Поле Куликово
Шрифт:
Когда царь тот в чернь постригся и от престола отрекся /а это было первое на Руси отречение/, то взошел иной человек.
Духовенство долго не думало, а возвело мигом своего, невзирая ни на чьи мольбы и просьбы.
Устал люд от тех бесчисленных молитв и без дела какого по обустройству хозяйства своего.
Стал царем следующий Михаил, но уже не Васильевич, а другой. Михаилом Вознесенским его звали.
Было дело то в день вознесения Христова, потому так и обозначили. Стал он последним царем из роду безродного духовенства русского.
Особого
Укрепил те хода всяко камнем и прочим материалом. То же свершил и в Свято-Троицком монастыре или Троицко-Сергиевом. По-разному то обозначалось во времени. Троицким он стал потому, что на троицу взошел царь предыдущий.
Также расширил облегаемость зданий тех и обосновал первую церковно-приходскую школу. Монахи вначале там обучались, а уже позже, когда город обосновался, просто люди пошли.
Вот такие дела свершил тот царь, да на этом правление его и завершилось. Умер он также от болезни. Сердцем был слаб и долго не пробыл в царствии.
На том духовенствующая власть и прекратилась. Хотели они воздвигнуть иного царя из своих, но люд взбеленился и восстал против своих кардиналов.
Слово то вместе с чернью иноземной принесено было и по праву им принадлежит.
Были учинены погромы большие. Лавре Киевской от того досталось. Колокола небольшие сбрасывали с башен тех, чтоб на какую заутреннюю или еще что-то не вели звоном своим монотонно идущем.
То же и в других городах происходило. Вобщем, смута пошла на Руси большая. Бивали по большей части святых отцов тех и изгоняли из княжеско-посадских теремов.
Синод Священный разбежался кто куда. Многие в греки подались, чтоб избежать мзды всякой. Одежду простую одевали, чернь выбрасывали, что б беду не навлечь.
Вобщем, было то всеобщее церковное изгнание. Правда, церкви в то время не громили. Сами ведь их возводили.
Так и говорили:
– Пущай, будя. Может, пригодится когда. Да и мастера здесь трудились. Негоже труд их по ветру пускать. А можа, кто и возвернется когда из тех, кто бежал. Не век же в бегах будут. Жить то хочется по-божески, а не хлам собирать где.
Длилась смута та всеобщая около пяти лет. Можно то было назвать и восстанием каким, и междуусобицей, и войною. Всякое случалось.
Стычки были между чернью той, в рать переодетой, и людьми другими. Много за время то разбойников и им подобных сотворилось.
Так проще было себя прокормить, да и забот никаких нету. Бывало, что и они чернь ту одевали и мзду сильнее разжигали.
Но все ж, вскоре затишье наступило. Люд успокоился немного. Избрал своих посадских князей из роду такого или другого и начал дела свои за столько лет обустраивать.
Киев сильно пострадал от того всего. Но не в плане разрушений общих, хотя и такие были, а в том, что книги многие по ветру бросались, какие в огонь попадали. Вещи разбрасывались всяко, а кто и забирал их себе в дом.
В самом царском доме погром был учинен. В храмах, правда, особых разрух не состоялось. Видно, бога все ж побоялись, потому мало что тронуто было. Многие хода в лавре той завалены были. Кто там прятался, то так заживо и хоронился.
Вобщем, гора та монастырская костями людскими полна и так же, как и другое, какую свою долю вносит в дело людское.
Зажили во времени раны те, вначале нанесенные, и спустя года вышеозначенные начали возвращаться святые отцы в обители святые.
Жались друг к другу, как зверь какой в зиму холодную. Голодны были, похудали вовсе за время отсутствия того.
Пожалели тогда их люди и начали обратно пущать к их домам. Тихо они сходились все и , как мыши, в своем огороде копошились.
Обосновали они тогда "государство" свое небольшое, только на горе той, в лавре значит, и заключающееся. Сходилась вся туда разошедшаяся ранее чернь.
Братией то стало вскоре называться. Женщин тогда еще не было в монахинях. Так вот, понемногу собравшись, начала та братия дело свое возводить.
Поняли, что у народа просить нечего, а потому у киевских мужей попросили земли, чтоб ведать ею и работой заниматься по делу жития своего во имя господа.
Согласились те мужи городские и дали то все. Выделили также снедь иную для обзаведения хозяйства, да так оно за ними и сохранилось. Практически то же начало происходить и в других землях. Весть об том разнеслась повсюду и потому люди,с жалившись, приняли и других остыльников.
Остыли они от службы богоугодной, - так говорили люди. А потому и звали именно так.
Долго церковь после тех лет восставала. Слишком много причинила людям боли своей веронесущей деятельностью. И пока она сама в
себе вновь утверждалась, новым делом обосновываясь, на Руси другие события происходить начали.
Церковь в покое оставили, а на княжеский трон или царский престол Рюриковича пригласили из земель варягских.
– Только там и остались князья, - говорили мужи киевские, да еще Новгородские, - больш ходить не к кому. Половцы сильно на нас не схожи. Может смута возникнуть от того. Так что, другого выбора не приходится.
На том порешили и гонцов-послов заслали. Долго те путь пробивали, пока вконец добрались до варягов тех. С ними мужи новгородские были, возглавлял которых муж один Никодим.
Здоров был и видом свиреп. Но на самом деле добротою слыл своею везде. Потому и послали его люди, говоря:
– Добр ты и знать дело какое иноземное вести сможешь. А видом своим варягов немного спугнешь. Пусть, знают, что мы в силе здоровы, но все ж хотим князя ихнего на престол киевский. Помним о родстве великом и в преданиях сохраняем то. Упросить сможешь их. Верим тебе, Никодим. Потому, с послами и отправляем.