Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Они находились в сотне морских миль от бразильского побережья — «Белая ласточка» с пятьюстами черными невольниками на борту почти пересекла океан. В соответствии с приказом Кодрингтон развернул шхуну и повел к островам Зеленого мыса, но по пути провел три дня в мертвом штиле и с трудом вырвался из его удушливой хватки.
В порту Прая на главном острове Сантьяго Клинтону не позволили выгрузить рабов, и судно стояло на рейде шестнадцать дней в ожидании решения. Хозяева «Белой ласточки» не теряли времени даром, и в конце концов председатель комиссии решил, что дело не входит в его компетенцию. Временному капитану было приказано
Кодрингтон, однако, хорошо понимал, чего можно ожидать от бразильского суда, и предпочел взять курс к острову Святой Елены, где правили британцы. Таким образом, несчастным невольникам пришлось снова пересекать экватор. К тому времени как корабль с грузом человеческого горя бросил якорь на рейде Джеймстауна, в живых осталось двадцать шесть рабов, и с тех пор запах невольничьего судна преследовал Кодрингтона в кошмарах.
И вот теперь из ночной тропической тьмы доносилась та же, ни с чем не сравнимая, чудовищная вонь. С усилием прогнав кошмарные видения, Кодрингтон отдал команду развести пары и ждать рассвета.
Шейх Юсуф, не веря своим глазам, вглядывался в темный силуэт на горизонте. О Аллах, не покинь своего верного раба!
Чужое судно находилось милях в пяти, едва различимое в розовом свете зари, но шло навстречу быстро. Буйный пассат относил в сторону над зелеными водами пролива толстый столб черного дыма и раздувал флаг на мачте. Глядя в старинную, обтянутую кожей и окованную латунью трубу, шейх ясно различал белоснежное поле с ярким алым крестом.
Ненавистный символ высокомерных воинственных пришельцев, тиранов морских путей, завоевателей целых континентов! Такие канонерки заходили и в Аден, и в Калькутту, такой же флаг развевался в любых, самых дальних уголках морей, где доводилось плавать шейху…
Все кончено! Юсуф переложил руль — злосчастный рейс подходил к концу. Дхоу неохотно развернулась, треща всем корпусом, огромный парус опал, теряя ветер, дувший в корму.
А ведь риск казался совсем пустяковым. Договор, подписанный с занзибарским консулом неверных, позволял вести торговлю черным жемчугом между любыми из владений султана, при условии что заниматься этим прибыльным делом будут только оманские арабы. Под флагом султана не смел плавать ни христианин, ни даже обращенный мусульманин, а самим арабам разрешалось вести торговлю только в пределах султанских владений. Договор тщательно определял эти пределы… И вот шейх Юсуф с грузом из трехсот тридцати живых, умирающих и мертвых невольниц наткнулся на канонерку в ста пятидесяти милях южнее самых дальних границ. «Воистину пути Аллаха неисповедимы и недоступны людскому пониманию», — думал шейх с легким привкусом горечи, мрачно налегая на руль и поворачивая дхоу к берегу.
На носу канонерской лодки грохнула пушка, в воздух взвился столб порохового дыма, белый, как крыло морской птицы в лучах рассветного солнца. Шейх Юсуф яростно сплюнул за борт.
— Эль-Шайтан, дьявол! — смачно выругался он, впервые употребив прозвище, под которым капитан Клинтон Кодрингтон станет известен на всем восточном побережье, от Мозамбикского пролива до Африканского Рога.
Бронзовый винт под кормой «Черной шутки» оставлял длинный бурлящий след. Пока корабль шел под гротом и кливером, но Кодрингтон готовился убавить паруса для удобства боя, как только изменит курс судна с учетом передвижений противника.
Зуга
— Ату их!
Клинтон глянул на него с заговорщической усмешкой:
— Это невольничий корабль. Этот поворот отметает все сомнения, не говоря уже о запахе.
Робин подалась вперед, всматриваясь в грязное суденышко с полинялым залатанным парусом. Некрашеный дощатый корпус напоминал зебру, весь испещренный полосами человеческих испражнений и отбросов. Вот он, воочию — невольничий корабль со страшным грузом на борту! Надо сохранить в памяти каждую мелочь, чтобы позже записать в дневнике.
— Мистер Денхэм, дайте еще выстрел, будьте добры! — скомандовал Клинтон.
Носовое орудие послушно громыхнуло, но дхоу не меняла курса.
— Приготовиться спустить шлюпку!
Клинтон обернулся и оглядел абордажную команду, выстроенную с саблями и пистолетами на шкафуте под командованием молодого мичмана. Капитан с радостью возглавил бы захват, но его рука все еще висела на перевязи, и швы не зажили. Чтобы в бурном море взять дхоу на абордаж и сражаться с ее матросами, требовались обе руки. Пришлось передать командование Феррису.
Капитан перевел суровый взгляд на дхоу:
— Они хотят выброситься на мель.
Все молчали, глядя, как невольничий корабль несется к берегу.
— Но там же коралловый риф!
Робин указала на черные точки в четверти мили от берега. Они напоминали ожерелье из акульих зубов. Волны прибоя, подхлестываемые ветром, разбивались о них тысячами бурунов.
— Да, — кивнул Клинтон. — Они загонят судно на коралловые рифы, а сами уйдут через лагуну.
— Но что будет с рабами? — в ужасе спросила Робин.
Ей никто не ответил.
«Черная шутка» упорно продвигалась вперед, но ветер дул противнику прямо в корму. Длинный гик арабской дхоу вывернулся вбок, огромный косой парус вздулся пузырем, почти касаясь воды. Корабль несся на рифы.
— Мы могли бы отрезать их, — громко сказал Зуга.
Клинтон сердито покачал головой:
— Не успеем.
Тем не менее капитан держал курс преследования до самой последней минуты, и дхоу прошла всего ярдах в двухстах перед носом канонерки — так близко, что можно было различить лицо рулевого. Тощий араб в длинном ниспадающем бурнусе носил феску с кисточкой — знак паломничества в Мекку. На его поясе блестела золотой филигранью рукоять кривого кинжала шейхов, белая клочковатая борода развевалась по ветру. Налегая на длинный румпель, старик оглянулся на черный корабль преследователей.
— Подстрелить бы мерзавца! — прорычал Зуга.
— Слишком поздно, — вздохнул Клинтон.
Дхоу прошла мимо, острые клыки коралловых рифов торчали совсем близко.
— Носом к ветру! Лечь в дрейф! — скомандовал Клинтон рулевому и обернулся: — Абордажная команда, вперед!
Под скрип шлюпбалок переполненный вельбот исчез за бортом, но дхоу уже бешено раскачивалась в кипящих белых бурунах, окружавших рифы.
За два дня, с тех пор как закончился штиль, пассат нагнал высокую волну. Низкие валы с исполосованными ветром спинами монотонно катились через пролив, но, ощутив близость земли, яростно вздымали грозные темные гребни и тут же разбивались в белую бурлящую пену о черные клыки рифов.