Полихромы. Серебряная Тьма
Шрифт:
– А в туалете бактерии!
– Да не бактерии, а басилы.
– Бациллы, дурак!
Карина различила в хоре недовольных выкриков Машкин голосок. Нет, Жаров точно рехнулся. После такой экскурсии дети спать не будут от страха.
– У тебя совсем мозгов нет. – Карина подступила вплотную к Жарову. – Они же в школу будут бояться заходить! Ребята…
Она повернулась к третьеклашкам.
– Не слушайте этого мальчика. Он плохо спал сегодня ночью. И вообще больной на всю голову. У нас классная школа. Никакие стекла из шкафов не падают, ржавые гвозди давно выдернули. Парты самые лучшие, краска нормальная. Кто позволит красить школьные парты ядовитой краской, вы сами подумайте!
– Если хочешь знать–
Карина погрозила Жарову кулаком.
– В столовке вкусная хорошая еда! А наши коз… ну ребята, которые отравились, так они просто энергетиков перепили, вот им и стало плохо.
– А окна?
– А басилы?
– Бациллы!
На Карину накатило отчаяние. Если она сейчас ничего не исправит, Машка и все остальные будут уверены, что школа – самое опасное место в мире. Средоточие зла.
Она повернулась к Жарову.
– Немедленно говори им, что все наврал.
– Я не врал. – Жаров как обычно смотрел не в глаза, а куда-то в плечо Карины. Коротышка, что с него возьмешь. – Я рассказывал о теоретических опасностях, которые могут возникнуть в любой момент. Предупрежден – значит вооружен. Praemonitus, praemunitus.
– Жаров, я тебе сейчас просто дам по роже. За все твои праэмонитус. Все, свободен. Дальше экскурсию поведу я.
Она повернулась к детям.
– Меня зовут Карина, и я расскажу вам–
– Так нельзя. – Жаров выступил вперед. Карина уперлась взглядом в его оттопыренные уши. – Зульфия Рифатовна поручила мне провести экскурсию в рамках–
– Пошел отсюда, Жаров.
Карина отпихнула его в сторону.
– Зульфия Рифатовна сказала–
– Если бы Зульфия знала, что ты будешь пугать их столбняком, она никогда не отправила бы их с тобой!
– Я никого не пугаю. Я излагаю научно доказанные факты.
В этом был весь Жаров. Вобьет себе в голову что-нибудь, и хоть тресни.
– Плевать им на твои факты, – прошипела Карина. – Исчезни, Жаров.
– Я должен провести экскурсию.
Он говорил так, будто Карина не понимала элементарных вещей. Но Карина понимала: он не остановится. Он так и будет рассказывать детям про опасные лестницы, окна, гвозди, яды, пока все в ужасе не разбегутся. Он заткнется, только если Зульфия прикажет, но пока Карина будет за ней бегать, он успеет наговорить массу гадостей. Карина заметила слезы в Машкины глазах и дрожащую губу. Это все решило. Она никому не позволит обижать Машку.
– Знаешь что, Жаров? Или ты немедленно отсюда валишь, или я тебя сейчас придушу.
Карина толкнула его в плечо. Это было ошибкой. На Жарова можно было кричать, можно было говорить ему гадости, обзывать, но дотрагиваться до него было нельзя.
Развернувшись он с размаху ударил Карину. Дети завизжали. Злость вспыхнула как пожар в сухом лесу. Карина сжала кулаки и кинулась на Жарова. Удар, еще удар, ногой, в бок.
Он ответил, непременно ответил, иначе с чего бы губу вдруг пронзила боль, а по подбородку потекло что-то горячее. Краем уха Карина слышала крики – наверняка верещали малыши, но остановиться никак не могла. Этот придурок… да как он мог вообще… она ему покажет…
А потом все внезапно кончилось. Кто-то, непонятно кто, схватил ее за плечи и оттащил в сторону.
Жарова тоже кто-то держал – Зульфия Рифатовна, Машкина учительница. Она выглядела совершенно перепуганной, и Карина как-то сразу пришла в себя. Что на нее нашло то…
– Ко мне в кабинет. Немедленно. Все. – отчеканил кто-то у Карины над ухом.
Она повернула голову. Бледное злое лицо, короткие светлые волосы… Сердце Карины ухнуло в пятки. Эльвира Михайловна. Директор.
Через пять минут их с Жаровым посадили на диванчик в приемной директора и сказали не двигаться с места. За закрытой дверью в директорском кабинете происходило страшное. Эльвира орала не своим голосом, Машкина учительница бормотала невнятные оправдания.
– Хороший человек попал из-за тебя, – пробормотала Карина с досадой.
На стене напротив висело зеркало. Карина приподнялась, посмотрела на себя и тут же плюхнулась обратно. Губа рассечена, весь подбородок в крови. У Жарова была порвана рубашка – то ли Карина постаралась, то ли Зульфия, когда растаскивала их.
– Вообще-то из-за тебя, а не из-за меня, – монотонно возразил Жаров. – Если бы ты не полезла драться–
– Я должна была позволить тебе нести всякий бред?
– Эта был не бред, а элементарные предупреждения.
– Тебе опять врезать?
– Не надо, – быстро ответил Жаров, и впервые в его голосе прозвучало что-то человеческое. – За драку в приемной директора тебя точно исключат.
– … как вы могли… доверить школьников ученику… – сквозь стену доносился гневный голос Эльвиры.
– Ну и что, – буркнула Карина. – Пусть исключают.
– Это будет очень неудобно.
– Кому?
– В первую очередь, мне.
Это было так странно, что Карина даже злиться перестала.
– Тебе будет неудобно, если меня исключат? Почему? Совесть замучает?
– Почему меня должна замучить совесть? – В карих глазах Жарова не было ни тени сомнения. – Я не сделал ничего плохого.
Карина вздохнула.
– Проехали. Так почему тебе будет неудобно?
– Послезавтра в три часа приходи в актовый зал. Расскажу.
– Чего???
Будь на месте Жарова любой другой парень, Карина знала бы, что это означает. Свидание (пусть и в таком странном месте). Признание (пусть еще не в любви, но что-то около того).
Но Жаров и свидание? Три раза «ха».
– Что ты собираешься делать в актовом зале в субботу? Тебя и в школу никто не пустит.
Карина осеклась. Жарова, наверное, как раз пустят. Его мама работала в школе завхозом, и ему было доступно больше, чем обычному ученику.
– Приходи и увидишь.
– Ты можешь сейчас нормально объяснить?
– Нет.
– Если ты ничего не скажешь, я не приду!
– Если не придешь, ничего не узнаешь.
Карина вскочила. Краем глаза уловила в зеркале свою разодранную физиономию, разозлилась еще сильнее.