Полет миражей
Шрифт:
— Мне пора, — тихо произнесла женщина.
— Удачи тебе в новой жизни, — Ффо хотел было встать, чтобы попрощаться, но вдруг замешкался.
— Не надо, — понимающе улыбнулась дама. — И тебе удачи.
Парень немного смутился, опустил голову и кивнул, не поднимая взгляда. Только когда вдали осталась лишь маленькая фигурка беглянки, он посмотрел ей вслед.
Солнце не спешило выйти из-за горизонта и пригреть озябшую кожу. Удивительно, но Анноэф и этому был рад. Холод прошлого казался намного теплее, чем пронизывающая колкость будущего. Птоломей, застывший на перекрестке времен, осуждающе взирал на мужчину. И молчал. Он всегда молчал, но все равно пропускал сквозь пелену
В очередной раз Анноэф спросил себя, почему так происходит? Неужели ему все равно? Неужели Марсу хочется подчищать за нерадивыми прыгунами, нагло пользующимися его бесценными дарами в целях своей мелкой, никчемной выгоды? В последнее время мужчина задавал себе слишком много вопросов. И именно в моменты этих размышлений Анноэфу свои цели показались слишком ничтожными по сравнению с глубиной тех путей, что открывала каменистая планета.
Время и судьба… Они так сильно переплетались между собой, что скользящие нередко начинали путать эти понятия, полностью совместив их в своем сознании.
— Время — жесткая величина, — слабо произнес Анноэф, собираясь с силами, чтобы встать.
Спустя мгновение мужчина осознал, что этими словами он лишь пытается оправдаться перед самим собой. Скинуть тяжкую ответственность на судьбу, предоставив ей всю грязную работу. Будто этими словами он давал знать о том, что знает ее секрет. А судьбе действительно было что скрывать: она стремилась к своему изначальному положению, насколько бы сильно ее не старались изменить. Рано или поздно линии истории приходили к своей исходной точке. Иногда для этого время использовало совсем не гуманные методы, и скользящие об этом знали. Эта их с Марсом маленькая тайна тщательно скрывалась от тех, кто желал сбежать в прошлое.
Недостаточно быть любимчиком планеты, чтобы освободиться от незыблемых правил. Теперь Анноэф сам оказался на месте нелегалов и понимал, что эти правила касаются и его. Какие испытания подкинет ему судьба он даже не предполагал, и тем более не знал, как ее обмануть. Единственное, что он знал точно на данный момент — если не найдет пристанище, может замерзнуть насмерть. Теплей ничуть не становилось.
Анноэф огляделся. Задумчиво хмыкнул: что-то он не припоминал, чтобы когда-либо бывал в подобных местах. Всю жизнь он прожил с родителями в большом, шумном городе, где из самых больших водоемов был только городской пруд. Может быть, где-то в далеком детстве он выезжал на море? Исключено. Анноэф знал все места, в которых бывал с самого младенчества буквально по дням. Для этого пришлось ни один вечер выпытывать у родителей истории собственной жизни.
«Значит, перелет», — догадался мужчина.
Из-за далекого морского горизонта, наконец, начало медленно выкатываться солнце. Стало светать. Народу становилось все больше, и кто-то любопытный вдалеке уже пытался разглядеть его фигуру. Мужчина поторопился покинуть покрытый галькой пляж.
Прибрежные городки Тенями обычно не обживались, и в подобных местах всегда могла найтись пара-тройка сердобольных жителей, готовых помочь несчастному незнакомцу в трудной ситуации. На этот раз Анноэф решил выбрать самую простую легенду: ограбление, избиение и чудесное выживание. На что-то посложней у него просто не осталось сил. Благо, временные нелегалы встречались крайне редко, а вот ограбления средь бела дня — гораздо чаще.
