Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Сразу бросается в глаза некоторая условность и даже неопределенность формулировки. И это не случайно, поскольку на следующей странице тезисов приводятся ленинские положения на этот счет. Я их процитирую в том виде, как они даны там, чтобы читатель смог убедиться в противоречивости взглядов самого Ленина по этому вопросу:
«Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа нашей революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной».
«Когда три года назад мы ставили вопрос о задачах и условиях победы пролетарской революции в России, мы всегда говорили, что прочной не может быть эта победа, если только ее не поддержит пролетарская революция на Западе, что правильная оценка нашей революции возможна только с точки зрения международной. Для того, чтобы добиться того, чтобы победить прочно, мы должны добиться победы пролетарской революции во всех или, по крайней мере, в нескольких главных капиталистических странах».
«Это коренное положение ленинизма остается целиком верным и теперь,» — черным по белому записано в утвержденных конференцией тезисах [136] .
136
Четырнадцатая
Кстати сказать, с докладом по этому вопросу выступал Зиновьев, что, очевидно, и предопределило какую-то невнятность и сумбурность постановки вопроса в целом.
Сталин вскоре после конференции выступил с докладом, посвященным итогам ее работы. В нем он фактически в эпицентр внимания поставил вопрос «о судьбах социализма в Советском Союзе». И, разумеется, попытался дать свою интерпретацию проблемы, сделав упор на анализе противоречий, преодоление которых как раз и делает возможным построение социализма в нашей стране. Надо заметить, что сталинская трактовка шла гораздо дальше и в определенной степени снимала ленинский пессимизм относительно возможности полной победы социализма в одной стране без соответствующей международной поддержки в виде революций в других странах. Здесь Сталин четко разграничил внутренние и внешние предпосылки для победы социализма в одной стране. Он утверждал, что в Советском Союзе имеются все необходимые внутренние условия для построения полного социалистического общества. Его аргументация звучала вполне резонно и убедительно и отличалась четкой нацеленностью на доказательство того, что отрицание возможности построения социализма равносильно позорной и добровольной исторической капитуляции:
«В противном случае нечего было брать власть в октябре и устраивать Октябрьскую революцию. Ибо если возможность и необходимость построения полного социалистического общества исключается по тем или иным соображениям, то тем самым теряет смысл и Октябрьская революция. Кто отрицает возможность построения социализма в одной стране, тот должен обязательно отрицать и правомерность Октябрьской революции» [137] .
Сталин разделил (и вполне резонно) вопрос о строительстве социализма с точки зрения наличия внутренних предпосылок для этого от вопроса о внешних, т. е. международных условий, без учета которых ставить вообще проблему строительства нового общественного строя было бы беспредметно. Для увязки этих двух предпосылок в нечто единое целое, он выдвинул тезис об окончательной победе социализма в одной стране. Иначе говоря, полная победа возможна, поскольку это зависит прежде всего от нас самих, а окончательная невозможна, поскольку это зависит от внешних факторов, определять которые — вне пределов нашей власти. Вот это положение в формулировке Сталина: «… усилий одной страны, если даже эта страна является страной пролетарской диктатуры, недостаточно для того, чтобы полностью гарантировать её от опасности интервенции. Полная гарантия от интервенции, а значит, и окончательная победа социализма возможна, ввиду этого, лишь в международном масштабе, лишь в результате совместных усилий пролетариев ряда стран, или — ещё лучше — лишь в результате победы пролетариев нескольких стран» [138] .
137
И.В. Сталин. Соч. Т. 7. С. 117.
138
И.В. Сталин. Соч. Т. 7. С. 118.
Я не стану вдаваться во все детали сталинской аргументации, равно как и прослеживать постепенную кристаллизацию его идей до тех пор, пока они не приняли четкую и вполне определенную форму. Для этого понадобилось бы слишком много места. Замечу лишь, что ожесточенные дебаты по вопросу данной концепции продолжались на протяжении еще трех с лишним лет и выступали в качестве краеугольного камня противоборства сталинской группировки с оппозиций — сначала в лице Троцкого, а затем объединившихся с ним Зиновьева и Каменева. Следует добавить, что позицию Сталина в дискуссии в основном поддерживал и Бухарин. Однако его видение перспектив социалистического строительства в существенных моментах отличалось от сталинского. Это наглядно видно из следующих слов Бухарина: «Мы в этих дискуссиях вполне завоевали, мне кажется, для всей партии ясное и точное убеждение в том, что из-за классовых различий внутри нашей страны, из-за нашей технической отсталости мы не погибнем, что мы можем строить социализм даже на этой нищенской технической базе, что этот рост социализма будет во много раз медленнее, что мы будем плестись черепашьим шагом, но что все-таки мы социализм строим и что мы его построим» [139] .
