Полиция города Лисса. Разрезанная картина
Шрифт:
Выйдя из управления, Моррисон неторопливо огляделся. Чтобы попасть на площадь Тюльпанов, Олви должен был немного пройти вверх по улице и свернуть у булочной направо. А он отправился в другую сторону. Моррисон привычным жестом поправил шляпу и двинулся в тот переулок, где скрылась треугольная фигура его странного гостя. При таких инструкциях, которые дал дежурный, напутать было невозможно. Даже человеку, который спрашивал у рабочих дорогу к полицейскому управлению – зданию, которое знал весь город. То ли мистер Олви совершенно не в себе, то ли ориентируется на улицах Лисса лучше,
Моррисон неторопливо прошёл по переулку, вышел к большому магазину братьев Цвейг – но Олви, судя по его костюму, вряд ли интересовался одеждой. В нескольких кабачках его, понятно, тоже не оказалось. Значит, на этом маршруте его интересовал либо частный дом, либо…
– Добрый вечер, Джон! Как дела?
– Отлично, инспектор! – высокий парень за конторкой искренне улыбнулся. – Сегодня прислали марки, но у вас такие уже есть.
– Я здесь не поэтому. Скажи, к тебе не заходил такой странный джентльмен – нескладный, будто у него зад шире головы раз в пять?
– А, вы про этого! – засмеялся Джон. – Да, был такой, совсем недавно. Он отправил телеграмму в столицу. Вот она.
Моррисон удивленно смотрел на бланк, протянутый почтовым клерком. «Это Луни? Телеграфируйте скорее! Олви».
II
Выйдя с почты, инспектор посмотрел налево – куда, по словам Джона, направился странный господин. Улица шла, как нетрудно догадаться, прямиком к площади Тюльпанов.
– А вы неплохо знаете город, мистер Олви. Совсем неплохо.
Моррисон поймал себя на мысли, что впервые за свою карьеру он выслеживает не подозреваемого, а потерпевшего. Но в странном деле и ходу расследования ничто не мешало быть странным. Вдруг мистер Олви сам инсценировал проникновение в свой дом? Хотя для этого лучше было бы оставить открытые окна… Одним словом, пока оставалось слишком много вопросов.
Ответ на один из них обнаружился в полицейском управлении, куда Моррисон вернулся на пару минут.
– Виноват… Да, он спрашивал про почту. Я как-то сразу не вспомнил…
– Вы работаете в полиции, Уорхэм. В по-ли-ци-и, – последнее слово Моррисон процедил по слогам, наблюдая, как бледнеет лицо молодого дежурного. – У нас на работе любая мелочь может иметь значение. Помните суд над Петерсом? Из-за одной обгоревшей спички человека могли отправить на виселицу. Всего одна спичка, Уорхэм! Если вы не будете развивать память и внимание, лучше поискать другую работу.
Итак, не все подозрения насчет странного мистера Олви имели под собой почву. Но телеграмма всё же была интересной. Учась в столичной академии, Моррисон кое-что слышал о господине по имени Кевин Дарк, которому адресовалась телеграмма. В нескольких уголовных делах он проходил как эксперт, помогавший определить подлинность картин. Тут всё понятно и с текстом телеграммы, и с интересом любителя живописи Олви. Но кто такой Луни?
Часы показывали четверть седьмого, и звонить в городскую библиотеку уже не было смысла. Но судьба оказалась в тот вечер благосклонной к Моррисону: директор библиотеки сэр Дэвид Бэнкс встретился инспектору прямо на улице.
– Я не перестаю радоваться, что у нас не очень большой город. Здесь так просто найти нужного человека!
– А, инспектор, я вам опять зачем-то нужен?!
– Постоянно, мой друг. Хотя бы для того, чтобы пообщаться с умным собеседником.
Мистер Бэнкс с улыбкой поклонился, а потом широким жестом указал на террасу ресторана, возле которого они встретились:
– Поужинаем?
Сделав заказ, Моррисон некоторое время смотрел вниз, на нисходящие ступенями красные крыши и море, переливающееся в лучах закатного солнца всеми оттенками красного, розового и лилового.
– Как хорошо, что отсюда видно море.
– Инспектор, его здесь видно отовсюду! Именно поэтому многим оно так надоело.
– Разве оно может надоесть?
Бэнкс внимательно посмотрел на Моррисона:
– Я иногда удивляюсь, что вы со своей работой остаётесь таким безнадёжным романтиком. Но потом вспоминаю, что вы родились вдали от моря, для вас это некое чудо… К тому же вы – один из немногих, кто сейчас может похвастаться, что лично встречался с Той Женщиной…
– Да, она очень любила море. И этот город. Она так рассказывала о нём, что и для меня он стал мечтой.
– А я вот руковожу библиотекой, основанной ее мужем, а никогда не видел ни того, ни другого.
– Это больше похвала вашей молодости, чем повод для огорчений.
– Наверное, да, мой друг. Да, так что за загадку вам задал ваш город-мечта? Для чего вы меня искали?
– Мне нужно знать, кто такой Луни.
Бэнкс удивлённо поднял бровь, отчего его красивое полноватое лицо неожиданно приняло вовсе не удивлённый, а какой-то лукавый вид.
– Вот как… Я сам только что узнаю из письма университетского товарища о художнике с такой фамилией, а вы уже ведёте какое-то дело, где он фигурирует…
– Только упоминается.
– Ладно, подробности расскажете потом, если сочтёте нужным. Так вот, Луни – это сенсация последнего столичного аукциона. За его пейзаж неизвестный покупатель выложил пятьдесят девять тысяч. И это притом, что о самом художнике ровным счётом ничего не известно. Поговаривают, что он ещё в молодости угодил в тюрьму, да там и сгинул – или что-то в этом роде, поэтому от него осталось мало картин. Но это только слухи. Полотна у него, насколько могу судить, посредственные. Никто не понимает, зачем нужно было платить такие бешенные деньги за этот пейзаж.
– А, вот почему заволновался господин коллекционер! Дэвид, у вас есть хоть какие-нибудь материалы про картины этого Луни – газетные вырезки об аукционе, может быть, репродукции?
– Репродукций пока не встречал. По-моему, новость о том пейзаже с коровами была в последнем выпуске «Морского вестника». Это я вам найду. Но больше пока ничего обещать не стану – по крайней мере, пока столичные репортёры не раскопают про нашего таинственного живописца побольше.
Солнце почти село, когда Моррисон вернулся домой. Стоя возле открытого окна, он смотрел на море. Как тогда сказала та хрупкая старая женщина с глазами ребёнка? «Торговец каждый день продаёт рыбу и никогда не видит, что на её чешуе – радуги. Можно жить в порту всю жизнь – и видеть одни только серые паруса. Но если ты всего один раз увидишь что-то другое, это и сделает тебя счастливым. Навсегда».