Полет шершня
Шрифт:
В свете луны смутно виднелись очертания автомобиля и самолета. Там вполне мог прятаться кто-то, сидя в засаде.
Послышался сдавленный кашель, глухой стук… вскоре кашель и стук повторилось. Харальд вспомнил про Хансена, томящегося в багажнике «роллс-ройса». В сердце его вспыхнула надежда. Если Хансен по-прежнему связан, значит, фру Йесперсен и Петер еще не вернулись. Значит, есть шанс, что они с Карен успеют взлететь.
Стараясь не шуметь, он влез в окно и на цыпочках прокрался к самолету. Вынул из кабины фонарик, посветил им по всем углам. Никого. Потом открыл багажник машины. Хансен
– Харальд! Ты здесь? – послышался громкий шепот.
Он направил луч фонарика на окна и увидел, что Карен заглядывает в одно из них.
Домой ее доставили в карете «скорой помощи». Родители приехали с ней. В театре, прежде чем они с Харальдом расстались, она пообещала, что, как только сможет, сразу придет в церковь.
Выключив фонарик, он открыл большую входную дверь. Карен, хромая, вошла. На плечи накинута шубка, в руках – одеяло. Харальд бережно обнял ее, стараясь не задеть правую руку на перевязи. От тепла ее тела, от запаха волос у него закружилась голова.
– Как ты себя чувствуешь? – Он опомнился и вернулся к делам насущным.
– Болит ужасно, но переживу.
– Ты что, мерзнешь? – Он перевел взгляд на ее шубку.
– Сейчас – нет, но над Северным морем непременно замерзну. Одеяло – для тебя.
Он забрал у нее одеяло, задержав ее здоровую руку в своей.
– И ты готова на это?
– Да.
– Я тебя люблю. – Он нежно ее поцеловал.
– Я тоже тебя люблю.
– Правда? Ты раньше этого мне не говорила.
– Я знаю. И говорю на тот случай, если не выживу в перелете, – с обычной своей деловитостью произнесла она. – Ты раз в десять лучше любого из тех парней, которые мне встречались. Ты умный, но никогда не унижаешь людей. Ты мягкий и добрый, но смелости у тебя хватит на целую армию. – Она коснулась его волос. – Ты даже красивый, хоть и смешной немножко. Чего ж мне еще желать?
– Ну, некоторым нравится, когда парень хорошо одет.
– В самом деле? Над этим мы поработаем.
– И мне бы хотелось рассказать, за что я тебя люблю… но в любой момент может нагрянуть полиция.
– И так знаю, за что: я такая чудесная!
Харальд открыл дверцу кабины, сунул туда одеяло.
– Давай-ка лучше садись, – велел он. – Чем меньше останется сделать, когда будем снаружи, тем выше шанс, что удастся унести ноги.
– Идет!
Но он понял, что забраться в кабину ей будет не под силу, и подтащил ящик. Карен встала на него, но и тогда не смогла переместить внутрь свою больную ногу. В кабину и без того влезть было непросто, там было тесней, чем на переднем сиденье малолитражки, а с двумя покалеченными конечностями и вовсе непосильная задача.
Подхватив Карен левой рукой под мышки, а правой – под колени, он встал на ящик и бережно опустил ее на пассажирское место, справа. Сидя там, она сможет здоровой левой рукой орудовать рычагом управления, а Харальд, на месте пилота, браться за него правой.
– Что это на полу? – наклонившись, спросила Карен.
– Пистолет Хансена. Я не знал, куда его деть. – Харальд захлопнул дверь. – Тебе удобно?
– Отлично. – Карен опустила оконное стекло. – Под взлетную
– Хорошо.
Харальд во всю ширь распахнул церковные двери. Теперь надо вывезти самолет. К счастью, припарковали его грамотно, носом строго на дверь. К шасси была привязана длинная веревка, за которую, как с первого взгляда решил Харальд, самолет тащили. Крепко взявшись за нее, он стал тянуть.
Но «шершень» оказался тяжелее, чем он надеялся. В дополнение к весу мотора там ведь было полно горючего да еще Карен. Не очень-то и потянешь.
Чтобы стронуть самолет с места, Харальд исхитрился раскачать его на колесах, попал в ритм и только тогда привел в движение. Стоило стронуть с места, как нагрузка уменьшилась, но все равно было тяжело. Больших усилий стоило вытащить его из церкви и докатить до дороги.
Из-за облака вышла луна. В парке стало светло почти как днем. Самолет стоял на виду у всякого, кому вздумается взглянуть в его сторону. Следовало поторапливаться.
Натренированной рукой Харальд отстегнул застежку, которая прихватывала левое крыло к фюзеляжу, и выполнил все операции, необходимые для того, чтобы закрепить крыло в рабочем положении.
Это заняло у него три или четыре минуты. Закончив с левым крылом, он поглядел сквозь деревья парка на солдатский лагерь. Часовой, видно, заметил происходящее, потому что двигался в их направлении.
Харальд как ни в чем не бывало проделал всю процедуру с правым крылом. К тому времени как он закончил, часовой стоял у него за спиной и смотрел, чем он занимается. Часовым оказался дружелюбный Лео.
– Что это ты делаешь? – поинтересовался тот.
У Харальда наготове была история.
– Мы хотим сделать фотографию. Господин Даквитц думает продать самолет, потому что горючего не достать.
– Фотографию? Ночью?
– Ночь лунная, и самолет будет на фоне замка.
– А наш капитан знает?
– А как же, господин Даквитц поговорил с капитаном Кляйсом, и тот сказал, что все в порядке.
– А, ну ладно, – кивнул Лео и тут же нахмурился. – Хотя странно, что капитан ничего мне об этом не сказал.
– Наверное, он решил, что это не важно, – выдал Харальд и сразу понял, что аргумент слабый. Будь офицеры немецкой армии так беспечны, вряд ли она покорила бы Европу.
Лео покачал головой.
– Часового положено предупреждать обо всех мероприятиях, назначенных на время несения им поста, – как по писаному произнес он.
– Господин Даквитц не дал бы нам этого поручения, если б не получил согласия капитана Кляйса. – И Харальд, упершись руками в хвост, попытался сдвинуть самолет с места.
Видя, как ему тяжело, Лео пришел на помощь. Вдвоем они развернули «шершень» носом к дороге.
– Пойду-ка я все-таки спрошу капитана, – пробормотал Лео.
– Ты уверен, что он не рассердится, если его разбудишь?
– Может, он еще не спит. – На лице Лео отразилось сомнение и тревога.
Харальд, зная, что офицеры квартируют в замке, придумал способ задержать Лео и ускорить свою задачу.