Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 7

Мун Алексей

Восьмимиллиметровые патроны выглядели живыми, но, пролежав семьдесят лет, доверия не внушали. Синица всем сердцем надеялся, что хоть половина из них не даст осечки, и доисторическая мухобойка все же сложит кабана метров с пятидесяти.

Испытывать винтовку без ложемента Синица не спешил. Вообще, у него крепла мысль, что старушка, выражаясь языком лагерным, так и осталась целкой, невзирая на свой преклонный возраст и три минувшие войны. От такого оружия можно было ожидать чего угодно. Воображение рисовало разорванную в руках коробку или затвор, влетающий в лоб. Но все эти опасения разом отошли на второй план, когда ближайшей же ночью на заимку пожаловал незваный гость.

Спал Синица чутко. А тут вообще в таежной глуши тишина густая. Иной раз так на уши придавит, что срочно требуется

или кашлянуть, или промурлыкать чего под нос. Короче, когда снаружи захрустел снег, Синица чуть не наделал в штаны. Принесла нелегкая. Шатается вокруг, не уходит. Не человек. Люди не тянут так шумно воздух носом, не скребутся в стенку и не взрыкивают. Синица догадался, кто там снаружи. Но от этого легче не стало.

Откуда он взялся — черт его знает, зимой медведи спят. Синица, когда только отыскал заимку, подивился устройству входной двери. Снаружи та закрывалась на чепок, видать, от пронырливого зверья да чтобы в отсутствие хозяина ветром не гоняло. А вот изнутри дом берег толстенный засов. Теперь стало ясно — от кого. Только когда шатун, звериным чутьем своим почуяв добычу, заскреб в дверь, засов этот уже не казался таким толстым. Затрещал косяк, заскрипели выдираемые скобы. Синица раздумывал недолго, кое-как намотав рукав телогрейки на ладонь, шмальнул прямо через двухдюймовые доски. В руку пребольно ударило отдача, избушку наполнили едкие пороховые клубы. Синица постоял, прислушиваясь, и заключив, что зверь убежал, решился показаться наружу. И чуть не пачканул порты второй раз кряду, узрев шатуна, черной бесформенной грудой лежащего прямо у порога.

Когда рассвело, Синица переосмыслил происшедшее. Стальная пуля со свинцовым сердечником пробила насквозь дверь, медведя, сосну напротив и продолжила полет в неизвестном направлении. Другими глазами Синица посмотрел на прицельную планку, где красовалась цифра: две тысячи шестьсот. Конечно, в виду вряд ли имелись метры. Но даже для шагов было очень нефигово. Забитая рука болела, по ладони расплылся синяк. Пожалуй, мухобойкой можно было не то что опрокинуть сильно бронированного кабана, но и сбить низко пролетающий самолет. Машинка действительно работала, дед не обманул.

Вопрос стал за малым, за деревянной ложей с прикладом. Сосна на это дело не годилась — мягкая. Береза и осина тоже не фонтан, не шлифуются в силу волокнистой структуры. Лучше нет материала, чем орех или бук, но таковые в данных широтах не произрастают ввиду суровых климатических обстоятельств. Дуб — хороший вариант. Но и дубами окрестности не изобиловали.

Заготовку Синица ошкурил и оставил сушиться у печки. Благо заблудший медведь предложил себя в качестве решения продовольственного вопроса в ближайшей перспективе. Синица варил шурпу в казанке с какими-то кореньями и травами, пучки которых тесно висели под крышей — спасибо прежним хозяевам. Получалось даже вкусно. Тушу Синица разделал на фрагменты и приладил под фронтоном на морозе, прикрыв от мелких пичуг мешковиной. Потроха снес подальше в лес, дабы не приваживать волков. Но самым ценным приобретением оказалась медвежья шкура. Завернувшись в жесткий бурый мех, Синица мог забыть про стужу. Правда пованивала шуба прежним владельцем, но обстоятельство это по сравнению с блаженным теплом — сущий пустяк. Замороженных находили, умерших от запаха — нет. Синица заткнул тряпьем щели, прочистил печную вытяжку, натаскал звенящего от сухости смолья, и в избушке образовался Ташкент.

Ложу Синица выстругивал со всей любовью и старанием. Щурясь на свет, снимал невесомую прозрачную стружку, поминутно поправляя лезвие на камне. Точно под размер выбрал прямоточный паз, провертел дыры для креплений, отполировал приклад суконным отрезом. В заключение, пустив в расход единственный свечной огарок, натер ложемент горячим воском и прошелся грубой тканью еще раз. Такое дерево не оцарапает щеку и не боится влаги. Конструкция получилась тяжелая, громоздкая, но в руках сидела удобно и работу свою знала на раз. Пожертвовав десяток патронов на пристрелку, Синица уверенно вышибал с полcта шагов пятак и брался нанести невосполнимый урон любому живому существу, включая недобро настроенного человека.

