Полет Стрижа
Шрифт:
Он хотел ответить, что хорошо, попытался даже привстать, но в голову ударила настолько чудовищная волна боли, что он на какую-то секунду потерял сознание. Очнувшись, увидел над собой встревоженное лицо жены.
— Что, плохо? — тихо спросила Елена.
Стриж только глазами показал: да. Волна ушла, оставив после себя тупую ноющую боль по всей голове. Мир вокруг чуть-чуть колыхался, словно кровать его плавала в гигантском аквариуме, и снизу, из района солнечного сплетения, подкатывала тошнота.
— Ну ты даешь, — покачала головой Ленка. В глазах ее он прочитал сочувствие,
Стриж удивился. В памяти снова мелькнуло сморщенное смеющееся лицо. Значит, все представлено как обычное ДТП…
— Как ты на ровной дороге-то умудрился кувыркнуться? — продолжала допытываться Елена.
Он открыл рот и, превозмогая нахлынувшую тошноту, тихо ответил:
— В меня стреляли.
— Стреляли? Кто стрелял? — удивилась Лена.
— Не знаю. Двое, на «БМВ». Разве в шлеме не было дыры?
— Твой шлем разлетелся на мелкие кусочки. Если б не он, тебя бы сегодня хоронили. Кстати, твои придурки со спасалки каждый день звонят, интересуются самочувствием. Компоту, поди, невтерпеж попить на поминках.
Стриж, хотя каждое движение мускулов лица вызывало приступ боли, все-таки усмехнулся. Ленка терпеть не могла чересчур жизнерадостных коллег Анатолия. Называла их не иначе как стаей кобелей, очень верно определив их внутреннюю сущность своим женским чутьем, да и немалым опытом.
— Привет передавай, — попросил он.
— Два раза.
Стриж вздохнул, и спросил о более существенном.
— Как там у меня, все цело? — И не дожидаясь ответа, начал осторожно по очереди шевелить руками и ногами. Все они ему повиновались, но через боль, со стоном.
— Потихоньку ты, — попросила Лена, с неменьшим интересом наблюдая за внутренней ревизией организма. — Все чувствуешь, руки, ноги?
Стриж обобщил свои впечатления, подумав, сказал:
— Да.
— Слава Богу! — Ленка с облегчением вздохнула, и даже перекрестилась. — А то они меня совсем запугали за эти дни. "Не знаем, как отразится это все на центральной нервной системе, готовьтесь к худшему".
Последнюю фразу она явно перепела с чьего-то голоса.
Стриж, с недоумением рассматривавший забинтованную кисть руки, спросил:
— А это что?
— Кожу содрал с ладони. На коленках такие же дела. — Ленка вздохнула. — А вообще-то хорошо отделался, могло быть хуже.
Затем она устало вздохнула и снова вернулась к больной теме:
— Толь, ну куда это ты опять влип? Кто в тебя стрелял? Кому снова ты дорогу перешел?
— Не знаю, — устало ответил Стриж. — Я эту рожу первый раз видел.
И прикрыв глаза, он снова до мельчайших подробностей вспомнил все, что произошло утром на шоссе. Плавный спуск бокового стекла, сморщенная рожица карлика, гримаса смеха на его лице… Потом как-то все поплыло, и подступившая слабость опустила его мозг в колыбель сна.
3
Днем он уже чувствовал себя гораздо лучше. Хотя тело отзывалось болью на каждое движение, он
"Ну вот, снова я на лопатках. Жизнь ударила в очередной раз. Через месяц после того турнира в Риге я загремел в армию. Правда, перед этим был Питер, и еще один турнир. Его я выиграл, получил звание кандидата в мастера. А по идее не должен был выступать… После нокаута год полагается переждать. Но убедил, настоял на своем, от области ехал в этой категории один. Они что-то там схимичили с документами, и я проскочил. А мог и проиграть. Временами какая-то пелена застилала зрение, она мучила еще с год. Ковырял лопатой эти бесконечные траншеи, и временами не видел ближайшего столба. Врачи определили гайморит, тоже мне спецы".
Размышления прервал визит самого заведующего отделением профессора Кузнецова, человека в городе весьма известного и почитаемого. Именно благодаря его стараниям появился этот современный центр хирургии и травматологии. Если раньше Меккой всех калек был илизаровский Курган, то теперь многие стремились попасть к Кузнецову. Вслед за профессором в небольшую палату протиснулась целая толпа сопровождающих его врачей.
— Ну, а это наш уникум, — начал Кузнецов, высокий худощавый человек с абсолютно седой шевелюрой и удивительно добрыми и веселыми глазами. — Как дела, молодой человек?
С полчаса он вертел Стрижа и так и эдак, подробно расспросил его про предыдущие травмы. В конце подвел итог, в своеобразной манере изощренного врачебного юмора.
— Да-с, однако! Вас можно заносить в книгу рекордов Гиннесса. Пролететь по воздуху метров двадцать, упасть телом в песок, а головой в шлеме треснуться о единственный во всей округе камень, и не только выжить, но и не сломать ни единого ребрышка! Ушиб ерунда, через неделю гарцевать будете, как жеребец на ипподроме. А вот с головой хуже. Месяц как минимум — постельный режим. Никаких волнений, физической нагрузки. И надо бы посмотреть на томографе, нет ли где в мозге микрокровоизлияний.
Последние слова он адресовал подчиненным, после чего вся медицинская стая покинула палату.
Ленка, убедившись со слов профессора, что все не так уж плохо, решила быстренько съездить домой, помыться и переодеться. Если б она слышала слова Кузнецова, произнесенные уже в коридоре, она вряд ли была столь безмятежно счастлива. Тот, притормозив у очередной палаты и обернувшись к идущим следом ученикам, сказал:
— А вообще-то, как подсказывает мне опыт, такие травмы не проходят даром. Может открыться гипертония, или что похуже. Те же проблемы со зрением. Кто знает, все-таки рецидив. Мозг штука тонкая.