Полет Стрижа
Шрифт:
— Малышева? — Следователь рассмеялся. — Знаю я его даже слишком хорошо. Мы с ним вместе еще на юридическом учились. В одной комнате жили в общаге. Ну, а слабость у него всегда была одна — жадность.
— Да, кажется, так, — кивнул головой Семыкин, окончательно утверждая ранее вынесенный для прокурора приговор.
— Иван Егорович, — Игорь повернулся к эксперту, — после огня можно найти остатки крови?
— Можно, только для этого экспертизу надо делать в области.
— Как скоро получится?
— С неделю.
— Долго, — огорчился Игорь.
Высадив следователя и экспертов у прокуратуры, Семыкин, отводя глаза, обратился к Стрижу.
— Мне надо домой заехать.
— Ладно, я подожду, — словно не поняв намека, отозвался Анатолий.
Лейтенант недовольно пожал плечами и сорвал машину с места. Он выжимал все, что мог из своего не слишком скоростного уазика.
— Ну, быстрее, кобыла чертова! — сквозь зубы выругался Семыкин.
Наконец вот он, продолговатый серый утюг «хрущевской» пятиэтажки. Хлопнув дверцей машины, Игорь бегом взбежал на третий этаж, толкнул дверь. Обычно жена держала ее запертой, а теперь дверь с легким скрипом открылась, и сердце у него оборвалось. Игорь сделал шаг через порог, в глаза сразу бросилось, что на вешалке нет плаща жены и курточки дочери. Он метнулся в комнату. Пусто. На темной полировке журнального столика лежал белый квадратик бумажки. Знакомым летящим почерком жены было написано:
"Игорь, они грозятся убить Настеньку". И тут же резко, так, что он вздрогнул, зазвонил телефон. Лейтенант сорвал трубку.
— Да, Семыкин!
— Лейтенант, — знакомый, недавно им слышанный гортанный голос поставил все точки над "i", — забудь на время про все. Я много не прошу — день, два. За Людочку и дочь не беспокойся, вернем в целости и сохранности. Слово даю.
— Дай поговорить с ними, — потребовал Семыкин.
— Их нет здесь, они в другом месте. Будь благоразумен. И еще. Не вздумай искать их. Я ведь сразу узнаю. А то ты, видно, решил, что ты самый главный в городе. Забудь об этом.
Длинные гудки, донесшиеся из трубки, оповестили об окончании разговора и послужили какой-то окончательной точкой, лишившей Игоря последней надежды. Он без сил опустился на маленький детский стульчик, на который дочка обычно складывала одежду. Чувство было такое, словно из него выдернули позвоночник. Две противоположные эмоции — бессилие и ярость проявились на глазах скупыми слезами…
Стриж уже по походке лейтенанта понял, что случилось что-то недоброе. Семыкин молча сел на свое место и замер.
— Что? — коротко спросил Анатолий.
— Они увезли их.
Стриж выругался, рубанул сгоряча кулаком по жесткому кожаному сиденью.
— Какие условия? — спросил он.
— Хотят, чтобы я оставил их в покое дня на два.
— Ясно, — кивнул головой Анатолий, — они за это время все улики прикроют, да и Алибек куда-нибудь слиняет.
Он с сочувствием глянул на застывшего в какой-то отрешенной позе лейтенанта и спросил:
— Что делать будешь? Своих поднимешь?
Семыкин отрицательно мотнул головой.
— Нельзя. Он предупредил, чтобы я не дергался. И я ему верю. Достал же он где-то мой адрес, и Люда им дверь открыла тоже не просто так. Что-то они сказали такое, что она поверила.
— Слушай, — Стрижу пришла в голову простая и очевидная мысль, — а если этим займемся мы?
— Чем? — не понял Игорь.
— Ну, поисками твоей семьи. Я подключу своих ребят, пройдемся по старым связям. Чеченцы в доме или нет?
— Не знаю, — нехотя ответил лейтенант, сунул в рот сигарету и, прикурив, щелкнул переключателем рации.
— Седьмой, седьмой, это первый.
— Да, Игорь, слушаю, — тут же отозвался из динамика молодой голос.
— Валя, у тебя кто-нибудь стоит на площади перед домом Мурая?
— Да, Анисимов и Клюев.
— Запроси их, выезжал ли кто из дома за это время или нет?
— Хорошо.
Рация замолкла. Молчали и мужчины. Лейтенант курил, а Стриж напряженно думал, что же такое предпринять, чтобы выручить семью Семыкина.
— Первый, я седьмой, — наконец прорезался из динамика долгожданный голос. — Они говорят, что никто из дома не выезжал. И никто не въезжал.
— Спасибо, Валя! — поблагодарил Семыкин невидимого собеседника и попросил еще: — Слушай, пусть оттуда никуда не исчезают, ведут за домом наблюдение. Если там на обед, то по очереди. И обо всех, кто въедет или выедет, немедленно докладывайте мне, понял?
— Хорошо, Игорь. Что-нибудь случилось?
— Потом объясню. — Семыкин отключил передатчик.
— Валя Демченко, друг мой. Так же, как я, и. о. начальника ГАИ, — пояснил лейтенант Стрижу. — Ему я доверяю.
— Так на чем же они жену твою увезли? — спросил напряженно прокручивающий всю ситуацию в голове
Стриж. — Все машины у них во дворе.
— Сейчас узнаем, — бросил лейтенант и, выпрыгнув из машины, быстро вошел в подъезд. Вскоре он вернулся.
— Продовольственный фургон, ЗИЛ-130. Номер 36–48. Инвалид здесь живет, без обеих ног. Целый день торчит у окна, все видит, все слышит, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд Стрижа.
— Они ее что, посадили в кузов?
— Нет, в кабину. Петрович говорит, что их было двое, черные. Один нес ребенка, — голос у него дрогнул, он снова вытащил из кармана пачку сигарет.
— Понятно, — кивнул головой Анатолий.
Семыкин опять взялся было за рацию, но потом раздумал.
— Ладно, это надо с глазу на глаз, — пробормотал он. Потом все-таки на что-то решился.
— Седьмой, седьмой, ты сейчас где?
— Я на Пролетарской, возле «Хлебного».
— Стой там, я к тебе подъеду.
— А меня подбрось к дому Сорокиных, — попросил Анатолий.
Они подъехали к дому, и, уже открыв дверцу, Стриж спросил лейтенанта:
— Ну, так что, ты разрешаешь нам заняться этим делом?