Шрифт:
мужчине, которого я встретила на этой планете, посвящаю.
«Будешь на Земле – заходи…» [1]
1
Она пролетает по Млечному Пути – в самой середине его, там, где поток раздваивается на две реки полноводные и течет дальше, устремляясь к созвездию Стрельца. А по берегам, в месте Большого разрыва, простираются полосы межзвездной пыли: тёмной, туманной, словно прибрежный песок, поднятый сильным ветром, и тянутся до того места, где звезды Стрельца и Скорпиона стекаются в точку, в которую приходит наше Солнце и пересекает Млечный Путь. Когда-то здесь погибла планета, и живущие на ней, убегая от смерти, отправились на Полярную звезду, а от нее уже каждый сам выбрал для себя и звездное пристанище, и временной поток, по которому поплыл вперед. И чем быстрее он двигался, тем медленнее двигалось время, и тем меньше становился он сам, так что на Земле стал совсем невидимым, несуществующим и придуманным каким-то странником: возможно гением, возможно сумасшедшим. Неизвестно где рассеяны обитатели той планеты. Говорят, что переход из Лебедя в Макошь (так называл наш народ Полярную звезду) – занял у них
1
В.Бутусов
Созвездие Лебедь парит в Северном полушарии. Все его 272 звезды можно видеть долгую ночь… Главные звезды образуют крест, длинная ось которого вытянута вдоль сияющей полосы космической дороги, напоминая своими контурами лебедя, улетающего всё выше и выше от Земли. И если ваш взгляд притягивает к себе звезда Денеб, значит, вы на верном пути, и уже никогда не собьетесь с него в эту жаркую августовскую ночь, когда птицам еще вроде бы рано стремиться в иные края, о которых никто из них толком ничего не знает, а если даже и знает, то не может об этом рассказать, потому что в Космосе мало кто понимает птичий язык.
Каждый человек имеет свою звезду. Она болеет и чахнет, когда ему угрожает опасность, но нам об этом ничего не известно, так как слишком далеко от нас ее дом. Мы рождаемся в небе, а прорастаем на Земле, наполняясь светом звезд, ведь они и есть корни тех самых деревьев, крона которых раскинулась в верхних небесах (ирием зовется то место, в нем и живут небесные птицы). Голоса их – музыка, что достигает нашего мира, и если это именно та музыка, то, слушая ее, мы плачем, вспоминая о доме, в котором жили там, где теперь только наши отражения плывут как в зеркале, и все предметы земные, и реки, и горы, и моря, и города плывут вместе с нами… Но каждой звезде определено строго свое место, чтобы ни одна не сошла с дороги, по которой прошел в далекие времена сновидений охотник Ий. Он отправился в путь, когда дул холодный восточный ветер, пронизывающий насквозь. Ий был плохо одет, и совсем замерз, идя по небу и оставляя на нем свои следы. Люди на Земле потом назвали их Млечным Путем. А Полярную звезду назвали «золотым колом», казавшимся им центром неба, что держит его, чтобы оно не упало. Одним виделась эта звезда коновязью небесной, к которой, как олени, привязаны другие звезды, и горбатый лучник Орион никогда не может попасть ни в одного оленя, пасущегося вокруг. Другим виделась камнем, закрывающим огромную дыру, чтобы из нее не вылилась вся вода и не затопила Землю, как уже случалось не один раз. А еще говорят, что через это отверстие можно попасть в различные слои неба, число которых точно не известно (назывались разные цифры: 3, 7, 9 и так до 99).
Небесный город с медными воротами и каменными стенами стоит у бездонного моря, разделяющего небо и землю, а в их пересечении находится рай. Земляне знают, что на краю горизонта существуют проходы между скалами, подпирающими небеса, эти скалы то размыкаются, создавая своим движением ветер и пропуская перелетных птиц, то смыкаются снова. И только Полярная звезда остается неподвижной и невозмутимой в своем кажущемся спокойствии, потому что она и является тем самым проходом через все миры, подняться к которым можно по солнечному лучу или по дыму пастушьего костра, или по нитке такой тонкой, что не всякий заметит ее.
