Полет миражей
Шрифт:
— Стой, — сказал Морган, дотащив ребенка до байка.
Казалось, был отдан совершенно понятный приказ. Однако, его тут же успешно проигнорировали. Как только Жнец отпустил шиворот плотной рубахи, мальчик мгновенно дал деру. Тихо выругавшись, Морган сиганул за ним. Настиг беглеца он довольно быстро. Силы, мягко говоря, были не равны — мальчишку повалили на ковыль, окончательно вываляв в пуху.
— Я же сказал — стой! Че непонятного?! — громко закричал Морган, и даже пронзительный свист ветра не стал ему помехой.
Впившись зубами в руку Жнеца, Фидгерт окончательно
— Будешь делать, что скажу, и вот такого вот больше не будет, — глядя прямо в испуганные глаза мальчика сказал охотник, — Понял?!
— Понял! — впервые подал голос мальчуган, буквально сразу перейдя на визг.
«Вроде, не дурак», — подумал Морган, хотя выводы делать было еще совсем рано.
Мальчик встал сам. Уклонился от попытки в очередной раз схватить его за шиворот и направился к байку. Затем послушно остановился возле него и уставился куда-то вдаль, ничего не предпринимая.
— Че, как воспитательный процесс? — вдруг объявился в наушниках Хамфрид, снова усиленно что-то жуя.
Вообще, завидный аппетит друга Моргана несколько напрягал. Особенно если учитывать, что сам он незапланированно постился уже более суток. Жнец подозревал, что Хамфрид делает это специально.
— Больно дерзкий для заложника, — как-то отстраненно ответил следопыт, вводя окончательные настройки для ограничителя, — Но, в общем, продуктивно… Что там насчет информации, которую я просил?
— Кое-что поменялось. Теперь красные зоны в седьмом, третьем и восьмом секторе.
— Надолго?
— Никто не знает… Штука непредсказуемая. Предварительно — примерно пару дней.
— Значит, нужно успеть раньше, — задумчиво ответил Жнец. — Ближайший от меня сектор — восьмой.
— Морган, пик может задеть и тебя. Зрительные фильтры не рассчитаны на подобную силу миражей. В красных зонах будет такой ад, что туда лучше вообще не соваться.
— Я знаю, что делаю.
— Как всегда… — почему-то недовольно ответил Хамфрид.
— Чего ворон считаешь? — обратился Морган к Фидгерту, усиленно изучавшему что-то вдали, — Садись.
— Здесь нет ворон.
— Садись, говорю.
— Я хочу сзади.
— Сядешь спереди.
— Нет, хочу сзади.
— По току соскучился?
— Хочу сзади.
— Садись сзади, — поджал губы Морган, сдерживаясь, чтобы не отвесить еще один подзатыльник, — Только без выкрутасов, иначе я таким добреньким больше не буду.
Послушно усевшись на байк, Фидгерт вцепился ручонками в куртку Моргана и уткнулся лицом в его спину. Жнец усмехнулся: он был уверен, что не пройдет и получаса, как малец захочет пересесть. Впрочем, так и получилось. Вот только охотник совсем не спешил делать незапланированных остановок. Сначала Фидгерт сидел тихо, совсем не шевелясь, по большей части оттого, что боялся скорости. Потом он начал подавать тревожные знаки, отчаянно тряся куртку Моргана. После того, как его хорошенько подбросило на очередной кочке, Фидгерт вцепился в куртку намертво, крепко зажмурился и окончательно затих. Морган удовлетворенно отметил, что мальчишка был в процессе осознавания последствий своих неуместных капризов.
До лесов оставалось подать рукой. Времени оставалось вагон, несмотря на то, что по пути все же пришлось сделать несколько остановок. Скорость была явным преимуществом, и вдали уже маячили высокие верхушки деревьев. Чутье охотника просто не могло ошибиться. Четкий след вел по нужному маршруту, исключая все возможные ошибки.
Болезнь. Острая, свежая, яркая. Марсианскую лихорадку можно было почувствовать за километры. Отпадала всякая необходимость в повышенной концентрации и настройке силы. Отчетливый, жирный след недомогания более чем красноречиво выдавал нахождение гирру, перебивая все остальные метки. В которых, к слову, не оставалось никакой необходимости.
Кажется, прошел дождь. Трава стала мокрой и похрустывала от каждого движения. Ароматы свежего луга смешивались с запахом болотной сырости. В воздухе засуетились насекомые, почувствовавшие ласковость теплого солнца. В погоне за право на жизнь не уступали им и растения, начавшие раскрывать свои пестрые лепестки.
Липкий, глубокий сон без снов отступать совсем не хотел. Поначалу он стал прерывистым, и где-то на задворках забытья начала чувствоваться тревога. В сознании вспыхнули яркие, наполненные фантасмагорией картинки и практически мгновенно же исчезли. В легкие с болью вошел тяжелый влажный воздух, когда те попытались сделать несколько быстрых вздохов. Послышался слабый, прерванный кашлем стон. Медея открыла тяжелые веки.
— Ну что, выспалась? — хмуро сдвинув брови, над девушкой нависла Ашера.
На лбу чернокожей бестии красовался широкий порез, проходящий от линии волос и практически до правой брови. Кровь уже запеклась и почти перестала стекать по переносице. Серая куртка куда-то делась, и девушка осталась только в майке с официальной эмблемой Гона: стилизованный лабиринт с черными коридорами, ведущими к находящемуся в самом центре двуликому Янусу.
— Ты жива…
— Да, повезло, — тяжело выдыхая, отозвалась Ашера, — Вставай.
Нагнувшись, она хотела помочь тихоне подняться. Вместо того, чтобы принять помощь, Медея уткнулась в траву и истошно зарыдала.
— Тебе что, плохо?
— Н… нет… то есть да, — захлебываясь слезами, промямлила Медея.
— Говори ясней. Болит что-то?
— Прости, что я бросила тебя..
— Нашла, о чем сейчас думать! — вспылила Ашера, — Вставай!
— То есть ты на меня не обижаешься?
— В кое-то веки поступила правильно, теперь не сокрушайся, — Ашера потянула на себя начавшую вставать Медею, — Нужно идти.