Поле бесчестья
Шрифт:
Сименгаард издал низкое рычание, но прежде чем он успел что-то сказать, зазвучал резкий голос Леметр.
– Я полагаю, адмирал Юргенс затронул весьма важный аспект происходящего, – сказала она, сурово глядя на Сименгаарда. – В этой связи я обязана указать, что выбор Правительством капитана Харрингтон для протаскивания и проталкивания более чем сомнительных решений меня тревожит. Весьма тревожит. Совершенно очевидно, что по своей натуре эта особа вспыльчива, злопамятна и мстительна, причем не только в тех случаях, когда дело касается лично лорда Юнга. Вряд ли стоит напоминать вам, что на Ельцине она оскорбила действием посла Короны и в той же системе совершила попытку убийства. Ее самонадеянность,
Соня вздрогнула и подняла было руку, но тут же опустила ее, предоставив Леметр изрыгать накопившуюся злобу.
– Эта женщина представляет собой угрозу. И мне нет дела до того, кто мог поддержать ее действия при Ханкоке! Никто, капитан Сименгаард, – никто! – не может поставить себя выше закона. Поэтому я как член военного трибунала требую от Главного военного прокурора провести тщательное расследование ее поведения, имея в виду наличие в нем несомненных признаков мятежа, выразившегося в наглой узурпации полномочий.
– Я поддержу это обращение! – рявкнул Юргенс.
Сименгаард и Кьюзак одновременно вскочили с мест.
Белая Гавань обмяк в кресле, ужасаясь тому, к каким чудовищным последствиям привела его оговорка. Забыв о субординации и приличиях, четыре офицера поливали друг друга бранью, и лишь Соня Хэмпхилл молча морщилась, наблюдая, во что превратилось судебное заседание.
Помотав головой, как собравший последние силы боец, граф встал и изо всех сил грохнул по столу обоими стиснутыми кулаками.
– Молчать!
Его рев потряс совещательную комнату: противники оторопело уставились на председательствующего. Неприкрытая ярость на его лице поразила их до такой степени, что они лишились дара речи.
– Сядьте! – прорычал он, тяжело опираясь о полированную столешницу и обводя членов суда грозным взглядом.
Они замешкались.
– Ну! – рявкнул граф, и этот окрик вогнал их в кресла, точно взрывной волной.
– Настоятельно требую, чтобы все вы внимательно выслушали мои слова, – произнес он с вернувшимся к нему ледяным спокойствием. – Это в ваших интересах, поскольку повторять я не намерен. Предупреждаю: если кто-то из вас независимо от мнения, которого придерживается по существу дела, вновь допустит столь непозволительное поведение, я как председательствующий добьюсь обвинения этого офицера перед судом чести. Надеюсь, всем ясно?
Ответом послужило молчание. Вздохнув, он тяжело опустился в кресло.
– Это военный трибунал. Сколь ни различны наши взгляды, мы должны вести себя как старшие офицеры Флота Ее Величества, а не как банда малолетних хулиганов. Если вы не в состоянии осуществлять обмен мнениями, соблюдая элементарные правила вежливости, я введу в действие официальные парламентские процедурные нормы и займусь каждым из вас в отдельности.
Кьюзак и Сименгаард выглядели смущенно и пристыжено, а Леметр – напуганно и угрюмо. Лишь Юргенс встретил сердитый взгляд графа с вызовом.
– Со всем приличествующим почтением, адмирал Александер, – сказал он, прилагая усилия, чтобы заставить голос звучать спокойно, – должен сообщить, что, по моему мнению, продолжение дискуссии не имеет смысла. В данном составе трибунал вердикта не вынесет. Как бы ни хотели того некоторые из присутствующих, добиться осуждения лорда Юнга им не удастся. По моему мнению, у вас как у председательствующего есть лишь один выход.
– Вот как, адмирал Юргенс? И в чем же он заключается?
