Полеты над землей (Заколдованный конь)
Шрифт:
Даже прилизанная идеальная чистота конюшен дедушки Тима не приготовила меня к такой роскоши. Слегка попорченная и оплетенная паутиной, но настоящая, отблеск давно исчезнувшей жизни. Освещенное колышащимся светом великолепие конюшен принимало призрачный готический оттенок, который сам замок потерял из-за последних усовершенствований. Из старины глубокой вышел и граф с его убеждением, что прежде, чем заботиться о себе, нужно подумать о коне. Похоже, ничего не считалось слишком хорошим для коней Зехштейнов. Сводчатое, как церковь, помещение, арки потолка, колонны из крапчатого, как змеи, камня, стены отделаны определенно мореным дубом, перегородки из того
«Видите, – сказал граф, – здесь есть куда привязать Вашего коня, Джозеф покажет Вашему человеку комнату для седла и пищу».
Я уже решила, что коню лучше ночью попастись, и заметила симпатичный альпийский лужок меньше, чем в ста ярдах от моста, но сказать я этого не смогла. Я поблагодарила графа, восхитилась конюшней и послушала его воспоминания о прошедших днях, пока он провожал меня к выходу. Он пропустил меня вперед и повесил зажженный фонарь на старое место.
«Ваш человек, безусловно, потушит его, когда закончит». Вдруг что-то привлекло его внимание. Как совсем недавно Шандор, он смотрел на «драгоценность» на моей груди. Но приступил он к этому вопросу намного более интеллигентно.
«Простите, я восхищен Вашим украшением. Очень красиво».
«Но на самом деле это – не драгоценность, просто стекло. Подарок из цирка, сувенир. Я, очевидно, должна была сказать раньше: конь, которого приведут, какое-то время жил с цирком и заболел, поэтому они оставляют его на мое попечение на день или два. Это стекло – благодарность за мои поступки, его для меня откололи от лошадиного седла. Но правда очень красиво?»
«Очень. – Он наклонился ко мне с невнятным извинением. – Да, наверное, можно понять, что это – не настоящее. Тогда Вы, скорее всего, не носили бы его, а держали в сейфе. Лучший камень – тот, который можно носить без страха. Мое внимание привлекло то, что он кажется знакомым. Пойдемте, я Вам покажу».
Он быстро провел меня через двор, по ступенькам и к двери с надписью «Private». Частное крыло дворца производило такое же впечатление, как конюшня. Конечно, без пауков и пыли, но тот же дух предыдущего столетия. Электричество устанавливал человек, явно не любивший современные штучки – маленькие лампочки светили тускло и располагались далеко друг от друга. Старый граф провел меня по красиво изогнутой лестнице на площадку, освещенную лампочкой свечей на сорок, и остановился перед огромной картиной – в коричневых тонах, больше, чем в человеческий рост, леди в одеждах эпохи императрицы Марии Терезы. Кружева на животе леди держала брошь в точности такая же, как моя – золотая филигрань, центральный голубой камень, масса маленьких бриллиантов – все то же самое. Единственная разница – там-то уж точно все настоящее, никто с такими бледными тяжелыми глазами и Габсбургским подбородком не мог бы одеть что-то с циркового седла.
«Это моя прабабушка. То же украшение есть еще на двух портретах, но они не здесь, и я не могу их показать. Они оба в Alte Pinakothek в Мюнхене».
«А само украшение?» Все мои дикие фантазии об
«Обязательно когда-нибудь съезжу в Мюнхен посмотреть, – сказала я, когда мы повернули к выходу. – Но это правда замечательно! Спасибо большое за то, что Вы мне показали портрет, я буду ценить мой подарок еще больше, он будет напоминать мне о Зехштейне».
«Очень мило с Вашей стороны, дорогая. Не буду Вас задерживать. Вы, очевидно, хотите видеть своего человека. Но, может быть, Вы когда-нибудь доставите мне удовольствие и разрешите показать весь дворец? У нас тут еще есть несколько сокровищ, возможно, они Вас заинтересуют».
«С восхищением. Спасибо». Он проводил меня обратно в холл.
За большим столом писала седеющая женщина средних лет, перелистывала большую пачку бумаг, соединенных большой металлической скрепкой. Маленький ротик между двумя отвислыми щеками выглядел, как затаившийся осьминог меж камней. Я приняла ее за регистраторшу или экономку и удивилась, когда она, увидев меня перед графом, выходящей из северного крыла, приняла выражение не приветствия, а холодного удивления.
Мягкий голос графа сказал из-за моей спины: «А вот и ты, моя дорогая».
«Я была на кухне, ты меня искал?» Значит, это – графиня. Наверно, белая блузка и цветастый передник, подходящие для Аннализы, – ее жертва новому положению владелицы отеля. И она, и ее муж говорили по-английски, только голос у нее немного визгливый и возбужденный.
Она решила излить свое возбуждение на меня.
«Приходится следить за всем самой. Как поживаете? Надеюсь, Вам удобно. Боюсь, что с обслуживанием у нас сейчас все не так, как надо. Но здесь в деревне все делается труднее и труднее с каждым днем, даже с этими усовершенствованиями. Очень трудно с местной прислугой, а слуги из города не хотят жить в изоляции…»
Я вежливо слушала ее рассказ о неприятностях и бормотала что-то доброжелательное время от времени. То же самое я слышала много раз от владельцев отелей в собственной стране, но никогда это не преподносилось с такой обидой в голосе. Я уже задумалась, не предложить ли помощь в уборке кроватей.
Когда она, наконец, остановилась, я сказала:
«Но здесь очень красиво. И моя комната, и все место, и очень хорошо все содержится. Восхитительно посетить настоящий замок. Наверное, это было прекрасно в древние времена».
Твердые линии ее лица немного расслабились.
«Да, древние времена, боюсь, Вам кажется, что это очень давно…»
Граф сказал: «Я показывал миссис Марч портрет графини Марии».
«Да, боюсь, что лучших портретов здесь уже нет. Мы пытаемся жить как можно лучше способами, которые раньше казались невозможными. Все лучшее проходит…»
Я опять что-то пробормотала, уже совершенно несчастная от такой целеустремленной печали. Она, наверное, питается ею, и ничего ее так не разозлит, как улучшение положения. Таким людям надо обидеться, чтобы почувствовать себя живыми. Какой-то пережиток, боязнь вызвать на себя гнев ревнивых богов заставляет их бежать даже от намека на счастье. Трагедии им нравятся больше смеха, Лир больше Розалинды.