Полет бабочки. Восстановить стертое
Шрифт:
— Здравствуйте. Чем могу помочь?
— Нам нужен Геннадий Петрович, — отодвинув Андрея, Денис шагнул к стойке.
— Геннадий Петрович сейчас занят, — прощебетала девушка, продолжая улыбаться. — Подождите, пожалуйста, в холле. Когда он освободится, я вам скажу.
— Ты что, не поняла? Нам. Нужен. Печатников. Немедленно. — Лицо Дениса покраснело, да и вообще выглядел он довольно устрашающе.
— Секундочку, — испуганно пискнула девица, сняла трубку и набрала номер. — Геннадьпетрович, тут к вам пришли, говорят, очень срочно… Вы Полесов? — Она подняла глаза на Дениса, тот кивнул. — Да, Геннадьпетрович…
Глядя с улицы, трудно было бы предположить, что клиника Печатникова занимает такую большую площадь: нарядное крылечко было зажато между магазином и мрачного вида подворотней. Однако коридор уходил в глубину здания не на один десяток метров. Андрей подумал, что, скорее всего, клиника представляет собой несколько бывших коммунальных квартир, соединенных вместе.
Они остановились в дальнем конце перед белой дверью с цифрой «10» на зеленой табличке. Кроме них в коридоре никого не было. Лампа дневного света противно пищала, действуя на нервы. Денис посмотрел на Андрея, не решаясь войти, и тот, поморщившись, постучал. Не дождавшись ответа, толкнул дверь и вошел. Денис — за ним.
Сначала ему показалось, что в палате — а это была именно одноместная палата, а не кабинет — никого нет. Кровать, застеленная голубым покрывалом, стул, тумбочка, узкий шкаф, стеклянный столик. Он уже хотел сказать что-то Андрею, как вдруг увидел у окна невысокую женскую фигуру, полускрытую шторой. Женщина, одетая в джинсы и серый свитер, ссутулившись, стояла спиной к ним и смотрела в окно. Наконец она медленно повернулась.
— Марина? — удивился Денис. — Но мне сказали, что… что ты погибла. И что я должен поговорить с Инной.
— Денис, — Андрей тронул его за плечо, — это и есть Инна.
Он смотрел на меня, растерянно моргая, и мне стало жаль его. Как тогда. В то утро, когда, наплакавшись за ночь, опаздывая на работу, я вышла из дома и увидела его сидящим на скамейке. Он был такой жалкий — мокрый, дрожащий, несчастный. Я не могла поверить — он что, сидел здесь всю ночь?! Ждал меня?!
Столько лет прошло, а я все еще, наверно, любила Андрея. Сначала ждала и ругала себя. Потом злилась, ненавидела, презирала… Оправдывала… Прощала…
«Зря ты так, — сказала мне его мама. — Андрюшка не трус, но очень нерешительный. Его надо было плавно подвести к тому, чтоб он сам решение принял, а ты так резко все повернула. Он очень переживает». — «Мне что, пойти извиниться? — вскипела я. — Он же знал, что я беременна. И ни слова не сказал. Понимаете? Ни слова!» — «Хочешь, я поговорю с ним?» — «Не вздумайте! Или он сам придет, или…»
Получилось «или». Он не пришел.
«Да что ты в нем нашла? — возмущалась Машка. — Скотинус вульгарис. Обычный козел. Ну ничего в нем нет, ничегошеньки. Пройдешь мимо и не заметишь. Пустое место. Ничтожество».
Что я в нем нашла? Да откуда я знаю. Редактор заурядного бульварного листка. Намного старше меня, ничем не привлекательный внешне. Богатый? Нет, скорее наоборот. Умный? Скажем, неглупый, но не более того. Обаятельный? Особо не замечала. В общем, совершенно не принц на белом коне. Тогда почему же я его любила? Ведь я ничего не придумывала, не окружала его мерцающим флером, не надевала на него красивый костюм, который можно было бы слепо любить. Но… Он словно пророс сквозь меня и навсегда остался моей частицей.
Да, сначала я ждала. И если бы он пришел, позвонил, я не сказала бы ни словечка упрека. Но чем больше времени проходило, тем призрачнее становились надежды. Родители были еще в Будапеште, и я не торопилась их «радовать». Правда, Деду, моему любимому крестному, я все-таки рассказала. Он предлагал отвести меня к хорошему врачу, сокрушался, что я испортила себе жизнь. Я отказалась наотрез.
А потом меня толкнули в метро, я упала на лестнице, ребенка потеряла. Начались осложнения, женские проблемы. Через год, после длительного и страшно болезненного обследования мне сказали прямо: такие спайки оперативно не лечат, и мой единственный шанс родить ребенка — экстракорпоральное оплодотворение.
Я ненавидела весь свет, а в первую очередь Андрея. Если б тогда он попался мне на глаза… Слава богу, что не попался.
Когда ярость и отчаяние схлынули, я поняла, что могу жить дальше. Машка говорила о том, что клин клином, что «новая встреча — лучшее средство от одиночества» и прочие вполне разумные вещи. Я пробовала — не получалось. Чувство к Андрею удалось загнать глубоко, и оно уже не мучило меня. Но полюбить снова я не могла. Просто не получалось. Маша пыталась знакомить меня с кем-то, тащила в ночные клубы, в гости к своим многочисленным знакомым. «Ты просто боишься снова обжечься, — говорила она. — Но ведь не все же такие». — «Мне не нужен мальчик, чтобы просто перепихнуться, — отвечала я. — А кому нужна бесплодная жена?» — «Вот дура! — злилась Машка. — Тебе же сказали, шанс есть. Впрочем, даже если б и не было. Сколько семейных пар живет без детей. Усыновить можно». Я только головой мотала, и в конце концов она оставила меня в покое.
Время шло. Я окончила с красным дипломом институт, устроилась на работу в налоговую. Родители, вернувшись из Венгрии, перебрались в Москву. Звали меня к себе, но я неизменно отказывалась. У мамы была просто навязчивая идея поскорее выдать меня замуж и нянчить внуков. Каждый наш телефонный разговор заканчивался одинаково: «Иннуля, тут есть один молодой человек… Очень перспективный. Я так хотела бы вас познакомить. Может, возьмешь недельку за свой счет, приедешь, а?» Я неизменно отказывалась. О том я им так ничего и не рассказала. Дед тоже молчал, как партизан. А потом мама с папой погибли, и я осталась совсем одна. Последняя жена Деда меня невзлюбила, и я почти перестала у него бывать. Машка познакомилась со своим Ариком, и ей стало не до меня. Только с Ларисой я и общалась, да и то в основном на работе.
— Как этот мальчик на тебя пялился! — усмехнулась Лариса, когда за молодым человеком, пришедшим оформлять налоговый вычет, закрылась дверь. — Я думала, он шею вывихнет. Или глаз сломает. Сидит передо мной, а сам все в твою сторону косится. Дуня, примечай. Замдиректора банка. Или кто он там? Вице-президент? Сам черт ногу сломит, везде по-разному называют. Короче, второе лицо в государстве. Квартирку прикупил за триста штук. Холост, что характерно. И тридцатник всего.
— Ну и что?
— Как что?