадить на синтез — так это психологов «Рубикона».
— Влад, ты слишком много об этом думаешь. Приходи в конце дня, я с тобой поработаю, — серьезно предложил Кирилл.
— Ты с собой поработай, — огрызнулся Немцов, поправляя сползшую с больного плеча куртку, — на Надю с Мартой посмотри. Сколько им лет — ни семьи, ни детей. А у тебя? Когда ты последний раз был в отпуске?
— Уйдешь, блин, тут в отпуск! И кстати, у Игоря Залесского и семья, и дети есть, если уж тебя это так волнует, — парировал Кирилл.
— Игорь женился еще до того, как в «Рубикон» перешел! Он не в счет, — перебил Влад. — У вас постоянно, изо дня в день сознательно блокируются все три канала поступления информации об окружающем мире. Если бы вас этому так хорошо не научили, вы все уже сами подсели бы, — Влад выставил вперед ладонь, как бы предупреждая ответ Гольцова, уже набравшего полные легкие воздуха. — Да знаю я, что ты скажешь, Кирилл! Ключевое, мол, здесь слово «сознательно», профессиональная подготовка, соблюдение инструкций в работе с приманками и все такое… Но как только найдется тот, кто покажет вам мир во всей красе, да так, что не заблокироваться, вы за ним косяком пойдете.
— Нет, не может быть. Надо еще на нас как-то выйти и уговорить попробовать… — растерянно пробормотал Кирилл.
— А что, тех, кого мы вытаскиваем, не уговорили? — спросил Влад. — Или они все дураки как на подбор, телята безголовые?
— Слушай, Влад, — решительно сказал Кирилл, — у меня пять минут до клиента, иди к своему начальству или к Разумовскому! Даже если ты прав, чего ты меня здесь грузишь? Никто не знает, что будет… Некоторое время назад и проблемы-то такой не существовало, равно как и нашего «Рубикона»!
— Разумовскому от оперативников нужен только адрес «центра синтеза» и желательно — сразу с планом ликвидации, — жестко сказал Влад. — Пока, Кирилл.
И он вышел за дверь.
На полчаса застряв в пробке по дороге домой, Кирилл размышлял об истинных масштабах проблемы. Имена клиентов не разглашались. И сам Кирилл, и его коллеги были связаны соответствующими подписками. Общее количество зависимых знал только Разумовский. Отдел индивидуальной коррекции работал по принципу: «спас клиента — занимайся им до победного конца». То есть вывел его на дежурстве из передоза, дождался, пока наркологи скорректировали физиологию, — бейся, пока человек не перестанет бредить любимыми «футболочками с бабочками», как в случае с Таисией. Такие случаи, к счастью, встречались все-таки не часто. Только Марта умудрилась как-то на дежурстве набрать сразу пять человек за сутки. При том, что на одного клиента иногда мог уйти целый рабочий день. Клиенты в момент выведения из передоза переключались на конкретного специалиста: на его внешний вид, тембр голоса, манеру разговора. Кроме того, только психолог, который работал с ними в пиковый момент, помнил все нюансы выхода, все крючки, цепляясь за которые человек возвращался к реальности. И только он мог использовать их в полной мере в дальнейшем. Так что помогать коллегам было не только очень непросто, но еще и опасно для неустойчивой психики клиента. Но кроме отдела индивидуальной коррекции, на который сваливались самые сложные случаи, были и другие. Даже подразделение прикрытия, которое совершенно официально занимало второй этаж «Рубикона» и работало как обычный психологический центр, куда мог обратиться любой желающий, специализировалось на различных видах зависимости. А статистика посещений каждый вечер ложилась на стол начальнику оперативного отдела. «Сколько у нас оперативников? — задумался Кирилл. — Сколько всего патрулей в городе?» Это были вопросы без ответа. Кирилл знал только тех оперативников, которые работали с психологами его отдела: Влад, Олег Порубов, еще несколько человек, которые обеспечивали им безопасность и условия работы на выезде. Как работает «Рубикон» в целом — кроме его руководителей, никто не знал.
Сзади отчаянно засигналили. Кирилл вздрогнул и дернул машину вперед, к узкой горловине выезда с моста, за которым пробка постепенно рассасывалась. Еще через полчаса он уже был дома. За спиной щелкнул замок входной двери. Кирилл критически осмотрел свое холостяцкое жилище. Строгостью обстановки двухкомнатная квартира напоминала гостиничный номер. Правда, в дорогой гостинице. Пейзаж несколько оживляли валявшиеся в беспорядке мелочи вроде мятых журналов по психологии, раскиданной домашней одежды и брошенного на кровати ноутбука. Гольцов огляделся, не переодеваясь, прошел на кухню и сварил себе пельмени. Он так устал за сегодняшний день, что даже в кафе не завернул. Через некоторое время настроение слегка улучшилось, и Кирилл, сыто урча, полез в ванну, наслаждаясь охватившим его влажным теплом.