Под ногами почувствовалась ровная дорога. За спиной оставался полупустынный пляж, продуваемый промозглым прибрежным бризом. Скромные виды сельской местности успокаивали своим однообразием. Уютные, ничем не примечательные дома, сверкая белой краской на гладких стенах, утопали в цветах, заботливо выращенных местными хозяйками. Постройки располагались на протяжении всей дороги, и, наверняка, параллельная улица выглядела точно так же. Она уходила глубоко вдаль, теряясь где-то за раскидистым, чуть пожелтевшим дубом. В воздухе чувствовалась какая-то ленивость. Серые тучи застилали небо, готовые вот-вот опрокинуть очередную порцию влаги на зябнущую поверхность планеты. Облака поглощали далекое зарево горизонта, возвращая предрассветные сумерки. Моросил мелкий, не очень густой дождь.
Вкусно пахнуло свежей выпечкой. Вместе с аппетитными ароматами пришло и тревожное ощущение чего-то нереального. Уж больно все происходящее вокруг выглядело нарочито благополучным, аккуратным и спокойным. Непривычным. Что-то Анноэф сильно сомневался, что на Марсе еще оставались подобные места.
В желудке настойчиво заурчало. Где-то там, вдали, за шершавыми, кое-где побитыми градом крышами струилась тонкая ниточка дыма. Анноэф нутром ощущал, что именно там и находится местная пекарня. Запах утренней сдобы просто сводил с ума, выворачивая кишки наизнанку.
Мужчина остановился. Дома-близнецы, наглухо запертые изнутри, хранили покой спящих хозяев. Взгляд инстинктивно зацепился за маленькое строение неподалеку. Домик выглядел не ухоженным: крыша его немного покосилась от времени. Хлипкий заборчик, ограждающий тесный дворик, практически полностью свалился на разросшийся газон. Стены давно облупились, кое-где внушительными кусками слезла краска. Во всем этом тихом, сонном виде чувствовался основательный упадок. Несмотря на это, явственно бросались в глаза пышные, аккуратно сформированные кусты цветов в больших садовых вазах. Очевидное противоречие могло означать только одно: здесь обитали особы женского пола, не лишенные чувства прекрасного. И рядом с ними явно не было того, кто мог бы выполнить им грубую, но необходимую работу. Такие женщины всегда радушно принимали изможденных путников, не жалея для них ни крова, ни пищи. Природная пронырливость подсказала Анноэфу, что он нашел нужное место для временной остановки.
Неуверенный стук в дверь. Тишина. Стук стал более настойчивым. И снова тишина. Неужели дома никого нет? Анноэф нетерпеливо поежился. Крыльцо слишком хорошо продувалось промозглым ветром… Взгляд упал на рядом стоящую кресло-качалку с забытым на ней разноцветным вязаным пледом. Он был так ненавязчиво небрежно откинут на спинку кресла, что в нем чувствовалась какая-то манящая уютность. Или, может быть, Анноэфу просто показалось? Глаза застелил туман. Через каких-то пару секунд мужчина уже кутался в мягкий плед, так и не успевший промокнуть под моросящим дождем. Включилась автоматическая термо-система, встроенная в пушистую шерстяную ткань. Реальность поплыла. Кресло скрипнуло. Вот оно — счастье. Анноэф не в силах был сопротивляться глубокому, блаженному сну, поглотившему его с головой.
— Сара! Сарочка! Ты поди погляди, кого мы на плед поймали! — прорвался картавый вопль сквозь липкое забытье.
Обширные формы, наспех перетянутые широким поясом блеклого халата, две полные ноги в добротных шерстяных носках и пушистые, слегка стоптанные тапочки… Анноэф с трудом поднял взгляд на полноватую даму лет пятидесяти, зажавшую в руках глянцевый половник. Ее голова с растрепанными после долгого сна волосами заслонила солнце.
— А вот мне Семочка всегда говорил, что я и насаженную на крючок рыбу из моря не вытащу. — Подперла бока ее собеседница, оказавшись на крыльце вслед за прекратившимся мерным шарканьем, — Смотри, как неожиданно открываются таланты!