Полдень, XXI век (май 2011)
Шрифт:
А вы, двое безымянных хулиганов, что избили меня в парке и сняли часы – подарок отца. Вы что, думали уйти от возмездия? Нет, дорогие мои, не выйдет! Я ведь не милиция, которая вас не нашла, да, впрочем, и не искала, я сама судьба, неотвратимый рок! Встаньте рядом, к тем троим подонкам. Вы друг друга стоите…
Что, Олечка, испугалась? А помнишь, как ты тогда, много лет назад… Ты бросила меня и еще унизила перед группой! Я всерьез хотел уйти из техникума. И даже покончить с собой. А ты смеялась и целовала Серегу при всех, демонстративно. Ты хотела меня морально уничтожить. Радуйся. Тебе это удалось. Я так и не женился и всю жизнь сторонился женщин.
Тяжелей всего было поставить ствол. Он вполне справился бы с ролью заводской трубы. Почти тридцать метров. Пришлось строить два подъемных крана. На установку ствола ушел год. Целый ГОД каторжного труда, слышите вы, сволочи! Целый год!
Что, Иван Никанорыч, попались? Вы преподавали «Технологию лесопользования»! Сколько раз ходил к вам сдавать зачет студент Котиков? Не помните? А Котиков помнит! Шесть раз! Шесть! За что вы так меня невзлюбили, я до сих пор не знаю. Но весь курс потешался. Мама как-то вскользь упомянула вас, как нехорошего человека, из чего можно было понять, что вы с ней были знакомы в молодости… так что марш на площадку! Никаких отговорок! Что? Да ни вы, ни ваша долбаная «технология» никому не нужны. В лесу берут согласно жадности, а не технологии. Все под корень. Хуже оккупантов. И ни копейки на восстановление. Зачем?
Теперь только ветошь и масло. Перила, части затвора, штурвальчики точной наводки. Они отполированы до зеркального состояния. Когда я протираю ствол, то испытываю почти сексуальное наслаждение. Такая громадина! Блестящие нарезки внутри. Сначала конусные, потом цилиндрические… А как легко поднимается!
Механизмы заряжания. Для снаряда и отдельно для заряда. С отличным бездымным порохом, что легко вытолкнет из ствола семитонный снаряд. Он пролетит, воя, как сам дьявол, сорок километров и взорвется в центре площадки, неся вам смерть, а мне справедливость.
А-а-а-а, прапорщик Грищенко! Знаете, как вас звали ваши солдаты? Дрищенко! Ха-ха! Ну, без вас эта компания говнюков просто не смотрится! Милости просим! Как вы меня в армии, а? Круто воспитывали! Через день – на ремень, через день – на ремень, чуть что – на ремень! А ведь в уставе русским по белому написано: нельзя назначать в караул в качестве наказания. Но вы-то умнее устава. Как вы себя величали? «Царь, бог и отец родной»? Ну, насчет отца родного не знаю… Сколько бессонных ночей! Сколько пустых, зряшных мучений, только чтобы ты, урод, потешился своей безграничной властью над беззащитной пацанвой! Чтоб ты сдох, Дрищенко! Кру-гом! На площадку! Стрррроевым! Шагом! Марш!!! Ножку тянуть! Выше! Еще! Еще!!!
Ах, какая механика! Какая баллистика! Немецкая точность. Техническая красота. Тогда, в войну, ты, моя любовь, не оправдала надежд создателей. Потому что Германия творила зло. А для этого полно пушек поменьше. Такая красавица идеально подходит лишь для творения ДОБРА! А что есть добро? Добро есть уничтожение зла. Зло должно быть уничтожено мгновенно и гарантированно. Никаких следов. Никаких оторванных голов и конечностей. И не дай, Бог, раненых. И никакой длительной, затяжной борьбы, что лишь рождает новые сомнения и вопросы, где зло, где добро… Секунда и – только следы копоти на развороченной глине.
Ну, что? Все собрались? Ах, да, я же забыл своего начальника!
Смотрите вверх. На носу снаряда, на самом ударнике взрывателя, я нарисовал черный крест. Имею я право после таких трудов на маленькую шалость? Смотрите. Этот крест я положил на вас. Я вас похерил!
Вот теперь все в сборе. Оп-па, звонит будильник! Стойте тут, мне пора вставать на работу. Подумайте пока о добре и зле. Я вернусь вечером.
…мерзкая погода. Целый день на участке. Количество короедов, вроде, уменьшается.
Здравствуй, моя красавица! Снаряд уже в стволе? И заряд тоже? Ты сама зарядила? Чтоб не терять времени? Ах, ты, моя умница!
Ну, что, уроды, осознали? Что? Последнее желание? Хм, вообще-то, положено. Но учтите, у меня нет ни стаканчика вина, ни сигары, ни этого… жаркого из бычьих хвостов. Или что там давали королям перед гильотиной… Так что не просите.
Что, Юрий Леонидович? Вас-то за что? Как это за что? Вы же начальник! А начальник всегда виноват перед подчиненными. Во всем.
Премии? Да, я получал. И квартальные тоже. Так у нас маленькие оклады, сами знаете. Ну, и служебную машину. Так положено, сами знаете. Единственный новый «уазик» на все лесничество? Хм, верно… И квартиру в городе получил. Да, без вас бы…
За что конкретно? Так это… ну… вот, к примеру… а, это мелочь. И еще, помните? Правда, за это не убивают. Да и я, честно говоря, тогда схалтурил. Вы были правы.
Знаете что, Юрий Леонидович? Идите-ка вы с площадки. Уходите. В свою постельку, к жене. С вами я погорячился. Извините.
Иван Никанорыч! Что? Что ты сказал, старый дурак?! Моя мать? Почему ее нет на площадке? Ты в своем уме? Она же МАТЬ! Она святая! А Ольга, причем тут Ольга! И какое ваше дело…
Не верю ушам своим. Моя мать сделала с вами то же, что Олька со мной? Унизила и бросила? Бросила и унизила? Вы не врете? Впрочем, здесь не врут. А откуда вы знаете, что Олька сделала со мной? Ах, ну, конечно, весь техникум знал…
Уходите, Иван Никанорыч! Вон отсюда! Олька, что стоишь! Тоже уходи. Не имею я морального права вас карать. Идите вы в задницу со своими технологиями и женскими штучками! Быстро!
Грищенко! Да ладно, давай без «разрешите обратиться». Говори уже. Что я буду делать после выстрела? А тебе-то что за печаль? Тебя-то уже не будет! Ну, память… от нее никуда не деться. Может, я буду счастлив. Совесть? Тебе ли, прапорщик, говорить о совести? Конечно, такая работа. Собачья. Такова система. В любой системе надо быть человеком. Надо сострадать, а не издеваться. Что ты смеешься? Я тебе ничего не сделаю? Еще как сделаю! Осталось только нажать на рычажок, и огромный снаряд… Как? Ты давно погиб? На учениях? Вот те раз. Танк ночью раздавил палатку. И все восемь человек… Что же ты мне мозги пудришь столько времени! Кругом! Шагом марш в свою могилу! Да не надо строевым. Не греми костями.