Полет шершня
Шрифт:
Через несколько минут лунный свет пронизал облако, и стало видно, как оно клубится, завихряется за окном. И тут, к облегчению Харальда, облако осталось внизу, неся на себе тень летящего над ним «шершня».
Карен подала рычаг управления вперед, чтобы выровняться.
– Видишь указатель оборотов двигателя?
– Две тысячи двести, – посветив себе, ответил Харальд.
– Без рывков установи дроссель так, чтобы дошло до тысячи девятисот.
Харальд послушался.
– Используем мощность для регуляции высоты, – объяснила
– А как мы контролируем скорость?
– Положением самолета. Нос вниз – ускоряемся, нос вверх – идем тише.
– Понял.
– Но Боже избави задрать нос слишком сильно – мотор заглохнет, потеряешь тягу и рухнешь.
– И как тогда надо поступить?
– Надо опустить нос и увеличить число оборотов. Звучит просто… вот если б еще инстинкт самосохранения не требовал задрать нос!
– Я это запомню.
– А теперь ненадолго возьми управление на себя, – попросила Карен. – Смотри за тем, чтобы лететь прямо и ровно. Все, давай, управление на тебе.
Харальд с силой сжал рычаг правой рукой.
– В таких случаях полагается отвечать: «Управление на мне». Таким образом, первый и второй пилоты не попадут в положение, когда один думает, что самолет ведет другой.
– Управление на мне, – без особой уверенности повторил Харальд.
Казалось, самолет существовал сам по себе. Сворачивал и нырял, повинуясь движению воздушных масс. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы крылья не перекашивало, а нос не заваливался.
– Ты чувствуешь, что приходится придерживать рычаг управления, а он все норовит и норовит вырваться? – спросила Карен.
– Чувствую.
– Это потому, что мы уже израсходовали часть горючего и центр тяжести самолета сместился. Видишь вон тот рычажок в переднем верхнем углу твоей двери?
– Вижу, – глянул он мельком.
– Это регулятор подстройки. Я поставила его в положение до упора, когда мы взлетали. Тогда бак был полный, хвост тяжелый, а теперь самолету нужна перебалансировка.
– И как это делается?
– Просто. Ослабь свою хватку, не дави на рычаг. Чувствуешь, как он рвется вперед сам по себе?
– Да.
– Отодвинь регулятор подстройки. Теперь удерживать рычаг будет легче.
Харальд кивнул. Действительно, Карен права.
– Найди положение регулятора, чтобы держать рычаг, не прилагая усилий.
Харальд осторожно продвинул рычажок. Рычаг управления снова вжался ему в ладонь.
– Перебор, – пробормотал он и дал маленькую поправку. – Вот теперь хорошо.
– Подстраивать можно также руль управления, передвигая вот эту круглую ручку в зубчатой рейке, здесь, внизу панели управления. Когда настроен как следует, самолет летит прямо и ровно, и рукоятки не оказывают сопротивления.
Харальд, проверки ради, отпустил руку. «Шершень» летел как ни в чем не бывало. Он вернул руку на место.
Облако под ними было не сплошным,
– Проверь-ка высотометр, – попросила Карен.
Оторвать взгляд, чтобы посмотреть на панель управления, удалось с трудом: не верилось, что можно одновременно вести самолет и следить за приборами. Оказалось, они поднялись на две тысячи триста метров.
– Как это произошло? – удивился он.
– Ты слишком высоко задираешь нос. Это естественно. Подсознательно боишься врезаться в землю, поэтому набираешь высоту.
Он взял рычаг на себя. Нос опустился, и Харальд увидел еще один самолет, с большими крестами на крыльях. От страха перехватило дыхание.
Карен самолет тоже заметила и испугалась не меньше.
– Вот черт! Люфтваффе!
– Вижу, – ответил Харальд.
Самолет находился левее их и ниже, но быстро набирал высоту.
Карен, перехватив рычаг, рывком опустила нос.
– Управление на мне, – сказала она.
– Управление на тебе.
«Шершень» вошел в пике. Харальд разглядел, что нагоняет их «Мессершмит-110», двухмоторный ночной истребитель, легкоотличимый по двум лопастям на хвостовом стабилизаторе и похожей на теплицу длинной крыше кабины. Вспомнилось, как Арне под впечатлением рассказывал про вооружение таких «мессершмитов»: на носу установлены пушки и пулеметы, и пулемет заднего боя торчит из кабины. Именно такие сбивают союзнические бомбардировщики после того, как их засекает радиостанция на Санде.
«Шершень» был полностью беззащитен.
– Что будем делать? – спросил Харальд.
– Попытаемся спрятаться в облаке. Черт, нельзя было допускать, чтобы ты так высоко забрался.
«Хорнет мот» стремительно шел вниз. Харальд взглянул на указатель скорости: они делали сто тридцать узлов. Словно катишься вниз на «американских горках». Он заметил вдруг, что вцепился в край своего сиденья.
– Это не опасно? – спросил он.
– Опасней будет, если подстрелят.
Немецкий самолет приближался неумолимо. Он был намного мощнее «шершня». Вспышка, треск пулемета. Харальд хоть и предполагал, что немец будет стрелять, все-таки не смог сдержать изумленного, испуганного вопля.
Карен свернула влево, чтобы уйти от пуль. «Мессершмит» внизу проскочил мимо, огонь прекратился, мотор «шершня» гудел ровно. В них не попали. Да, и Арне как-то говорил, что быстрому самолету в медленный попасть сложно. Может, это их и спасло.
Выглянув в окно, он увидел, что истребитель исчезает вдали.
– Похоже, мы вне досягаемости, – сказал он.
– Ненадолго, – ответила Карен.
И точно, немец вернулся. Время тянулось, «шершень» снижался под защиту облака, а быстроходный «мессершмит» делал широкий разворот. Харальд отметил, что их скорость достигла ста шестидесяти узлов. Облако, маняще близкое, никак не начиналось.