139
XIV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. М. — Л. 1926. С. 135.
Точка зрения Бухарина вроде в своей основе совпадает со сталинской. Однако это только на первый взгляд, поскольку строительство социализма «черепашьими темпами» фактически обрекало страну в лучшем случае на неопределенно долгое прозябание, а в худшем — на неизбежный крах, поскольку внешние условия требовали преодоления российской отсталости в максимально короткие исторические сроки. В противном случае весь этот сыр-бор вокруг идеи строительства социализма терял всякий практический смысл, ибо наша страна была бы раздавлена внешними силами. Впоследствии проблема темпов развития, источников для роста промышленного производства, путей и методов подъема сельскохозяйственного производства — все эти и ряд других вопросов, стали камнем преткновения в отношениях Сталина с группой Бухарина — Рыкова, Но об этом пойдет речь в одной из последующих глав.
Здесь же я считаю уместным затронуть еще один вопрос. Троцкий и его сторонники в критике сталинской концепции социализма в одной стране апеллировали к высказываниям на этот счет Ленина. Аналогичным образом поступал и Сталин, поскольку ссылки на Ленина в среде большевиков той поры были равнозначны тому, что для христиан значили высказывания из Нового Завета. И обе стороны прикрывались одними и теми же ленинскими словами, доказывая прямо противоположное. И весь парадокс заключался в том, что и первые, и вторые в своих ссылках на Ленина были правы. Корень зла заключался в том, что противоречивые, относящиеся к разным историческим эпохам, оценки Ленина давали возможность двойственной, а зачастую диаметрально противоположной их интерпретации.
Впоследствии, уже находясь на вершине политического Олимпа, Сталин счел необходимым вернуться к данной проблеме, чтобы еще раз прояснить некоторые ее аспекты. Выступая на совещании пропагандистов в связи с выходом в свет Краткого курса истории ВКП(б), он подчеркнул: «… Вопрос о победе социализма в одной стране тоже несколько опошлялся. Рассматривали этот вопрос под углом зрения: возможна ли победа социализма в отдельно взятой стране, но не брали другую сторону, что победа социализма во всех странах сразу невозможна. Ведь Ленин не только учил о том, что победа социализма в отдельных странах при неравномерности развития капиталистических стран возможна, потому что неравномерное развитие, одни отстают, другие забегают, но Ленин еще пришел к такому выводу, что так как одни отстают, другие забегают, одни дерутся, другие чешутся, то одновременный удар невозможен» [140] .
140
«Исторический архив» 1994 г. № 5. С. 13.
Соблюдая верность истине, надо сказать, что критика со стороны Троцкого позиций Сталина и тогдашних его сторонников выглядела порой довольно убедительно (по крайней мере с логической точки зрения) и была весьма остроумна. Я приведу лишь один пассаж из его выступления на XV партийной конференции (осень 1926 года): «… Я говорю, что черепашьим шагом мы социализма не построим никогда, ибо нас все строже контролирует мировой рынок. (Возглас: «Вы струсили».) Вы возьмите, как т. Бухарин представляет себе эту постройку. В последней своей статье в «Большевике» (нужно сказать, что это наиболее схоластическое произведение бухаринского пера) (смех) он говорит: «Спор идет о том, сможем ли мы строить социализм и построить его, если мы отвлекаемой от международных дел, т. е. спор идет о характере нашей революции». (Бухарин, «Большевик», № 19–20, стр. 54.) Слышите: «можем ли мы построить социализм в нашей стране, если мы отвлекаемся от международных дел». Если «отвлекаемся», то можно. Но отвлекаться-то нельзя! В этом вся штука. (Смех). Можно в январе месяце нагишом пройти по Москве, если «отвлечься» от погоды и от милиции. (Смех.) Но я боюсь, что ни погода, ни милиция не отвлекутся от вас, если вы этот опыт проделаете. (Смех)» [141] .
