Полегче на поворотах (сборник)
Шрифт:
— В том-то и дело, инспектор, что портрет Рекса из витрины исчез, а на его месте висит фотография Шона Рейнольдса и его жены с аккордеоном!
Гайд долго молчал, переваривая услышанное, прежде чем что-то сказать.
— Действительно, очень странно…
— Надеюсь, вы сумеете выяснить, кто же они все-таки такие, возбужденно продолжал Филипп, — и тогда мы, наконец, сдвинемся с места.
— Я обязательно займусь этим, сэр. Сейчас же пришлю к вам человека за конвертом с фотографией. Он же осмотрит витрину.
— Прекрасно! Меня не будет все утро,
— Могу я узнать, каковы ваши планы на сегодня?
Филипп несколько опешил от такого вопроса.
— Честно говоря, инспектор, я собирался отвлечься от дел и попробовать себя в роли сыщика, если вы не против. Вы сможете найти меня в Мейденхеде, в отеле "Королевский сокол", где я буду заниматься изучением книги регистрации гостей. Не возражаете?
Он едва сдерживал волнение, ожидая реакции инспектора. Но ответ Гайда был спокойным, с легким налетом иронии:
— Это свободная страна, сэр.
Филипп уже собирался повесить трубку, когда инспектор добавил:
— У меня единственный вопрос, мистер Хольт. Не можете вы или мисс Сандерс вспомнить, когда вы последний раз смотрели на витрину, — до того, как в ней кто-то похозяйничал?
— О… Я не уверен… Вы же знаете, как это бывает, когда каждый день видишь одно и то же–ни на что уже не обращаешь внимания…
— Совершенно верно. Скажите, чья это была идея — взглянуть на витрину. Ваша или мисс Сандерс?
Филипп ответил не задумываясь.
— Будь я проклят, совершенно не помню. Кажется, идею подала Рут.
* * *
Видимо, Филиппу Хольту повезло — когда он приехал в "Королевский сокол", управляющего Тэлбота не оказалось, иначе никто и не подумал бы дать ему копаться в книге регистрации. Миссис Кэртис и занудно тянула время, но её сопротивление в конце концов было сломлено.
— Я прошу помочь мне в очень важном деле, миссис Кэртис, — настаивал Филипп, мобилизовав все свое обаяние. — Мне нужны имена и адреса всех гостей, живших здесь в ту неделю, когда погиб мой брат.
— О, дорогой мой, это довольно необычно, не правда ли? Я хочу сказать… Ну, наверно, ничего плохого тут нет, но все-таки я не очень понимаю, зачем вам…
— Просто меня не удовлетворяет заключение властей, миссис Кэртис. Я наотрез отказываюсь верить, что мой брат покончил жизнь самоубийством! Я намерен копнуть глубже, ведь полиция спит на ходу.
— О, мне показалось, что инспектор Гайд такой очаровательный человек, настоящий джентльмен…
— В том-то и дело: он слишком джентльмен. Лучше бы он действовал решительнее! Сколько драгоценного времени он упустил, занимаясь в основном расспросами обо мне! А ему следовало бы интересоваться подлинными преступниками. Например, теми, кто средь бела дня стрелял вчера в Энди Вильсона.
— Стрелял в Энди Вильсона? — миссис Кэртис перепуганно заморгала. Боюсь, я вас не совсем понимаю.
— Разве вы не читали об этом в газетах, миссис Кэртис?
Покачав головой, она одарила его улыбкой, которая в её юные годы бесспорно была обольстительной, но теперь выглядела куда скромнее.
— Я считаю, покушение на Вильсона как-то связано со смертью моего брата.
— О, Боже, какой ужас! И полиция тоже так считает?
— Понятия не имею, что считает полиция. Я устал от бесполезного ожидания, когда они начнут шевелиться. Вот почему я хочу сам провести небольшое расследование, — и он улыбнулся в надежде получить одобрение.
Видимо, ему это удалось. Во всяком случае, она согласилась разрешить просмотреть книгу регистрации.
— Ладно, мистер Хольт, но я должна сказать вам, что все гости, находившиеся здесь во время… в то время, мне лично хорошо знакомы. Кроме доктора Линдерхофа, конечно.
— О да, доктор из Гамбурга… Интересно, есть ли у меня шанс поговорить с ним?
Миссис Кэртис издала огорченный смешок.
— Только представьте себе! Доктор Линдерхоф выехал сегодня утром, после завтрака.
— Проклятие! — Чувствовалось, что Филипп хотел выразить ся покрепче, но не был уверен что хрупкие нервы миссис Кэртис выдержат. Он поспешно восстановил на своем лице любезнейшее выражение, а она, взмахнув ресницами, отправилась за книгой регистрации.
Затем она провела его в служебное помещение, где, по её словам, никто не будет ему мешать. Но, к досаде Филиппа, сама оставалась в комнате все время, пока он выписывал имена и адреса. Он задал множество вопросов о гостях отеля и уже приближался к концу списка, когда Альберт — тот самый мрачный официант, который давал показания, вошел с запиской для миссис Кэртис, и она покинула комнату.
Филипп воспользовался благоприятной ситуацией и, достав из портфеля миниатюрный японский фотоаппарат, торопливо сфотографировал страницы, которые могли, по его мнению, представлять интерес. Собираясь с этого начать, он боялся, что миссис Кэртис отнесется к этому неодобрительно и вообще откажет в его просьбе. А к тому времени, когда она вернулась, книга была снята на микропленку, а крохотный фотоаппарат спрятан.
Он собирал свои записи и благодарил миссис Кэртис за помощь, когда дверь в комнату без стука приоткрылась, и в щель наполовину просунулась высокая худая фигура.
— О, извини, Ванесса, я не знал, что у тебя гость, — медленная речь человека была невнятной и гнусавой.
— Заходи, Томас, — миссис Кэртис казалась взволнованной. — Войди и познакомься с мистером Филиппом Хольтом.
Фигура отделилась от двери и предстала взгляду Филиппа целиком.
— Мистер Хольт, — с каким-то нервным смешком сказала миссис Кэртис, разрешите представить вам моего брата Томаса Квейла.
Посмотреть на Томаса стоило. Он был на несколько дюймов выше сестры, а от чрезвычайной худобы казался ещё выше. У темно–синего костюма были излишне высокие лацканы и чрезвычайно узкие брюки. Всю эту поразительную картину венчали белая гвоздика в петлице и незажженная сигарета в белом мундштуке. В руках он держал маленькую белую собачку.