Полиция реальности
Шрифт:
Усмехаюсь, и даже хмыкаю. Пожалуй, будь я у себя в комнате, даже расхохотался бы погромче.
– Лол, Кир, в реале я мало с кем общаюсь. Так что, хоть как написал бы тебе. А какая у тебя семья?
– Обычная, в общем-то. Мама, папа. Еще брат есть, маленький, ему пять лет. Бабушка с дедушкой живут сейчас далеко, я их только лет в пять видел. А у тебя?
– Только мать. А у нее только я.
– Это одиноко?
– Да нет, конечно. В детстве, очень часто был с дедом.
– Какой он был?
Не то что бы впадаю в ступор, однако я крепко задумался. Я знаю, какой он был. Но как это передать далекому человеку, который никогда-никогда
– Хм. Ты на него не похож, но вы смотритесь.
– пишет мне Кир
– Так вот, - отвечаю ему - Я всегда им восхищался. Мой дедушка был хорошим человеком.
– именно сейчас осознаю еще раз, как слово "дедушка" не подходит для моего деда. Короткое и мощное "дед", как кто-то гвоздь забил с одного удара. Все же, "дедушка" больше отдает дряхлой старостью.
– Ну, ладно, Клок. Я отхожу, и ты там это, смотри, держись.
– Спасибо. И тебе удачи.
Кир выходит оффлайн.
Я смотрю на часы, и понимаю, что наш разговор, длился полтора часа - хотя я не особо заметил, как это время пролетело. Мама уже уснула, и смешно открыла рот во сне, похрапывая. Я отключаю телевизор, и далее же, совершив перед сном основной моцион, и глотнув напоследок воды, ложусь спать.
Этот день начался так же, как и остальные дни. Утро. Немножко игры в самп, где мы узнали о введении еще нескольких группировок, куда ушла толпа людей и от нас, и от фермеров. Было весело играть, учитывая то что добрый админ фактически обнулил все и вся, включая уже хорошенько прокачанные базы. Уже упоминавшийся мной Генли, значимая личность в банде фермеров, поднял истерику, и получил вполне закономерную заморозку аккаунта, на несколько часов. Бан и удаление минули его только из-за личного знакомства с админом, и из-за большого стажа игры.
Я сидел и трепался с Киром, параллельно еще разговаривая с одногруппницей, в самой-знаменитой-российской-социальной-сети, когда зашла мама, и окинув меня взглядом, сказала:
– Коля, пора.
После чего я встал, щелкнул "завершение работы", и поправил свой строгий, черный костюм.
Да, на мне был черный костюм. На похороны деда.
Мы вышли из дома, и сели в иномарку, припаркованную перед подъездом. Это был синий фольцваген, уж не знаю какой марки. Я швырнул приветствие сидящему за рулем пузатому старику, со слегка длинноватым, как-бы-английским лицом, и мы поехали. В машине воняло бензином, и пылью.
Сорок минут езды до кладбища. Я смотрел в окно, а в окне не видел леса. Странно. Обычно когда выезжаешь из поселка, всегда видишь густой лес. Но кладбище, оно весьма стереотипно, располагалось в поле. Словно бы, готовое к расширению. Да, те кто основал его в полевой местности, поступили весьма мудро, в случае чего - такое кладбище весьма удобно расширить. Стоит только передвинуть ограду.
Далее. Я, мама, и этот пузатый старик, идем к месту, где хоронят деда. Вообще, мама должна была присутствовать, но все заботы взяли на себя друзья деда, предоставив матери разборки лишь с окончательной частью церемонии.
Нетрудно было увидеть группу людей, даже от входа в кладбище. Все в строгих костюмах, старики в основном. Мужчин больше, женщин почти нет. Подойдя ближе, я понял, что среди всех - есть еще и священник, в рясе, тоже черного цвета. Хотя, разве рясы бывают другие? Я спросил маму:
– Зачем? Дед не верил в бога.
