Полдень, XXI век (февраль 2011)
Шрифт:
– Прости, – повторял я шепотом, делая свое дело, – это вышло совсем нечаянно. Только не нужно говорить глупостей, и все будет хорошо. Мы с тобой одни, – продолжал я, – и никто в целом мире нам не поможет. Только ты и я – больше никого нет. Если ты не будешь меня слушаться, если перестанешь мне помогать – я умру. А когда умру я, то вскоре умрешь и ты – это неизбежно. Понимаешь? – спросил я, сжав ее подбородок и принуждая смотреть мне в глаза. – Слышишь, что я говорю?
Она свела глаза, пытаясь рассмотреть раздувшийся
– У тебя совсем мозги набекрень! – я выпустил лицо Юрико из ладони, и она тут же подвинулась ко мне вплотную, запуская руку ко мне в штаны еще глубже. – Ты понимаешь, что нам нельзя этим заниматься? Совсем нельзя! Личинки могут разлететься с кровотоком по всему организму: в сердце, в легкие…
– Плевать, – пробормотала она сквозь зубы. – Хочешь, ударь меня еще пару раз – мне понравилось. Оказывается, это совсем не больно, когда тебя бьют – будто холодной водой в лицо плеснули!
Глаза Юрико прикрыла не до конца – сквозь ресницы просвечивали белки. Из ноздрей у нее торчала вата, и от этого она говорила, часто прерываясь и втягивая ртом воздух. Разумом я не хотел ее нисколько, но мужское естество против воли отозвалось на нетерпеливые движения ее руки. Даже если она сошла с ума, подумал я, что я теряю? Скорее всего, мы действительно умрем здесь оба, так не должен ли я удовлетворить ее маленькую прихоть? Даже приговоренные к смерти, говорят, имеют право на исполнение последнего желания…
Я толкнул Юрико от себя, и она с готовностью повалилась на спину, потащив меня за собой.
У нас ничего не вышло. Не прошло и нескольких секунд, как ее руки, лихорадочно гладившие мою поясницу, вдруг замерли.
– Стой, – сказала она.
– Что? – я качнулся еще дважды, но Юрико так напряглась, что продолжать уже не смог. – Что случилось?
– На спине, – ответила она.
Перед глазами медленно рассеивался красноватый туман, и когда до меня дошло сказанное ею, то преисполненное еще мгновение назад полнотой и силой, выскользнуло наружу жалким обмылком.
– Не может быть, – сказал я, привставая.
– Точно. Прямо под пальцем!
Она держала его плотно прижатым где-то рядом с позвоночником. Заведя руку за спину, я попытался нащупать то, что уже нашла она, и никак не мог – кожа натягивалась, мышцы напрягались, и подозрительная находка исчезала.
– Пошли в ванную, к зеркалу, – приказал я.
Там мне пришлось убедиться, что Юрико права – под кожей, но довольно глубоко, с трудом прощупывался червь примерно полутора сунов длиною. В каком направлении он движется и движется ли вообще – понять было невозможно. Но зато стало ясно, почему меня с самого утра беспокоила поясница.
В несколько минут я приготовил все необходимое:
– Слушай, – я примерился скальпелем, зажатым в правой руке, – оказывается, это жутко трудно, глядя-то в зеркало…
– Почему? – спросила она, не отводя глаз от поблескивающего в электрическом свете стального жала.
– Да вот, – хмыкнул я, – «лево» с «право» вдруг начал путать… Я хорошо прицелился?
Юрико наклонилась, всмотрелась в чернильную линию, нарисованную на коже, поправила мою руку.
– Вот так.
Я закусил губу, прижал лезвие к пояснице, сильно надавил и протянул его на два пальца к остистым отросткам. Плавной лаковой струйкой побежала кровь. Больно почти не было, лишь вспотели подмышки и выступила испарина на лбу.
– Промокни, что стоишь! – шепотом рявкнул я. – Я ж не вижу ничего!
Юрико засуетилась, схватила бинт, начала отматывать, уронила его на пол, подняла, обдула, оторвала длинный кусок. Я стоял и ждал с заведенной за спину рукой, сжимающей скальпель.
– Ой, что это из тебя вылезло? – испугалась Юрико, оторвав от разошедшейся раны испачканный кровью ком марли.
– Жир, – ответил я. – Думаешь, человеческая шкура сразу к мясу крепится?
Разрез вышел кривоватый, но довольно глубокий. Судя по тому, что вытекающая кровь не пульсировала – повреждена была одна из тонких подкожных вен. Если не копаться с удалением червя слишком уж долго, кровопотеря должна составить не больше чашечки для сакэ.
– Подай «москит», – попросил я, сунув Юрико скальпель. За прошедшую неделю она выучила названия инструментов.
– Держи.
Я вывернул руку еще сильней и завел острый кончик зажима в рану. Вот это было по-настоящему неприятно – ковыряться внутри самого себя железкой. Тем более что я почти сразу понял – толку от этого не будет. Глядя в зеркало, держа «москит» за спиной, весь перекрутившись, я абсолютно потерял чувство сопротивления мягких тканей инструменту, а без этого нащупать в подкожной клетчатке проволочника было невозможно.
– Нет, – сдался я через несколько секунд, – ничего не выйдет…
Юрико, присев на корточки, продолжала держать все более намокающий бинт под раной, ловя сочащуюся кровь.
– Слышишь? – повысил я голос. – Ничего не выйдет!
– И как быть? – подняла она голову.
За то время, что я занимался собственной проблемой, из памяти полностью вылетело недавно произошедшее, и ее раздутый ватными затычками нос, ее гнусавый голос и приоткрытый рот неприятно меня поразили.