– Вам следует объявить о неспособности суда вынести вердикт и рекомендовать снять все выдвинутые обвинения.
– Снять? –
– Вот именно, – подтвердил он, не скрывая торжества. – Как вы сами объяснили нам, адмирал, политическая ситуация сложилась критическая. Решение о созыве суда в новом составе лишь усугубит кризис. Как председатель вы уполномочены вносить любые рекомендации, но окончательное решение будет приниматься на самом высоком уровне, и я сильно сомневаюсь в том, что герцог Кромарти поблагодарит Адмиралтейство за продолжение этого дела. В данных обстоятельствах предложение отказаться от обвинения является наиболее конструктивным и представляет собой прекрасную лазейку для Правительства. Изящный способ добиться того, чтобы и герцог, и оппозиция оставили этот пункт разногласий позади и попытались договориться по вопросу о войне.
Звучавшее в голосе Юргенса злобное удовлетворение заставило Хэмиша до боли сжать зубы. Этот человек сбросил маску, ибо приблизился к достижению цели, к которой стремился с самого начала.
– Минуточку, адмирал Александер!
Голос адмирала Кьюзак дрожал от усилий, потребовавшихся ей, чтобы не сорваться. Она обратилась к Юргенсу:
– Адмирал, вы знакомы со свидетельскими показаниями и не хуже всех остальных в этой комнате понимаете, что Павел Юнг ударился в панику. Ударившись в панику, он пустился в бегство. Пустившись в бегство, он подставил своих товарищей – воинов королевы – под вражеский огонь, унесший десятки, а может быть, и сотни жизней. Вам это прекрасно известно. Забудьте о леди Харрингтон, хороша она или плоха. Забудьте о букве закона и о степени «понимания» им ситуации. Он нарушил присягу и предал своих товарищей, и они знают, что он сделал это, а данному суду поручено не просто определить его вину или невиновность. Жонглирование юридическими терминами и буквоедство, возможно, и уместны в гражданском судопроизводстве, но здесь военный трибунал. Суд, который призван стоять на защите чести и достоинства Королевского Флота. Поддерживать его боевую мощь. Вы понимаете – не можете не понимать, – как скажется на боевом духе личного состава известие о нашей неспособности наказать труса. И при этом вы готовы пустить в ход все тонкости юридической казуистики, чтобы избавить отъявленного мерзавца от расстрела. Опомнитесь! Неужто вы не ведаете, что творите?
Юргенс понурился и спрятал глаза, а Кьюзак повернулась к Леметр и Хэмпхилл.
– Неужели хоть одна из вас этого не понимает? – спросила она уже не яростно, а чуть ли не умоляюще. – Неужели вы готовы покрыть позором ваши мундиры?
Коммодор Леметр заерзала в кресле и отвела взгляд по примеру Юргенса, а вот Соня Хэмпхилл подняла голову, оглядела собравшихся и встретилась взглядом с адмиралом.
– Нет, адмирал Кьюзак, – спокойно ответила она. – К этому я не готова.
Юргенс вскинул голову. И он, и Леметр с удивленными лицами обернулись к Хэмпхилл, и Юргенс уже набрал воздуху, собираясь высказаться, однако Соня, проигнорировав их, повернулась к Белой Гавани. А когда увидела такое же изумление и в его взоре, уголки ее рта изогнулись в едва заметной улыбке.
– Я не стану голосовать за осуждение лорда Юнга по обвинениям, предусматривающим смертную казнь, – тихо, но отчетливо произнесла она. – Причем независимо от того, имел ли он с юридической точки зрения право отказаться выполнять приказы леди Харрингтон и насколько это оправдывалось его пониманием обстановки.
Она сделала паузу, и Хэмиш медленно наклонил голову. Это простое утверждение могло при желании быть истолковано как отказ следовать данной ею присяге, но она, по крайней мере, сказала правду. В отличие от Юргенса и Леметр.