Раньше человек жил высоко в небе и вместе с ним жил тот, кто создал его, но однажды создатель решил испытать детей своих и спустил их на Землю по тонкой нити из света, а перед этим дал им совет мудрый, чтобы они обращались с новым домом, в котором окажутся, очень осторожно и чтобы любили его всем сердцем и не нарушали законов, по которым жили в своем прежнем доме. Но люди не послушались этого совета, поэтому все у них получалось плохо, и жизнь показалась им трудной и жестокой. И захотели они вернуться обратно, но вдруг увидели, что луч, по которому спускались, стал еле заметен, истончившись до такой степени, что вскоре и вовсе исчез. Ничего не оставалось им делать как поселиться здесь. А может быть все происходило иначе? И бог тоже был с ними на Земле, как рассказывают другие, и не оставлял их никогда, а только просил исполнять несколько необходимых заветов, но люди не соглашались жить по этим законам, и тогда он бросил их одних, и в страшном гневе своем, удаляясь в облаке, испускающим искры огня, сжег все живое на своем пути. А через много космических лет, когда Земля остыла от пламени и пришло время для того, чтобы все улеглось, он снова вернулся сюда и привел с собой новых, созданных им людей, потомками которых являются жители этой планеты…
Я стояла у окна и смотрела на яркую точку в небе. Каждый вечер перед сном по какой-то непонятной причине я подходила к подоконнику и, положив на него ладони, оставалась в таком состоянии некоторое время. Какое именно время – не помню, вернее, я его просто не замечала, как не замечает человек своей тени, хотя она не покидает его никогда, повторяя каждое движение, следуя за ним неотступно с самого рождения до смерти, когда тень подходит к человеку совсем близко и наконец-то соединяется с ним. По этому признаку можно легко распознать среди живых того, кто не принадлежит этому миру: его тень невозможно увидеть. И точно так же невозможно увидеть время человеку, увлеченному чем-то настолько, что он перестает замечать из каких частичек состоит окружающий его мир, потому как сам в тот момент находится внутри него, и время погружает в себя так глубоко, что оно теряется в нем, становясь просто маленькой точкой – клеточкой: одной из многих.
Чем больше я всматривалась в эту звезду, тем она казалась мне ближе: расстояние, пренебрегая астрономическими законами, изменялось и это приближение изменяло что-то во мне самой. Тело мое напрягалось, особенно руки: начиная от кончиков пальцев они подрагивали вначале, потом наливались силой, но не тяжелой, а напротив – совсем легкой, и эта легкость пробегала по всей руке – поднималась к локтю и дальше к плечу, опускалась к лопатке и немного вниз до ее основания – в то место, где кости образуют треугольник, напоминающий крыло. И две руки сами по себе одновременно медленно поднимались вверх, замирали на секунду в этом положении, и дальше продолжали свое движение мелкими рывками, но не резкими, а совершенно мягкими, как будто воздуха вокруг не существовало, и никакая плотность его не могла помешать им взлетать.
Я уже не помню, когда это случилось в первый раз, потому что с самого детства, с того возраста, когда начала себя сознавать, каждый мой день заканчивался этой бессловесной молитвой, обращенной к ночному небу – к бездонной пустоте, в которой для меня пульсировала жизнь в образе живой звезды. Почему я это делала? Никто меня об этом не спрашивал, да никто и не знал, каким становился мир в те минуты, когда я оставалась одна… Мне казалось, что я не должна рассказывать о том, что происходило со мной, даже маме. Может, такое решение возникло после одного случая, изменившего очень многое в моем детском представлении о самых близких людях? Стоя вот так же у окна в один из вечеров, и всматриваясь в далекое небо на свою сверкающую звезду, я ощутила, что так было всегда, то есть: я всегда знала об этой звезде и о том, где она находится – в какой стороне, и что всего Лебедя, шея которого устремлена вниз к Земле, можно лучше увидеть с середины лета до ноября, когда отлетают последние листья с деревьев и жизнь как будто замерзает на Земле, или замирает, но только не на небе: там пасется Телец, проползает Змея, Скорпион, пробегают Лисички, Волк, Большой и Малый Пес, пролетает Орел, раскинув свои сияющие крылья. Полоса Млечного Пути проходит по созвездиям Возничего, Персея, Кассиопеи, Стрелы, Центавра, Ориона, я не буду перечислять их все, но наиболее широкая часть этого пути приходится на созвездие Стрельца, а именно там и находится центр нашей Галактики. Всё это очень далеко, но сам Космос – совсем близко от нас: он начинается в 100 километрах от поверхности Земли. И если смотреть на нее оттуда, то можно увидеть корабли в море, железные дороги, закрученные ленты автострад, бескрайние поля, города, и даже мой дом, в котором я сейчас живу. Но стоит покинуть орбиту Земли, как уже через некоторое время, через несколько тысяч километров – всё это исчезнет, словно и нет ничего вовсе, и Космос больше не видит ни вас, ни меня.
Но в то время, о котором вспоминаю сейчас, я еще была слишком мала и не понимала значения некоторых слов, но зато хорошо чувствовала их, поэтому сказанное слово приобретало для меня вкус, запах, цвет, тепло, холод, радость, печаль, и получалось так, что не только люди имеют душу, но и названные словами, получившие каждый свое имя, животные, рыбы, птицы, растения, которые реагируют очень чутко на мои мысли, а также – все предметы и всё то, что считается здесь неживым. Да и как можно назвать неживым ветер, дождь, молнию, несущую огонь с неба? Я тогда думала, что сами по себе составленные буквы значат не так уж много, потому что когда кто-нибудь говорил со мной, мне было достаточно увидеть его мысль в голове в виде картинки, образа. Получается, что я скорее видела, чем слышала слова. Просто со временем привыкла к тому, что люди общаются именно таким образом, и, имея прекрасную память, выучила значения необходимых слов. Не помню, какое из них было первым. Но однажды я задумалась над своим именем. Мама называла меня Инной. И как-то я несколько раз повторила про себя: «Я – Инна», «Инна – я», но последний вариант из двух слов слился в одно, и по звукам у меня получилось: «Иная».
