Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Клинтон взял оставшийся пистолет и взвесил в руке, прицеливаясь в одного из черно-желтых ткачиков, переговаривающихся в тростниковых зарослях.
Робин с облегчением увидела, как уверенно обращается с оружием ее защитник. Теперь она была уверена в исходе дуэли — добро обязательно восторжествует. Едва шевеля губами, она повторяла слова двадцать второго псалма: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной».
— Господа, прошу занять места. — Зуга шагнул в сторону и поманил рукой Робин.
Не переставая молиться, она подошла и встала за его спиной, сбоку от линии огня.
Типпу вытащил из-за кушака неуклюжий пистолет, взвел огромный разукрашенный курок и поднял ствол кверху. Огромное дуло зияло, как пушечное. Зуга также достал «кольт» и молча дожидался, пока дуэлянты встанут спина к спине.
Восходящее солнце залило вершины холмов сверкающим золотом, но лагуна оставалась в тени. Над темной неподвижной водой клубами висели клочья тумана. В тишине раздался резкий крик, серая цапля призраком поднялась из тростника, лениво размахивая крыльями и изгибая по-змеиному шею, чтобы уравновесить длинный клюв.
— Расходитесь! — громко выкрикнул Зуга. Робин испуганно вздрогнула.
Дуэлянты размеренно зашагали прочь друг от друга, вминая каблуками податливый песок в такт счету…
— Пять!
На лице Мунго Сент-Джона играла легкая улыбка, словно он вспомнил что-то смешное. Словно крыло бабочки трепетал шелковый рукав вокруг поднятой руки с пистолетом; тонкий голубоватый ствол смотрел в рассветное небо.
— Шесть!
Клинтон, подавшись вперед, твердо чеканил шаг длинными ногами в белых форменных брюках. Его бледное лицо застыло, как маска, губы сжались в тонкую решительную линию.
— Семь!
Сердце Робин колотилось бешеным крещендо, отдавая болью в ребра. Она едва дышала.
— Восемь!
У Клинтона под мышками, несмотря на утреннюю прохладу, расплывались темные пятна пота.
— Девять!
Робин охватил смертельный страх, вся ее вера растворилась в предчувствии неминуемого несчастья.
— Десять!
Ей хотелось крикнуть, остановить их, броситься между двумя мужчинами. Никто не должен умереть! Пересохшее горло свело, ноги онемели и не слушались.
— Пли! — Голос Зуги дрогнул.
Зрители замерли в напряжении. Мужчины одновременно развернулись на темно-желтом песке, словно танцоры, исполняющие тщательно отрепетированный танец смерти, и выбросили правую руку вперед, левой упираясь в бедро для равновесия. Казалось, это тянутся друг к другу влюбленные, которых ждет расставание. Движения их были изящными и размеренными.
Время застыло на месте. Ветер перестал шелестеть в тростниках, угрюмый лес по ту сторону лагуны замер в неподвижности, ни зверь, ни птица не решались нарушить тишину. Казалось, весь мир затаил дыхание…
Гром грянул, эхо с грохотом покатилось по ущелью, перескакивая с утеса на утес. С резкими криками вспорхнули испуганные птицы. Выстрелы прозвучали почти одновременно. Наведенные стволы выбросили белый пороховой дым, отдача взметнула их кверху.
Оба бойца покачнулись, но устояли на ногах. Робин заметила, что облачко дыма вылетело из пистолета Мунго на мгновение раньше, а затем его темноволосая голова дернулась, словно от пощечины. Он отшатнулся, но устоял на ногах и, не выпуская из рук дымящегося пистолета в руке, посмотрел на противника. Робин перевела дух — Мунго Сент-Джон остался невредим. Ей захотелось подбежать к нему, но вдруг ее радость померкла: темно-красная струйка змеилась из густых волос на виске и стекала по гладко выбритой загорелой щеке на белый шелк рубашки.
Робин прикрыла рот рукой, сдерживая крик, как вдруг, что-то почувствовав, резко повернулась в сторону Клинтона Кодрингтона.
Он тоже стоял прямо, вытянувшись почти по-военному, но начал медленно оседать, согнувшись пополам. Правая рука с пистолетом бессильно повисла, пальцы разжались, и раззолоченное оружие упало на песок. Клинтон прижал руку к груди, будто почтительно кланялся, и упал на колени, словно собирался молиться. Он поднял руку, удивленно всматриваясь в окровавленные пальцы, и рухнул на песок лицом вниз.
Робин наконец сдвинулась с места. Она подбежала к Клинтону и опустилась рядом с ним на колени. Паника придала ей сил, и она перевернула Кодрингтона на спину. Белая рубашка пропиталась кровью вокруг аккуратной круглой дырки на шесть дюймов левее перламутровых пуговиц.
Капитан стоял вполоборота, и пуля вошла в грудь в нижней части легкого. Робин похолодела от отчаяния. Такая рана означала смерть, хоть и медленную, но мучительную и неотвратимую. Врачу оставалось лишь бессильно наблюдать, как жертва захлебывается кровью.
За спиной захрустел песок. Робин обернулась.
В залитой кровью рубашке перед ней стоял Мунго Сент-Джон. К виску он прижимал шелковый платок, пытаясь остановить обильное кровотечение. Пуля скользнула над ухом и содрала длинную полосу кожи.
Взгляд работорговца был мрачен, губы кривились в жесткой холодной гримасе.
— Полагаю, мадам, вы удовлетворены, — произнес он холодно и отчужденно, затем резко повернулся и пошел вверх по белой дюне в сторону моря.
Догнать, объяснить… только что? Долг врача повелевал оставаться здесь, с тяжело раненным. Робин расстегнула рубашку Клинтона, руки ее тряслись. Вязкая кровь медленно сочилась из голубоватого отверстия в бледной плоти. Так мало крови в устье раны — плохой признак, указывающий на внутреннее кровотечение, глубоко в грудной клетке.
— Зуга, саквояж! — отрывисто скомандовала Робин.
Зуга опустился на одно колено рядом с ней.
— Ничего страшного, — пробормотал раненый. — Мне не больно. Только онемело все.
Майор не ответил. В Индии он видел множество огнестрельных ран и знал, что боль не связана с тяжестью ранения. Пуля, попавшая в ладонь или ступню, причиняет невыносимые муки, а сквозное ранение легких вызывает лишь неудобство.
Удивляло лишь одно: почему Мунго Сент-Джон стрелял так небрежно? С двадцати шагов он попал бы противнику между глаз, ошибившись не больше чем на дюйм. Почему же пуля в груди?