– и это было так.
– Так надо.
–
Пожимаю плечами, словно был не я, а игровой персонаж. Мне сейчас действительно сейчас все равно. Я чувствую себя отстраненно. Лишь волнение в животе, напоминает, что я - это я.
Дед лежит в гробу. Он очень строгий, красивый, в своем дорогом, хоть и старом, черном костюме. Гладко начищенные туфли, поблескивают под летним солнцем. В каком-то смысле, он идеален. Идеален - потому что мертв. И этой своей идеальностью, не похож на себя.
Церемония. Непонятная вещь. Что-то говорящий священник. Пошатывающийся я. Сначала мама, и потом уже я, целуем ленту, которой накрыт лоб деда. Речи пары лучших друзей усопшего. После них - выбираемся с кладбища. Шагая ко входу, мне кажется что мои ноги в тяжелой грязи. Я опускаю вниз глаза, и вижу, что ноги чистые, и туфли на ногах лишь слегка пыльные. Но поднимаю ногу - и она идет тяжело. Будто бы, к ней что-то такое прилипло. Как же мне плохо. С трудом дойдя до машины, я заполз, как слизняк, внутрь, и прилип к сиденью.
– Что с тобой, Николай?
– спрашивает благообразная, маленькая старушка, в черной юбке, и такой же блузке.
А я лишь мотаю головой. На моих ногах грязь. На моих руках грязь. В моем рту грязь. Откроешь рот - и она польется из него. Я снова мотнул головой.
Поминки. Несколько больших кастрюль на моей кухне. Мама и пара дедов, непрерывно снуют с тарелками. Кажется, что они жужжат.
Хотя нет, не жужжат. Опускаю взгляд, в тарелку с пюре, и парой котлет. Как заведенный, съедаю это. Кажется, что я ничего не чувствую. Кажется, что начни я жевать язык, как эту же котлету, я сжую его и проглочу. Наконец встав, достав из холодильника открытую бутылку водки, и сделав прямо из горла три хороших глотка, обретаю наконец некоторые ощущения. Первое - гадкий вкус этанола, и масляное ощущение во рту. Второе - то, что надо пойти умыться.
Холодной водой, натерев лицо, смотрю в зеркало, и вижу что морда красная, как помидор. Мать заходит ко мне, и обнимает за плечи.
– Бедный ты мой... Коля....
Почему я бедный?
– Что?
Странно. Я сказал это вслух. Вижу удивленное лицо матери. И это сказал.
Хм. И это тоже.
Молча, отодвинув ее с пути, прохожу в свою комнату, и как есть, в костюме, с галстуком, плюхаюсь на диван. Стоит мне закрыть глаза - все. Пуффф. Чернота сна.
Снится какая-то чушь. Толстые космодесантники, с джедайскими мечами, и джедайскими же луками (а вот это откуда взялось-то?) воюют на какой-то космической базе. Типичный американский боевик. Когда просыпаюсь, то удивление достаточно сильное. И еще, стойкое ощущение, что я проспал почти целый год, никак не проходит. Со стороны кухни, говор, звук текущей воды, и небольшое звяканье посуды. В зале уже нет расставленных столов, достаточно чисто, работает телевизор. По нему, "Ошибка резидента".
Почистив зубы, умывшись, и пригладив водой взлохмаченные волосы, зашел на кухню. Мама, и та старушка, что говорила со мной в машине, моют посуду. Точнее, мама помогает составлять - а старушка, расположившись у раковины, бодро наяривает тарелки губкой.
– Здравствуйте. Я долго спал?
Лицо у мамы, веселое, но с грустнинкой:
– Алкота ты, Коля. Я думала тебе плохо, грустит сын, а ты повернулся, и я, бааааа!
– она всплеснула руками, прямо как в каком-нибудь фильме про деревню - От "грустного сынули", - едко прозвучало - Разит как от алкаша подзаборного!