Полет миражей
Шрифт:
— Некоторые так не считают. Я, например.
— И где сейчас это «я» находится?
— У канала. Думал, ты здесь. Не угадал.
Мужчина на том конце связи довольно хмыкнул.
— В западном секторе угроза обрушения очередных пустот, — мыслительный процесс собеседника, видимо, не заканчивался и шел параллельно с диалогом, — Приходится немного поднапрячься. Так, ерунда…
— С каких пор временники этим занимаются? Я надеялся, что все силы уходят на решение моего вопроса, — недовольно посетовал Фальх.
— Так и есть.
— Данные по Птоломею дошли?
— И что эти данные? Нельзя познать
— Хм… И даже не предупредил.
— Стыдно пропустить такое событие и потом узнать о нем от такого, как ты.
— Беспринципного, циничного ученого, не принимающего ничего на веру?
— Я этого не говорил.
— Первым бывает обычно тот, кто больше заинтересован.
— Наверное, так и есть. В последнее время хочется только наблюдать, а не рвать ткани бытия.
— И каковы результаты твоих наблюдений?
— Это действительно очень сильная аномалия.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Смотря, что ты хочешь услышать.
— Что проблема решена.
— Сейчас я на высоте двенадцати километров от поверхности Марса. После карантина стратосфера невероятно красива.
— Ясно. Сейчас буду, — ответил Фальх и прервал связь.
Канал блистал в лучах солнца. Глянцевые крыши зданий отражали большую часть света, заставляя слезиться глаза. Всего через каких-то полчаса начнет наплывать тень с Олимпа и проглотит видимую часть города. Первые огни Дейрина, одного из многочисленных прибрежных городов, медленно зажигались на узких улочках. Население в семьсот тысяч человек готовилось к очередному погружению в липкий полумрак. Люди к этому давно привыкли. Город снова укроется одеялом из сотен разноцветных светлячков, а в местных ресторанах начнет пронзительно петь тягучая скрипка.
— Еще вина, господин? — вежливо спросил официант, осторожно держа в руках бутылку из темного стекла.
— Пожалуй, нет. На сегодня все.
Прежде чем пойти к стационарному телепорту, Фальх предпочел сначала докурить. Прожив около сотни лет за щитом, он успел привыкнуть к чувству ничтожности по сравнению с Олимпом и уже перестал его замечать. Это чувство смешивалось с каким-то нездоровым удовольствием от осознания причастности к чему-то грандиозному. Ученый раньше не верил в пространный диагноз врачей, называвших зависимость от Олимпа болезнью. Люди, проводившие длительное время рядом с вулканом, испытывали тянущее чувство боли от расставания с ним. У некоторых это вызывало самые что ни на есть нервные срывы. Синдром депривации — так это называли. Только покинув дом, Фальх в полной мере прочувствовал правдивость этого диагноза. Отвратительное чувство обделенности не оставляло его ни на секунду. И сейчас, повернувшись к Олимпу спиной и докуривая очередной заряд сигареты, Фальх Диттэ прикрыл глаза от удовольствия. Он чувствовал его своей кожей и немного улыбался. Мужчина знал, что будет скучать по вулкану. Однако, никогда не выбирал между ним и собственной мечтой.
— Халат надень, — недовольно проворчал мужчина, даже не обернувшись лицом к Фальху.
Он усиленно изучал календарь, висевший на стене.
— Опять не спал целую ночь? — спросил гость, вошедший в просторное помещение, больше похожее на библиотеку, — Я у тебя дома. И здесь не лаборатория.
Мужчина у стены на секунду задумался.
— Действительно. Надо же… Прости. Всегда найдется парочка студентов, считающих, что на лекциях это не обязательно, — словно очнулся от забытья собеседник.
— Опять догоняешься послекарантийной стратосферой, Анноэф?
— Я не зависим от полета миражей.
Западный научный центр располагался прямо на поверхности вулкана. Таких мест насчитывалось пять, и Западный, располагающийся при Амазонской академии наук, считался самым крупным. Правда, находился он не на самой высокой точке планеты, уступив каких-то пару километров Аркадийскому Университету. Потухший Олимп и после терраформации не проявлял признаков активности, лишний раз показав, насколько толстошкур Марс. Экстремальные высоты давно уже никого не пугали. Разряженная атмосфера, регулируемая гравитация, наблюдательные пункты геофизиков — условия для экспериментов были уж слишком соблазнительны.
— Ты уже кучу времени изучаешь земной календарь. Там что, появилось что-то новое?
— Через три дня Земля достигнет своего афелия, — спокойно ответил Анноэф, не замечая сарказма собеседника, — У нее всегда было неоспоримое преимущество перед Марсом. Увы, нам о нем приходится только мечтать.
— Гравитация — не камень преткновения.
— Ты ошибаешься.
— Жить без страха — большая роскошь.
— Все время трястись и ютиться на Марсе, как пауки в банке, мало приятного.
— Зато на полыхающей Земле — гораздо лучше. У нее же есть гравитация, — саркастически поддел Фальх.
— Техника не вечна, — ответил Анноэф, — Люди просто привыкли об этом не думать. Иначе можно сойти с ума.
— Люди живут чем угодно, но только не реальностью. Кумирами, удовольствиями, прошлым…
— Ты про календарь?
— А как еще объяснить эту нездоровую привязанность к земному летоисчислению? Даарийский намного удобней.
— Для Олимпийцев это, скорее, способ возвыситься над остальными. Продемонстрировать свою преемственность материнской планеты, — пожал плечами Анноэф, — Но вот зачем он храмовникам, я никогда не понимал.
— Удобство, принципы… Да все что угодно! Этот народец не отличается сентиментальностью.
— Ты никогда не любил сопротивляемость.
— Просто не доверяю тому, что нельзя подсчитать или измерить.
— Тогда я вынужден буду тебя разочаровать, — вдруг обернулся Ффо, показав собеседнику красные от недосыпа глаза.
— Разочаровать в чем?
— В этом деле необходима обстоятельность, — слегка улыбнулся Ффо, — И никакой поспешности.
— Валяй, — прыснул Фальх, уже начавший задумываться над тем, чтобы выпить виски после вина.
Просторная комната освещалась плохо. Несмотря на то, что одна стена отсутствовала, прозрачное стекло практически не пропускало солнечные лучи. Рассеянный свет лениво рассекал пространство, изредка озаряясь возникающими где-то вдалеке небесной выси разноцветными всполохами. Густой ковер пушистых облаков застилал выступающие скалы. Обволакивающий здания легкий туман не обошел и академию. Природный фильтр из водяной взвеси кое-где подмерзал, образуя на стеклах причудливые ледяные узоры. Сегодня ничего, кроме обволакивающей, спокойной загадочности вершин разглядеть было нельзя.