«Ощущения, — подумал он, — как ни крути, а сам-то я все-таки больше кинестетик, чем визуал. Вот интересно… можно подмешать что-нибудь в воду бассейна в какой-нибудь частной баньке? Если вся поверхность кожи задействована… Тьфу!» Кирилл выругался вслух, быстро сполоснулся и пулей вылетел из ванны, яростно растираясь полотенцем. Он потряс головой и пожалел, что не держит в доме спиртного. Журналы по психологии полетели на пол. Ноутбук чуть помедленней, но все же последовал за ними и был задвинут под кровать. Гольцов взял пульт телевизора, улегся, подоткнув под шею подушку, и бессмысленно уставился в экран. Выступление члена Государственной думы в новостях на Первом канале напоминало плохо сделанный учебный фильм по манипулятивным технологиям. Видеоряд рекламного блока на НТВ выглядел как топорно сработанный крючок для визуала. По «Культуре» транслировали малоизвестную оперу Прокофьева в современной обработке. Кирилл инстинктивно оглянулся в поисках аудиозаглушки и выключил звук. Спокойный вечер после трудового дня минута за минутой проходил мимо сознания, не вызывая в нем никакого отклика, кроме раздражения.
«Но как только найдется тот, кто покажет вам мир во всей красе, да так, что не заблокироваться, вы за ним косяком пойдете», — Немцов как будто повторил эту фразу у самого уха.
— Твою мать, — тихо сказал Кирилл, перевернулся со спины на живот, накрыл голову подушкой и зажмурился, — черт бы тебя побрал, Влад!
«Сжечь костюм… — кажется, это он тоже сказал вслух. — Немедленно!» Гольцов рывком сел на постели, отшвырнув в сторону подушку, вскочил и бросился к шкафу. В костюмах он недостатка не испытывал. За исключением тех случаев, когда клиент оказывался кем-то вроде хиппи, это была основная его форма одежды. Но на случай экзотики у Кирилла на работе был припасен целый маскарадный арсенал. Темно-серый костюм-двойка, в котором Кирилл ходил в театр, притаился в самом дальнем углу шкафа-купе и хищно поблескивал оттуда пуговицами. Представив, какая будет вонь, если он действительно сожжет его в квартире, Кирилл отказался от первоначального плана. Порылся в ящиках в гостиной, достал ножницы, сбегал на кухню и приволок оттуда пару прекрасных немецких ножей. Снова метнулся в спальню, схватил в охапку пиджак и брюки, которые обреченно повисли у него в руках, выволок костюм в гостиную и бросил посередине комнаты на пол. Он уселся рядом, по-турецки скрестив ноги, разложил инструменты по порядку — ножницы, нож для мяса, хлеборез, — глубоко вздохнул и приступил к уничтожению одежды. Легче стало только после того, как Кирилл полностью расправился с брюками, располосовав их в лапшу. Он бросил нож, вытер пот со лба и огляделся. Затем передернул плечами, уже слегка сопротивляясь порыву, взял ножницы и с мясом отстриг с пиджака пару пуговиц, бросил все это в кучу испорченной дорогой ткани и глубоко вздохнул. В голове — пустота. Такая, что в ушах звенит. Болели большой и указательный пальцы правой руки. На них багровыми кольцами отпечатался след от ножниц. Ножницы были канцелярскими, а не портняжными, и Кирилл с ними здорово намучился. Он встал, стряхнул с себя нитки и мелкие клочки испорченной одежды, постоял немного и отправился на кухню за мусорными пакетами. Еще некоторое время, матерясь, запихивал в мешок последствия своей борьбы со стрессом вместе с инструментом: ножницы пришли в полную негодность. Перед тем как утолкать пиджак в полиэтиленовый мешок, пришедший в себя Кирилл начал обшаривать его на предмет сохранившихся чеков и визиток и во внутреннем кармане нащупал клочок бумаги. Он извлек находку и развернул. На выдернутом из пружинного блокнота бумажном листе Гольцов прочитал короткое послание, изумившее его до предела: «Кирилл, вы великолепны! Позвоните мне, есть интересное предложение. Лариса». Чуть ниже — крупно написан номер сотового телефона.
— М-мнэ-э… — вслух произнес Кирилл, сложил и снова развернул листок. Буквы и цифры никуда не делись. Гольцов двумя пальцами взял листок за уголок, положил на середину письменного стола и вернулся к уборке. Он вынес мусор, пропылесосил ковер, еще раз сходил в душ и с удовольствием отметил, что теплая вода — это просто теплая вода. И никаких сверхощущений она не приносит и приносить не может, кроме нормального чувства чистоты и свежести. Если бы на столе к моменту выхода из ванной еще и не оказалось этой неизвестно как попавшей в карман записки, он был бы совершенно счастлив. Но проклятый клочок бумаги, сложившись по сгибу пополам, лежал на своем месте. Там он и остался. «Может, вспомню, — подумал Кирилл, — если нет — позвоню». С этими мыслями он ушел в спальню, залез под одеяло и тут же уснул.