Впрочем, последних он опасался не очень. Заимка столь удачно затерялась

в тайге, что, не зная точных ориентиров, не отыскать ее вовек. О лесной избушке шепнул в лагере один зек. Должен он был Синице сильно, отблагодарил, чем мог. Есть, говорил, недалеко от шахтерского поселка Ферапонтова заимка. Самому ему бывать там не доводилось, но рассказ он слышал якобы от человека надежного, который трепать попусту не станет. От поселка на восход стоят три горы. Их надо миновать и дальше двигаться так, чтобы когда ни оглянулся, все время видел вершину ближней меж первых двух. Так пока не выйдешь к реке. После надо переправиться на другую сторону и подниматься вверх до красного камня, островерхого куска гранита. Очень важно, напутствовал товарищ, повторять все изгибы русла, ибо если протопаешь мимо — все, ау, поминай как звали. У камня опять переправиться назад и идти дальше против течения. Увидишь заимку. Решишь срезать — сгинешь. Кругом топи, дебри и никаких ориентиров.

Речку Росомаху едва Синица отыскал. Замело все, поди разбери где что, та же поваль на воде, те же завалы. После еще долго раздумывал, в какую сторону течет она. Снег разрыл до льда, а что толку, сквозь лед не видно. Голову сломал, пока не смекнул прибрежные кусты разгрести. На них мусор, трава сухая, что половодьем нанесло, сразу видно откуда. Зашагал Синица прямо по руслу, а после, мудреным правилом пренебрегая, выбрался на левый берег, потому как показался тот удобнее. Речка узкая, ручей — не речка. Камень-то он, поди, всегда увидит… И тут как жаром Синицу обдало, несмотря на мороз. Ветвилась Россомаха. Ветвилась на многие рукава. Вернулся он назад по следам, благо ума хватило, и уж дальше двинулся, как положено, берегом правым.

Избушка стояла от реки метрах в пятидесяти посреди небольшой поляны. И поляна эта образовалась по ходу дела, вследствие постройки самой избушки. К дому примыкал сарайчик с одностворнои воротиной, из снега кое-где торчали жерди, выдавая остатки загона для скотины. Видать, тут когда-то такая водилась. У самой воды чернело еще одно полуразрушенное строеньице неизвестного назначения и свойства, с виду похожее на баню или коптильню. Синица вначале хотел разобрать на дрова, потом раздумал. Вот и вся заимка.

Ну, а если так разобраться, все для жизни есть, большего и не надо. В лесу зверья полно, петли можно ставить, силки, на зайца, на кабана, на косулю. Когда и рыбкой, наверное, удастся побаловаться. А там до лета дотянуть, грибы пойдут, ягода. В тайге главное — сложа руки не сидеть, и с голоду не помрешь, прокормишься.

…От лагеря до поселка километров сорок. По ниточке узкоколейки таскаются паровозики — «кукушки», меняющие руду и лес на харчи и новых постояльцев. Зимой пути заметает, и единственным сообщением с внешним миром остается тракторная волокуша, приходящая раз в неделю. Правда еще при условии, что не зачахнет старенький движок, не перемерзнет в трубках солярка и выйдет из алкогольной комы дизелист. Так что вместо недели транспорт можно было прождать и все две. Это бесконечно много, когда каждый оставшийся до звонка день отмечаешь засечкой на нарах. Выцарапываешь на брусе, рискуя загнать занозу под ноготь, едва прозвучит команда «отбой» и скиснет тусклая лампочка под потолком. Синица оттянул семь полных лет. Должен был десять, но трешник ему скостили. За добросовестную работу и перевыполнение нормы. Наверное, если сложить все его зарубки в длину, получится путь аккурат от барака до двойных внешних ворот. Синица проделал его с отстукивающим каждый шаг сердцем и ощущая затылком чужие взгляды, тоскливые, завистливые, злые. Ни одной лишней минуты не пробудет он здесь, не подарит этому месту больше ни капли своей жизни.

По накатанной санями дороге шагалось легко. Синица взял хороший темп, стремясь покрыть засветло большую часть пути. Ночного леса он не боялся. Ни зверья, ни мороза, заставляющего сухо постреливать стволы. От холода рецепт простой — не останавливаться, замерз — бежать. Пока не начнешь дохать, пока жар не прошибет. На десять часов хода у него сил хватит, главное с пути не сбиться. А что касается хищников… Он выжил среди таких зверей, по сравнению с которыми матерые волки покажутся слюнявыми щенками. Прорвется, не впервой.