Полёт Клеопатры
Шрифт:
– Смешно ты её называешь всё-таки. Клёпа.
– Да никак не могу называть её вне приватности иначе. Знаешь, как сказал один умный проповедник в двадцатом веке, настоящее общение начинается тогда, когда ты находишь для своего человека прозвище. Не всем известное имя, а такое прозвище, которым его не называет никто, и оно для вас словно ключ. Она протестует против Клёпы только когда сердится. Сегодня вот требовала называть её Клеопатрой, когда я пытался оправдываться на тему предстоящего полёта. Ну, а так-то за глаза я её могу только с тобой её Клёпой называть. Ты ж свой. А для других – Моя Клеопатра!
– Слушай, Паш, давай микроскопную камеру вот на этот стол перетащим, а то сейчас принесут то оборудование, которое мы вчера заказали, нам его лучше здесь разместить.
– Давай, – ответил Павел, и принялся помогать отсоединять от настольного агрегата провода.
– И ведь что досадно ещё, – продолжил оставленную было тему Александр, – столько вокруг всего интересного происходит, неужели нечем себя занять таким вот женщинам? Это сколько надо времени тратить было на звонки, сообщения! Чесслово, я порой сожалею, что у нас законодательно запрещено принудительное нейропрограммирование…Бери, потащили… Потому что некоторым жёнам просто необходимо насильственно промывать и переформатировать мозг! – заключил Александр, поднатужившись, приподнимая вместе с Павлом камеру, и тут же чуть не опрокинул её со стола, поскольку заметил стоящих в дверях Елену и Клеопатру.
Павел сначала увидел испуганный взгляд своего друга, и потом уже, посмотрев в сторону, вызвавшую крайне озадаченную физиономию, а также по лицам неожиданно появившихся понял, что дамы как минимум слышали фразу про промывание мозга. Он представил, насколько непросто теперь будет Саше объяснять смысл столь серьёзного заявления, и, придерживая одной рукой камеру, слегка свисавшую со стола, второй рукой прикрыл лицо и затрясся в беззвучном смехе. Здесь, разумеется, должна была прозвучать фраза о том, что «вы всё неправильно поняли». И она прозвучала. Саша бросился к женщинам, метавшим на него взгляды-молнии, уверяя их, что то, что они слышали, необходимо соотнести с контекстом, что его столь категоричное высказывание ни в коей-мере не относится к таким умницам и красавицам как они. При этом Саша почему-то стал так активно жестикулировать, что было, в общем-то, несвойственно его обычной манере поведения, что женщины молча становились всё мрачнее, выслушивая столь витиеватые тирады, да ещё в каком-то необычайно патетическом тоне. Павел задвинул от греха подальше камеру поглубже на стол и принялся уже безудержно хохотать над всей этой сценой. Он смеялся до слёз, когда Саша пытался привлечь его:
– Паш, ну скажи, ведь я правда не про них говорил!.. Но выглядит так, будто я оправдываюсь!.. Ну, что ты ржёшь?!.. Ну, спасай друга, они ж меня сейчас испепелят своими взглядами!! – взывал к нему метавшийся то туда, то сюда Александр. А Павел плюхнулся на стул, и глядя, то на уже закипавших женщин, пытающихся на остатках самообладания что-то понять, то на своего друга, чувствовавшего себя обречённым на какую-то лютую казнь, смеялся ещё больше, не в силах выговорить ни слова. Он только кивал головой, что, мол, да-да, всё так и есть.
Елена с Клеопатрой почти одновременно посмотрели друг на друга и молча, какими-то едва уловимыми кивками и взглядами, выказали намерение развернуться и уйти. Демонстрируя, что они обе оскорблены до глубины души, они скорее всего понимали, что по лёгкому подрагиванию их губ, сдерживающих улыбки, можно было догадаться, что они в действительности не принимают на свой счёт услышанное в самом начале. Но надо было довести сцену до конца, и потому логичнее всего было пуститься в величественное шествие через всю лабораторию с её прозрачными стенами. Павел, всё ещё со смехом глядя на удаляющихся дам, и суетящегося вокруг них Сашу, который отчаянно махал другу, призывая его на помощь, вытер наконец слёзы и пошёл догонять процессию, попутно замечая, что некоторые сотрудники лаборатории также с любопытством наблюдают за необычным поведением их обычно сдержанного коллеги.
