Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
В то утро у нее случился внезапный приступ рвоты, и легкая тошнота давала о себе знать даже теперь. Как врач, Робин хорошо понимала, что это значит, и, готовясь к визиту в замшелый губернаторский дворец, решила, что пора брать инициативу в свои руки. Время поджимало.
Когда Зуга еще жил у дяди Уильяма в Кингс-Линне, она как-то нашла на письменном столе среди военных трактатов дешевый бульварный роман весьма сомнительного содержания. Украдкой пролистав его, Робин узнала, что женщины часто соблазняют мужчин, и наоборот. К сожалению, автор не дал подробного описания самого
Кодрингтон заговорил снова, и Робин с внимательным выражением на лице приготовилась подбадривать кавалера кивком или жестом.
— Хоть я и не имею влиятельных друзей, мой послужной список позволяет надеяться, что жалованье останется высоким. Пускай это прозвучит нескромно, однако я уверен, что к пятидесяти годам, а то и раньше, подниму над своим кораблем вымпел командующего эскадрой.
Так похоже на него: строить планы на двадцать пять лет вперед. Робин с трудом подавила раздражение — она предпочитала жить настоящим или по крайней мере ближайшим обозримым будущим.
— Хочу отметить, что супруга адмирала занимает высокое общественное положение, — самодовольно продолжал Кодрингтон.
Раздражение в душе Робин разгоралось сильнее. Она сама стремилась завоевать положение в обществе — как борец с работорговлей, специалист по тропической медицине, знаменитый автор книг об Африке!
Не сдержавшись, она заметила мягко и кротко:
— Женщина может и сама делать карьеру, не только быть женой.
Клинтон чопорно выпрямился.
— Место жены — дома, — заученно произнес он.
Робин хотела было возразить, но удержалась. В ее положении лучше не спорить.
Клинтон продолжал, ободренный ее молчанием:
— Для начала обзаведемся маленьким уютным домиком — в Портсмуте, рядом с гаванью. Конечно, когда появятся дети, подыщем более подходящее жилище…
— Вы хотите детей? — все так же кротко спросила она, но щеки ее вспыхнули.
— О да, конечно. По одному в год.
Робин вспомнила свою работу в кварталах бедноты и бледных неряшливых женщин в окружении бесчисленного потомства: на руках, у ног и следующий непременно на подходе. Она невольно содрогнулась.
— Вам холодно? — забеспокоился Клинтон.
— Нет-нет, пожалуйста, продолжайте.
Робин почувствовала себя в ловушке и уже в который раз прокляла жалкую роль, навязываемую обществом женскому полу.
— Мисс Баллантайн… доктор Баллантайн… я вот что хочу сказать… вы окажете мне великую честь, если согласитесь стать моей женой.
Теперь, когда главные слова были наконец произнесены, она вдруг почувствовала растерянность и смутилась вполне искренне.
— Капитан Кодрингтон, это так неожиданно…
— Не вижу причин. Мое восхищение вами очевидно, а в тот день вы дали мне надежду… — Он запнулся, потом торопливо закончил: — Вы даже позволили вас обнять!
Робин с трудом сдержала смех — знал бы
— Когда же вы планируете свадьбу?
— Ну, по возвращении в…
— На Занзибаре есть британский консул, — поспешно заметила Робин. — Вы ведь направляетесь туда, правда? Он может совершить церемонию.
Лицо капитана расплылось в счастливой улыбке.
— О, мисс Баллантайн, значит… могу ли я…
Он шагнул к ней, и перед внутренним взором Робин как наяву вспыхнула картина: крошечный домик в Портсмуте, битком набитый маленькими светловолосыми копиями Кодрингтона. Она отшатнулась.
— Мне нужно подумать.
Капитан остановился, лицо его помрачнело.
— Разумеется, — выдавил он.
— Речь идет о перемене всей моей жизни, крушении планов. Экспедиция… Это трудное решение.
— Я готов ждать год, даже больше! — воскликнул Клинтон. — До конца экспедиции, сколько угодно!
У Робин что-то екнуло внутри.
— О нет, мне нужно всего несколько дней. — Она взяла его за руку. — Я дам ответ до прибытия в Келимане, обещаю.
Шейх Юсуф тревожился. Уже девятый день большая дхоу стояла вблизи берега, ее косой треугольный парус на длинной рее безжизненно обвис. Море за бортом было бархатисто-гладким, а долгими безлунными и безветренными ночами пылало фосфорическим пламенем. Ни малейшая рябь не тревожила поверхности воды. Корабль стоял без движения, словно вкопанный в землю.
Шейх владел целым флотом торговых судов, и за сорок лет избороздил весь Индийский океан. Он знал назубок каждый остров, каждый мыс и все особенности прилива на любом побережье, изучил пути великих течений, как кучер почтовой кареты — все повороты и рытвины на дороге между станциями. Юсуф мог обходиться без компаса и секстанта и, ориентируясь лишь по небесным светилам, преодолевал тысячи миль в открытом океане, чтобы достичь великого Африканского Рога или побережья Индии, а потом вернуться на остров Занзибар. За все сорок лет он не припоминал случая, чтобы в это время года муссон прекратился на восемь дней подряд. Этот ветер всегда дул с юго-востока — ежедневно, еженощно, час за часом.
С таким расчетом шейх и взял груз, собираясь разгрузиться на Занзибаре не позже чем через шесть дней. Само собой, потери неизбежны, но все было учтено. Самое меньшее десять процентов, а чаще двадцать, тридцать — приемлемо, сорок — возможно, но даже при потере половины груза плавание приносило прибыль.
Но теперь… Юсуф поднял глаза к верхушке мачты, откуда неподвижно свисал пятнадцатифутовый алый стяг занзибарского султана, возлюбленного Аллахом, правителя Омана и обширных земель в Восточной Африке. Флаг полинял и пропитался пылью, как и парус, пройдя вместе с ним уже полсотни таких рейсов. Позади были штили и ураганы, палящее солнце и тропические ливни. Золотая арабская вязь на алом полотнище едва читалась. Шейх давно потерял счет, сколько раз знамя снимали с мачты и несли во главе вооруженной колонны в глубь земли, припавшей к горизонту, сколько раз длинный стяг змеился на ветру, когда корабль проходил под стенами крепости Занзибара…