Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Шрифт:
Делоне: В МГУ на геофаке, об устройстве в экспедицию в Норильск, так как для этого не требовалась постоянная московская прописка. Мне уже дали направление.
Калистратова: Вас не привлекала специальность, которую вам мог дать Новосибирский университет. А какая специальность вас привлекает?
Делоне: Я пишу стихи. Меня привлекает творческая работа. Я все время работал над стихами. В Новосибирске я писал статьи и участвовал в литературных
Калистратова: Была ли как-либо отмечена ваша литературная работа?
Делоне: Я получил вторую премию на конкурсе Новосибирского клуба «Под интегралом» и Советского райкома комсомола к 50-летию Октября.
Калистратова: Ваши стихи печатались где-нибудь?
Делоне: Нет, они лежат в разных редакциях и пока еще не печатались.
Адвокат Поздеев: Вы давно знаете Бабицкого?
Делоне: Нет, до 25 августа я с ним не встречался.
Адвокат Монахов: Вы подтверждаете показания других подсудимых, что никто из вас не сходил с тротуара?
Делоне: Да, я подтверждаю, что никто не сходил.
Монахов: Можете ли вы припомнить, не разбили ли там кому-нибудь очки?
Делоне: Нет, не помню.
Богораз: Хочу спросить подсудимого Делоне – знал ли он конкретно, что именно мы будем принимать участие в демонстрации?
Делоне: Нет, не знал.
Богораз: А когда вы пришли на площадь, вы поняли, что мы собираемся протестовать?
Делоне: Да, понял, увидев и услышав вас и других.
Богораз: А 21 августа вы догадывались о моих намерениях протестовать против ввода войск?
Делоне: Конкретного разговора не было, но, зная вас достаточно… (Смех в зале.)
Прокурор (обращаясь к Богораз): Вы говорите, что уже 21-го выражали свое отношение. Как же вы могли знать, ведь в печати было сообщено 22-го?
Богораз: Я хорошо помню: и по радио и в печати сообщалось 21-го о вводе войск в Чехословакию. Я этот день хорошо помню. В этот день мы все виделись на процессе моего друга Анатолия Марченко.
Прокурор: Сообщение было опубликовано 22 августа.
Богораз: Нет, 21-го.
Прокурор: Нет, 22-го.
Судья:
Допрос подсудимого Дремлюги Владимира Александровича
Дремлюга: К сожалению, мне приходится говорить последним. Ничего нового я добавить не могу к тому, что здесь уже говорили. Мне придется останавливаться только на мотивах моих действий. Я решил принять участие в демонстрации уже давно, еще в начале августа. От своего знакомого, военнослужащего танковой части, я узнал, что его часть еще в мае перешла границу Чехословакии, вступила в город Кошице и была там больше месяца. Я решил тогда же, что, если в Чехословакию введут советские войска, буду протестовать.
Судья: Подсудимый, это все понятно. Вы заранее решили, а теперь расскажите, как вы осуществляли свое решение.
Дремлюга: 21 августа я узнал про ввод советских войск из газет. Не по радио, советское радио я не слушаю. Поэтому я пошел на площадь. По сговору или без сговора, это к делу не относится, этого не нужно для статьи 190. Я написал двусторонний лозунг, написал его сам. С одной стороны: «Свободу Дубчеку!», а с другой: «Долой оккупантов!»
Как все было, здесь уже рассказывали. Свидетель Долгов из воинской части 1164 ударил Литвинова два раза сумкой и ногой по ноге, ругался. Литвинов продолжал сидеть. Стоявший с Долговым рядом кричал Литвинову: «Давно я за тобой охочусь, жидовская морда»; и еще крикнул: «У, …» Дальше следовало то слово на «с» из четырех букв, которое вы здесь не разрешаете произносить, и далее «антисоветчики!».
Судья: Подсудимый, я делаю вам замечание и прошу подбирать фразы, которые можно употреблять в зале суда.
Дремлюга: По дороге в отделение милиции я открыл окно машины и, пока нас везли, все время кричал: «Свободу Дубчеку!» Я повторил это раз пять – десять.
Прокурор: Кого вы знаете из подсудимых и как давно?
Дремлюга: Я знаю всех подсудимых, и всех недавно, порядка трех-четырех месяцев. В Москве я поселился недавно, раньше жил в Ленинграде. Прописали меня только 27 марта, после четырехмесячной волокиты.
Прокурор: На каком основании вас прописали?
Дремлюга: Я женился, прописался у жены.
Прокурор: Итак, вы недавно знаете подсудимых. Какие у вас с ними отношения?
Дремлюга: Знаю три-четыре месяца. Со всеми прекрасные отношения.
Прокурор: Бывали ли вы у них дома?
Дремлюга: Да, иногда.