Произнеся вслух это сочетание, мне захотелось спросить у мамы, что означает оно («может быть, и такое тоже есть?» – подумала я).
Для меня стало своеобразной игрой – узнавать новые слова, перебирать их, как цветные камешки на берегу моря, ведь буквы превращаются в звуки, когда их произносишь, и так смешно перекатываются во рту – щекотно. «Иная, – ответила мама, – это значит – другая, не такая как все остальные, непохожая на них, непонятная, может быть…» Но родителей удивил другой мой вопрос, нет, он ошеломил их. Я спросила: «Мама, а когда я еще не родилась у тебя, когда меня еще не было здесь, где я была?» И она, немного помолчав, смущенно как-то улыбнулась и сказала: «Ну, это же понятно, Инночка: пока ты не родилась – тебя нигде не было, ты появилась в свой день рождения, поэтому мы и празднуем его каждый год, и свечи в пирог ставим по количеству твоих лет. Скоро у тебя опять будет день рождения. Ты уже решила, кого хочешь пригласить в гости?» Мне ответ не понравился. Я смотрела на маму и думала: «Почему она говорит неправду? Ведь меня учила, что врать нехорошо, а сама врет… Разве она не знает, что я была всегда? Взрослые должны это знать, потому что они умнее маленьких детей». Насупившись, я ушла в свою комнату, ничего не сказав маме, но про себя решила, что не стоит рассказывать ей о звезде (как теперь я смогу объяснить, что звезду эту знаю всегда, если взрослые не понимают значения этого слова, значит они не чувствуют, что такое – всегда). И с этого времени я стала замечать странные перемены в себе, как будто в моем теле живут две девочки, и одна из них знает много интересного, о чем рассказывает другой перед сном, как раньше мама рассказывала мне сказки. Только те сказки были о Земле: о дремучих лесах и странных существах, живущих в них, и похожих на людей, но уродливее и злее человека: они постоянно пытались кого-нибудь уничтожить, погубить, переродить во что-нибудь, поменяв его врожденный образ на звериный или вообще превратить то в камень, то в воду, то в огонь. Я пыталась понять, для чего этим силам необходимо было вначале создавать, а потом переделывать свои создания. Это было похоже на то, как я лепила из пластилина, а если у меня плохо получалось или не так, как мне хотелось – я мяла пластилин в руке и пальцами творила другую форму. Потом то же самое я научилась делать с глиной, из нее лепить мне понравилось больше: чувствовалось, что она теплая… Я думала, что от того, насколько точно смогу передать придуманное в голове, зависело – каким станет этот бесформенный кусочек. Такая мысль, в свою очередь, и сама была вложена кем-то в мои умные пальцы. Может, мысли не живут в голове, там, где у человека находится мозг? Ну что такое этот мозг? Он просто ловит их, как обычный приборчик, хотя папа объяснял мне по-другому. Наверное, он считал, что для ребенка и такого объяснения достаточно, или он так думал на самом деле… Однажды я принесла ему медицинский атлас, который нашла у него на столе, и ткнула пальцем в странное, похожее на расколотый грецкий орех, изображение. Он посмотрел на меня удивленно и сказал, что когда я подрасту, мы будем изучать в школе анатомию и все органы, включая и этот «орех» (как я его назвала). Я понимала, что папе после того как он простоял столько часов у операционного стола, не хотелось говорить ни о хирургии, ни об органах, а тем более объяснять что-либо. Он любил сидеть по вечерам в большом высоком кресле, положив ноги на стоявший рядом стул, иногда приподняв их повыше – на спинку стула, и смотреть, как на экране телевизора по зеленой траве бегали мужчины за одним мячиком, пытаясь его отнять ногами друг у друга. Они играли в футбол. И во дворе мальчишки тоже играли в такую игру. Как-то я попросила их научить меня, чтобы поиграть с ними, но они начали смеяться и говорить, что девчонки в футбол не играют, и что я какая-то странная. Это было давно, когда я еще ходила в детский сад, но и после того случая, мне часто потом приходилось слышать это слово и похожие по смыслу: «чудная», «прикольная», и даже «ненормальная» и «чокнутая». Повзрослев, я перестала обижаться на это, заметив, что люди, сталкиваясь с чем-то непонятным, не способны сразу принять его. Слова укладываются у них в голове в такие блоки, похожие на выдвигающиеся ящички в шкафу, подобно тому, который стоял в комнате родителей. Людям кажется, что имея набор всевозможной информации, они из нее выстраивают нечто новое, оригинальное. А что сложишь из определенного количества кубиков?