Елена провела Клеопатру в находившееся на первом этаже кафе. Ни проронив ни слова, обе уселись за столиком, делая вид, что они всё ещё крайне огорчены. Но на усевшегося с ними рядом Павла Клеопатра уже обратила взгляд мольбы «может быть нам хоть ты объяснишь внятно, что происходит?»
– Да, девчонки. Всё выглядит довольно нелепо, конечно. Но я подтверждаю, речь шла точно не о вас, – начал, наконец, успокаивать их Павел.
– Ну, вот! Я же говорил! – обрадованно воскликнул Александр.
– Мы говорили про одну вполне конкретную женщину… – тут Павел осёкся, заметив, что в него метнули удивлённо-жёсткие женские взгляды.
– Нет, вы всё неправильно поняли! – опять начал галдеть Александр, принявшись спасать теперь уже Павла.
– Саш, прекрати уже произносить эту дурацкую фразу о том, что они всё неправильно понимают, – с вырвавшимся смешком прервал Александра тот, хотя про себя отметил, что в действительности вдруг тоже почувствовал себя в роли преследуемого и оправдывающегося, хотя точно знал, что сам ни в чём не виноват.
– Ну, я просто ощущаю себя в каком-то идиотском положении! Ведь реально ни в чём не виноват, а оправдываюсь! – проговорил вслух мысли Павла Александр, и обратился к подъехавшему к ним роботу, будто перед ним стоял человек-официант:
– Голубчик, давай-ка нам охлаждающих коктейлей, что-то я аж взмок весь!
На «груди»-дисплее у робота высветилось меню с коктейлями, Александр тыкнул в одно из наименований, не выбирая, и, вытирая со лба пот салфеткой, с удовлетворением заметил, что девочки тоже немного отвлеклись выбором напитков для себя. Дотянулся до робота и Павел.
Конечно, Александру пришлось приложить ещё немало усилий, чтобы уложить во вразумительную речь все свои эмоции. Игнорировать их почему-то не получалось.
Но, в итоге, уже совсем скоро все четверо смеялись, попивая коктейли. Александр рассказал о тех обстоятельствах, которые подвели его к той самой «резонансной» фразе. Жёны даже согласились с тем, что подобный вывод напрашивался сам собой, хотя и отметили, что ситуацию следовало бы рассматривать глубже и во всех деталях – мало ли, что там осталось за кадром…
– Так, погнали уже по рабочим местам, мне ещё многое нужно успеть сделать до отлёта, – скомандовал, вставая, Павел.
Клеопатре было позволено понаблюдать за работой не только мужа, но и других сотрудников лаборатории, которые с удовольствием в течение дня делились с ней некоторыми моментами научной деятельности коллектива. Было видно, что здесь идёт не просто совместный рабочий процесс, а некое сотворчество единомышленников. Уже ближе к концу дня Клеопатра поинтересовалась, где у них начальство, поскольку не видела за весь день кого-то, кто как бы то ни было подгонял бы сотрудников лаборатории или иначе громко демонстрировал деятельность руководителя. Оказалось, что главным у них в лаборатории был невысокий средних лет мужчина, тихо проговаривающий какие-то детали то там, то сям. Он легко фланировал по этажам, внимательно наблюдая за тем, как складывается сложная цепочка взаимодействий разных исследований. Иногда с кем-то шутил, посмеивался, всматривался не только в дисплеи, планшеты, приборы, но и в лица своих сотрудников, словно настраиваясь на ту волну, в которой находился тот или иной человек. Клеопатра и заприметила именно эту его манеру улавливать какой-то запрос каждого. Но она подумала, что это, видимо, человек из какой-то службы обеспечения или вообще курьер. А оказалось, что руководитель.