141
XV конференция Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. М. 1927. С. 530.
Но, как говорится, смех смехом, а дело само по себе. Ни ораторские, ни саркастические способности и увертки Троцкого не смогли уберечь его от поражения. Делегаты посмеялись, но решительно и безоговорочно отвергли все аргументы противников сталинской концепции. И это было предопределено отнюдь не единственным фактом того, что у Сталина к тому времени в руках был такой мощный инструмент в политической борьбе, как партийный аппарат. Главной и решающей причиной победы Сталина в этом противоборстве — и это мне представляется чрезвычайно важным подчеркнуть — являлось то, что партия в целом разделяла реалистическую, серьезно аргументированную, а не доктринерски-схоластическую постановку вопроса о перспективах социалистического строительства в СССР. Нужно было радикальным образом сместить акценты во всей политической стратегии страны — вместо ставки на разжигание мировой революции, на помощь со стороны новых социалистических революций в Западной Европе или на Востоке нужно было взять курс опоры прежде всего на собственные силы. Необходимо было ориентироваться не на химеры, вроде мировой революции, а на организацию и концентрацию собственных усилий и ресурсов в деле дальнейшего строительства. И Сталин, в сущности, и сделал такой выбор — причем единственно правильный и единственно перспективный — что само по себе было равносильно коренному повороту в исторических судьбах нашей страны в тот период. Да и не только в тот период, но и в большом историческом измерении. При этом нельзя замолчать одно существенное обстоятельство: генсек в своих политических баталиях с оппонентами не только не отказался от использования ссылок на мировую революцию и возможные революционные потрясения в странах капитала. В тех условиях поступить так — было равнозначно дать мощное оружие своим врагам. Поэтому в выступлениях Сталина по-прежнему то и дело встречаются рассуждения как о мировой революции, так и о том, что строительство социализма в одной стране — это не самоцель, а средство продвижения дела этой революции. Но если отбросить всю эту риторику и посмотреть фактам в глаза, то в действительности никакой ставки на мировую революцию в воззрениях Сталина уже не было. И самое главное — Советская Россия рассматривалась в качестве важнейшего приоритета, не она должна служить делу мировой революции, а, наоборот, всякого рода революционные потрясения должны быть поставлены на службу строительству социализма в одной стране. Иными словами, если в ортодоксальном ленинизме телега была поставлена впереди лошади, то в концепции Сталина лошадь уже встала на свое место впереди телеги. Для подтверждения обоснованности этого утверждения, мне кажется, не нужны многочисленные аргументы и факты. Весь дальнейший путь, по которому пошел Советский Союз, служит тому самым убедительным доказательством.
Мне думается, что для более глубокого уяснения существа проблемы и в интересах большей объективности стоит привести некоторые оценки концепции строительства социализма в одной стране, принадлежащие западным биографам Сталина. Причем я беру прежде всего тех, кто не проявляет к Сталину как политической фигуре никакой симпатии, а, напротив, относится к нему чрезвычайно критически.
Известный американский специалист по русской и советской истории Р. Хингли в своем объемистом труде о Сталине рассматривает теорию Сталина о строительстве социализма в одной стране прежде всего в плоскости политической борьбы, а именно в качестве одного из самых мощных средств дискредитации своих противников. Мол, для его коллег, более идеологически подкованных, успешное начало продвижения новой доктрины Генеральным секретарем явилось шоком, поскольку слабость Сталина как политического теоретика чуть ли не вошла в поговорку. Вместе с тем американский автор вынужден был констатировать, что непрерывная «череда политических побед Сталина не может быть приписана только его исключительной жесткости, помноженной на кажущуюся неуязвимость. Его самое большое преимущество перед всеми другими соперниками, конечно, заключалось в его способности извлекать уроки и учиться на основе опыта. Здесь он демонстрировал гибкость, которая могла бы казаться удивительной в человеке, вся манера поведения которого являлась воинственно антиинтеллектуальной… Достижения Сталина, как это ни звучит парадоксально, носят гораздо более творческий характер, чем признают его биографы» [142] .
142
Ronald Hingley. Josepf Stalin: Man and Legend N. Y. 1974. p. 169.