Полёт над бездной
Шрифт:
В тот июньский день было нестерпимо жарко, на опушке шибири (однажды великий телеведущий, учёный Николай Дроздов в своей передаче «Мир животных» высказался о том, что название огромнейшего географического региона Сибирь идёт от «шибири») он прилёг к огромному ручью, текущей от холодного родника, попить воды с берега. Попил, утолил жажду и собирался далее окунуться головой, дабы освежиться, как что-то его остановило…
Повернул голову влево и увидел…
За ним наблюдали, оценивали…
Такую огромную гадюку никогда он не видел, хоть в книгу рекордов Гиннеса. Он был свернут в клубок, изготовленный к прыжку. На него смотрел хищник.
И было ли данное пространство сферой момента его охоты?
Нет, он не подпрыгнул, не вспрыгнул от неожиданности, как тогда подростком по той грунтовой дороге во время тренировочного кроссового бега в начале Пути, нет, на этот раз был он спокоен, и вальяжно, степенно, важно размеренно было каждое его движение. Он привстал на одно колено, но не поспешил встать, зачем. Так он будет ближе к хищнику, что может навести ужас не только на всякую движимую живность, но и на человека.
Два самурая, сидя, застыли в позе лотоса. Мечи ожиданием ли возлежат перед ними. Кто первым рванётся к мечу, тот повержен насмерть…, ибо это и есть мастерство воина бусидо…
Тогда знойно воспалило июньское солнце. Распалённый воздух у шибири вибрировал подобием волн. И не было свидетеля интереснейшей сцены на опушке шибири. Застыли друг перед другом человек, преклонённый на одно колено, изготовленный ли к прыжку, и змея, приподнятой головой над клубком, изготовленный ли к прыжку.
И тихий ветер не издаст лёгкой ряби на ровно покойной глади чистой воды озера…
Он всмотрелся в немигающие глаза, и будто уходил в некую ирреальность от реальности, от пьянящих запахов алтарганы, тихого журчания широкого ручья у шибири, и даже от света солнца. Один на один мозг человека и мозг змеи.
Чужой мир, змеиный мир. Постылость, холодность ярости от бедного мира, лишённого богатства эмоций. И он претворился, слился с лоном этого мира, сотворив глаза свои в окно жестокого разума и в ту же постылость холодной ярости. Кто кого наэлектризованностью силы волновой, энергетической, магнетизированной?
Остыло мгновение…
И не подняты мечи. Но лишь один воин проявил, быть может, мудрость, гордо царственно извиваясь, не уползая, уходя с арены в заросли прибрежных трав огромного ручья у шибири. Соблюдено ли было правило воина бусидо?
Тогда он рассказал об этом учителю, что накануне прочитал ему одну статью одного автора из одного журнала о силе глаза змеи, змеиного взгляда.
– Вот ты и поднялся на ещё одну ступень в Пути… – сказал тогда Учитель тихим тоном голоса, в котором сила звука убеждённости могла и превзойти неистовость ора.
И после этих слов Учителя он решил как-то проявить некую самодеятельность, проверить…
В лесу эту птицу найти было легко, чем змею. Острым слухом прислушался, откуда раздавался стук, определил расстояние. И пошёл по направлению звука.
Дятел был невысоко, занятый своим делом. Шаги его были беззвучны. И вот он на дистанции вытянутой руки, и вперил взгляд, исторгнув, как глаз змеи в момент охоты…
И прекратился стук, сменившись истошности криком. И беспомощность, судорожность взмаха крыльев, как плескание по воде утопающего. Ещё секунд десять такого шумно безысходного трепыханья и закончилось, птица замертво обрушено упала вниз…
В начале августа вечером он пошёл в сельский клуб, где всегда собиралась местная молодёжь. Уже на подходе к клубу и в самом клубе местные парни подходили к нему пожать искренне руку. Нет, выражали они к нему своё отношение не как фанаты к своему кумиру, в котором одно лишь поклонение, как к идолу чуть ли с небес, нет, абсолютно вся местная молодёжь подходила к нему с одним лишь выражением, в котором легко читалось уважение, высокое уважение. И он в ответ также искренне выражал ответное уважение, высокое уважение. Да, высокомерие, заносчивость – эти низменные проявления души были ему чужды, ни разу никогда не задела струн именно его души.
В клубе затевалась очередная дискотека. Он прошёл в угол и скромно сел на приготовленное специально для него кресло, он тих, он никому не помешает.
Во время очередного ритмичного танца в молодёжном стиле в середине зала, танцплощадки вывернулось что-то такое из буйного. То было предзнаменование драки, каковое иногда случается на танцплощадках, но не здесь же в маленькой деревне Нарангол, где все знают друг друга.
Одни местный парень, изрядно подвыпивший, верхом агрессивности наседал на одного паренька, в котором он признал одного совсем молоденького юношу, который приехал к своим родственникам из города, но не только. У него здесь находилась, жила девушка, что когда-то и была невестой, девушкой вот этого парня, что под шафэ никак не мог в данный момент поумерить свою агрессивность, что нарастала и нарастала. Что ж, в жизни это встречается на каждом шагу, когда девушка, не дождавшись своего парня, выбирает другого, уходит к другому. В этом случае и взыгралась агрессивностью такая ситуация.
Этот-то местный парень, явно изготовившийся к кулачному бою, приходился ему родственником. Но даже и не родственник…
Он подходил к этому парню, аккуратно брал его за руку выше локтя и говорил в установившейся тишине сельского клуба голосом негромким, тоном спокойным, что никогда и не всколыхнётся тихая рябь на ровной глади озера самого чистого, он говорил такие слова, и слышали все:
– Выбор в этом важном деле всегда должен быть свободным. Ты не прав, и ты выпил. Давай-ка вместе пойдём к тебе домой, а дома ты проспишься. Знаю, что ты мучаешься, но пройдёт время и успокоишься, время лечит, да и девушек много, и не только в нашей деревне…
Этот парень, уже унявший всякую агрессивность, был послушен, как ученик младших классов перед строгим учителем, хотя слова его были сказаны тоном голоса мягкого, в котором преобладала одна учтивость. И вместе они проходили через зал, и провожала их взгляды всей местной деревенской молодёжи. И вдруг он приметил посреди всех один взгляд, который заставил обострить внимание, которое он не выказал внешне, никак не выказал. То был взгляд той девушки, которую он увидел тогда на пляжном берегу озера Алтаннур, когда шёл бить, наказывать тех отморозков, что тогда проявили беспредел поведения. Во взгляде девушки явно открыто легко читалось изумление, сопряжённое с восхищением.