Поле боя
Шрифт:
– Кто приказал его избить?
– Он сопротивлялся, – меланхолически пожал плечами майор. – Искалечил четверых конвоиров во время первого допроса и двух специалистов во время второго.
– Каких специалистов?
Майор смешался, поглядев на командующего Легионом, как на несмышленого ребенка.
– Специалистов полигона, подготовивших эксперимент по проверке своих теорий.
Джехангир потемнел.
– На нем испытывали излучатели?!
– Нет, только новую систему «лунный свет».
– Я же просил его не трогать! Кто приказал испытать на нем «лунный свет»?
– Директор.
Джехангир открыл рот и закрыл, проглатывая проклятие, наклонился к
– Егор, ты меня слышишь?
– Слышу, учитель. Крепко сшил вас Создатель, коль вы все-таки выжили. Или у вас есть свой ангел-хранитель?
Полковник отвел взгляд от луча света, посмотрел на Тимергалина, стоявшего справа и чуть позади Джехангира, и Умар Гасанович внезапно понял, что Крутов чувствует его присутствие.
– Чему обязан такой чести видеть вас здесь, господа? – продолжал пленник.
– Тебя переведут в другое место…
– Не стоит волноваться, учитель, мне и здесь неплохо. Зачем я вам понадобился? Хотите поприсутствовать на испытаниях новых пси-систем?
Джехангир разогнулся, сделал шаг назад, повернулся к начальнику охраны.
– Снять с него наручники и перевести в комнату со всеми удобствами.
– Не имею права, – с сожалением сказал майор. – Директор приказал держать его здесь до вечера. Он в нем очень заинтересован.
– Почему?
– У него нестандартная реакция на включение «лунного света». Вечером состоится еще один эксперимент под руководством самого Директора.
– Я должен поговорить с Юрием Тарасовичем.
– Идемте, он давно ждет вас.
Джехангир вышел в коридор, оглянулся и встретил насмешливо-сочувственный взгляд Крутова.
– Спасибо за заботу, учитель. Я этого не забуду.
– Снимите с него наручники, – сухо приказал Мстислав Калинович охраннику.
– Но я не…
– Снять, я сказал!
Охранник вздрогнул, растерянно посмотрел на майора, козырнул и вернулся в камеру.
Уходила делегация под тихий смех пленника, в котором было больше презрения, чем ненависти.
– Что такое «лунный свет»? – с любопытством спросил Тимергалин, когда они уже стояли перед дверью в бункер с резиденцией Директора Проекта.
– Система внушения виртуальной реальности, – угрюмо ответил Джехангир. – Нечто вроде компьютерной игры с эйдосенсорными эффектами.
Умар Гасанович посмотрел на плотно сжатые губы генерала и покачал головой, понимая, что пришлось пережить его бывшему ученику. Если уж разряд «глушака» лишал человека воли, разрушал психику, приводил к фрустрации восприятия, то генераторы, создающие пространство иной реальности в сознании человека, должны были вообще подавлять сознание и заставлять человека жить в воображаемом мире до полной потери им реальной оценки бытия.
ОКРЕСТНОСТИ СЕЛИГЕРА
КРУТОВ
Сначала он был огромным бездонным болотом: тонул сам в себе, сопел, вздыхал, пускал пузыри, ощущал бездонность топи и ненадежность мшисто-травяного покрова, смотрел на мир глазами кочек, хилых деревьев, осоки и тростника и в то же время понимал, что все это болото живет у него в голове…
Затем давление на мозг усилилось, и он превратился в остров посреди озера, в центре которого располагалось еще одно озерцо и на нем – маленький каменистый островок с шахтой, уходящей глубоко в недра земли. Сознание свободно скользило по поверхности озера, как огромная бесплотная рука, ощупало остров, отмечая все неровности рельефа, искусственные сооружения и машины, просочилось в шахту и обняло подземелье с его пещерами, коридорами, естественными и искусственными стенами и техническими коммуникациями. Но и это ощущение длилось недолго…
Сознание померкло, чтобы через мгновение превратить его в город с тысячами разнокалиберных домов и сотнями тысяч людей, идущих, едущих в транспорте, спящих, обедающих, занимающихся любовью и множеством других дел. Дробление сознания сопровождалось вспышками боли, хотелось закрыться от всего мира, сжаться в комок, спрятаться за непроницаемой стеной, защититься от вторжения жестокой и властной воли, заставляющей его «я» бродить по чужим пространствам мыслей и чувств, но от этого становилось еще хуже, глаза начинали распухать, вылезать из орбит, глубины головы-города раскалялись, его здания начинали корчиться в судорогах, как живые, а улицы и площади прорастали частоколом острых игл, пронзающих людей, как букашек, и тогда боль становилась невыносимой…
В какой-то момент, когда он стал гигантским компьютером и одновременно игрой, ощущая себя бегущим по лабиринтам псевдореальности, созданной компьютерной графикой, Крутов вдруг ощутил прилив ярости и ненависти, на короткое время освободивший его от зависимости, и он осознал себя пристегнутым к специальному креслу в окружении каких-то приборов, решеток и сетчатых панелей. За сетками виднелся пульт и двое операторов за ним в белых халатах, с явным удивлением наблюдавших за экранами над пультом. Сделав невероятное усилие, Крутов разорвал кожаные браслеты, пристегивающие руки и ноги к креслу, ударом ноги свернул одну из решеток и прыгнул к операторам. Он успел достать обоих, разбить компьютер и пульт, прежде чем ворвавшиеся в помещение охранники не набросили на него сеть-ловушку и какое-то время избивали его ногами и прикладами автоматов…
В голове тонко запульсировал сосудик – словно под кожу запустил острые коготки какой-то зверек. Егор очнулся от воспоминаний, успокоил возбудившийся нервный узел, радуясь, что ему все же удалось после пытки «собрать себя по частям», очистить мозг от психического «дыма» и избежать сильнейшего нервного расстройства. Вивисекторы лаборатории просчитались, испытывая на нем систему гипервнушения; методы живы, которым обучил его дед Спиридон, действовали безотказно, теперь он мог сопротивляться почти любому внушению извне, умея перескакивать «с одной колеи ума» на другую, менять состояние сознания, выходить из тела в астрал, или тям, как говорил Спиридон, и переживать психическую трансформацию без особого ущерба для здоровья. И еще очень здорово помогал ерофеич дядьки Ивана, встряхивающий организм, увеличивающий «объем» его энергетики до уровня реактора. Охранники почему-то при обыске оставили ему пузырек с настойкой, посчитав его за лекарство или наркотик, что, впрочем, было недалеко от истины.
Мысли свернули в иное русло. Посещение камеры Джехангиром и его приятелем-экстрасенсом наводило на размышления. Не то чтобы у Крутова появилась надежда на спасение, он и сам мог бы в любой момент начать отступление, но, во-первых, информации еще не хватало, в том числе – о местонахождении детей Лиды, во-вторых, появление бывшего учителя предвещало какие-то перемены, стоило подождать и оценить их полезность.
Почувствовав, что становится холодно: температура в камере держалась на уровне десяти-двенадцати градусов, – Крутов начал комплекс упражнений, обеспечивающих энергетическую подпитку организма, потом позанимался ударно-двигательной техникой и танцами живы, пробуя силы, и остался доволен своим состоянием, насколько это было возможно при отсутствии питания (ему не давали даже воды) и после нервной перегрузки.