Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)

Смит Уилбур

Его дед, Роберт Моффат, и в самом деле познакомился с Мзиликази в 1829 году, и за долгие годы они стали добрыми друзьями. Король во многом полагался на Моффата, которому дал прозвище Тшеди, советуясь с ним по поводу сношений с внешним миром и обращаясь за помощью в лечении подагры, одолевавшей его в старости.

Путь на север, в земли матабеле, начинался с миссии Роберта Моффата в Курумане. Благоразумный путешественник непременно испрашивал у старика миссионера охранную грамоту, и вооруженные отряды матабеле, сторожившие границы Выжженных земель, всегда с почтением относились к этому документу. Легкость,

с которой Фуллер Баллантайн в свое время прошел по Замбези до самого озера Нгами далеко на западе, в большой степени объяснялась его родством с Робертом «Тшеди» Моффатом. Покровительство, которое Мзиликази оказывал старому другу, относилось и к его близким родственников, а слово короля уважали все племена в пределах владычества длинной руки матабеле, сжимавшей ассегаи — страшные пронзающие копья, изобретенные зулусским королем Чакой, который с их помощью завоевал весь известный ему мир.

Взбешенный сравнением своего рода с семейством полуголой черной девчонки, Зуга поначалу не оценил значение сведений, сообщенных сестрой. Когда же смысл ее слов дошел до него, он поспешно вернулся в каюту Робин.

— Сестренка! — с порога воскликнул майор. — Значит, она из страны Мзиликази — это же почти в тысяче миль к западу от Келимане! По пути к побережью она наверняка проходила через земли Мономотапа. Ты уж постарайся разузнать поподробнее.

Зуга весьма сожалел, что в детстве не проявлял усердия, когда мать учила их туземному языку. Теперь майор старательно прислушивался к оживленной болтовне девушек и даже начал узнавать некоторые слова, но без перевода Робин не мог понять суть.

Отец Джубы был индуна, вождь и великий воин, сражавшийся с бурами при Мосеге и еще в сотне других битв. Его щит был густо покрыт кисточками из коровьих хвостов, черными и белыми, каждая из которых отмечала отдельный подвиг.

Не достигнув и тридцати лет, он был удостоен головного обруча индуны и стал одним из высочайших старейшин в совете племени. У него было пятьдесят жен, и в жилах многих из них текла чистейшая кровь Занзи, такая же, как у него самого. Они родили ему сто двенадцать сыновей и без счета дочерей. Хотя формально весь скот племени принадлежал королю, в распоряжение отца Джубы было передано пять тысяч коров — знак высочайшей милости.

Он был великим человеком — очень великим, а это всегда небезопасно. Кто-то шепнул королю на ухо слово «измена», и однажды на заре королевские палачи окружили крааль и выкрикнули имя отца Джубы.

Пригнувшись, великий воин вышел через низкую дверь крытой соломой хижины, похожей на улей, обнаженный, прямо из объятий любимой жены.

— Кто меня звал? — крикнул он и увидел кольцо темных фигур в высоких головных уборах из перьев, неподвижных, молчаливых и грозных.

— Именем короля, — был ответ, и от строя отделился человек, которого отец Джубы сразу узнал.

Это был еще один королевский индуна, носивший имя Бопа, — могучий и коренастый, с мускулистой грудью и такой мощной головой, что широкое лицо его казалось высеченным из гранита, добываемого на холмах за рекой Ньяти.

Мольбы или попытки бежать исключались. Ни то ни другое старому индуне даже в голову не пришло. «Именем короля» — этого было достаточно.

Он медленно выпрямился в полный рост. Несмотря на шапку седых волос, отец Джубы оставался

сильным воином: рослый, широкоплечий, с боевыми шрамами, которые извивались на его груди и боках, как живые змеи.

— Байете, Черный Слон! — начал он перечислять хвалебные титулы короля. — Гром Небес! Сотрясатель Земли! Байете!

Продолжая говорить, индуна опустился на одно колено. Королевский палач приблизился к нему и стал сзади.

Из хижин выползли жены и старшие дети. Они в страхе сбились в кучу, выглядывая из тени. Палач вонзил короткий ассегай между лопатками индуны, и широкое лезвие на две ладони вышло из груди. Голоса жен и детей слились в единый вопль ужаса и горя. Палач вытащил копье, окровавленная плоть чмокнула, отпуская сталь, и старый вождь повалился на землю лицом вниз. Теплая кровь ударила фонтаном высотой в человеческий рост.

Палач взмахнул окровавленным копьем, и его воины двинулись вперед. Смертный приговор распространялся на жен, на сыновей и дочерей, на домашних рабов и их детей, на всех жителей большой деревни — всего более трех сотен.

Воины делали свое дело быстро. Старые женщины и седые рабы умирали сразу, не удостаиваясь даже удара копья — им проламывали голову тяжелыми дубинками. Малышей и не отнятых от груди младенцев хватали за лодыжки и вышибали им мозги о ствол дерева, толстые столбы загона для коров или просто о камень. Работа шла споро, воины были послушны и хорошо обучены, а такие задания им доводилось выполнять часто.

Однако на этот раз кое-что в древнем ритуале смерти изменилось. Молодых женщин и подростков отделяли от толпы и выгоняли вперед. Королевский палач окидывал их взглядом и указывал окровавленным копьем направо или налево.

По левую руку их ждала мгновенная смерть, а тех, кого отсылали направо, гнали к востоку, туда, где встает солнце…

Так рассказывала маленькая нгуни по имени Джуба.

— Мы шли много дней. — Голос ее дрогнул, в глазах стоял ужас пережитого. — Не знаю, как долго. Тех, кто падал, оставляли лежать, а мы шли дальше.

— Расспроси ее, что она помнит о местности, — вставил Зуга.

— Там были реки, — ответила девушка, — много рек и высокие горы.

Она плохо помнила путь, не могла оценить ни расстояний, ни времени. Пленники не встречали других людей, не видели ни деревень, ни городов, ни скота, ни возделанных полей. На расспросы Зуги Джуба лишь качала головой, а когда он показал ей карту Харкнесса в слабой надежде, что она сможет что-то показать, девушка лишь смущенно захихикала. Нарисованные на пергаменте значки были выше ее понимания, она не соотносила их с деталями ландшафта.

— Пусть продолжает, — нетерпеливо бросил он.

— В конце мы шли через глубокие ущелья в высоких горах, где росли высокие деревья, а реки падают и покрыты белой пеной, и пришли туда, где ждали буну — белые люди.

— Белые люди? — переспросила Робин.

— Да, люди твоего народа, — кивнула девушка. — С бледной кожей и бледными глазами. Много мужчин, белые, коричневые, черные, но все одетые как белые люди и вооруженные исибаму — ружьями.

Народ матабеле знал силу огнестрельного оружия, они впервые столкнулись с ним еще три десятка лет назад. Даже некоторые индуны имели мушкеты, хотя всегда отдавали их оруженосцам, если предстоял серьезный бой.