Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
В дальнейшем в широкий обиход вошло понятие военно-феодальная эксплуатация крестьянства. Этот термин в качестве серьезного аргумента использовал Сталин в борьбе против троцкизма. И был, по своему, безусловно прав. Что, однако, не помешало ему через несколько лет самому прибегнуть к методам, о которых можно сказать, что они были почище, чем просто военно-феодальная эксплуатация крестьянства. (Но об этом пойдет речь в последующих главах). Здесь же я пытаюсь обозначить только пунктирной линией лишь контуры экономических проблем середины 20-х годов. Хозяйственная конъюнктура страны (как в промышленности, так и в сельском хозяйстве) при общем росте характеризовалась всякого рода сбоями — по пословице: хвост вылез, нос увяз, нос вылез — хвост увяз. При этом надо отметить, что хотя и крайне медленными, черепашьими темпами, но все-таки рос уровень материального благосостояния широких слоев населения. Правда, по современным меркам, даже само понятие — «материальное благосостояние» — и использовать как-то неловко: чрезвычайно низким был уровень жизни
Но главные экономические проблемы по-прежнему оставались на первом плане. Сердцевиной этих проблем была задача превращения Советского Союза в передовую индустриальную державу. Неудачи хлебозаготовительной кампании 1925 года самым наглядным образом показали, что единственное спасение страны лежит в русле создания многоотраслевой отечественной индустрии и соответствующего развития минерально-сырьевой базы. И уже на этой основе — и параллельно с ней — интенсивное развитие товарного сельскохозяйственного производства. Само собой понятно, что выбор стратегии экономического развития страны был сопряжен с серьезными социальными проблемами. С отношениями между классами советского общества — прежде всего рабочего класса и крестьянства в целом. А проблема правильного формирования таких отношений на базе сотрудничества, а не конфронтации составляла, как постоянно подчеркивали большевики, в том числе и соперничающие между собой группировки в партийном руководстве, фундаментальную основу успешного строительства нового общественного уклада.
Если говорить обобщенно (а, значит, и несколько все упрощая), то оппозиция выражала самые серьезные сомнения, а точнее сказать, неверие в способности нашей страны решить эти задачи. Оппозиция, в частности, Троцкий, утверждала, что «резкая передвижка» сил и средств на нужды тяжелой индустрии будто бы приведет не к усилению, а к замедлению темпов роста всей советской экономики. Троцкий характеризовал советскую промышленность как госкапиталистическую (гигантский «трест трестов», находящийся в руках государства), а советский экономический строй как «врастающий» в мировой капиталистический рынок. Он призывал «не игнорировать» сложившееся при капитализме мировое разделение труда, обрекавшее СССР на роль аграрно-сырьевого придатка промышленно-развитых стран. Троцкий и его сторонники предлагали держать курс на увеличение импорта промышленных изделий, всемерно привлекать и даже насаждать частный, особенно иностранный капитал [150] .
150
Подробнее об этом см. История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. Книга первая. С. 409–411.
О том, какой позиции придерживался Сталин по этим ключевым вопросам, расскажем чуть ниже. Здесь же отметим, что в самом партийном руководстве резко обострилась борьба между группировкой Сталина, с одной стороны, и группировкой во главе с Зиновьевым и Каменевым, с другой. Используя свои прочные позиции в Ленинграде, Зиновьев фактически сколотил фракцию, открыто бросившую вызов центральному партийному руководству во главе со Сталиным. К осени 1925 года, как раз в период подготовки к очередному, XIV съезду, партии сложилась так называемая новая, или ленинградская оппозиция. Она повела массированную атаку против ЦК, концентрируя свой огонь на Сталине.
Именно в это время (октябрь 1925 года) умер М.В. Фрунзе, бывший в то время кандидатом в члены Политбюро, председателем Реввоенсовета и главой военного ведомства. Приходится хотя бы в самой конспективной форме остановиться на этом вопросе, поскольку в литературе настоящие права гражданства получила версия о причастности Сталина к смерти Фрунзе. Например, Р. Медведев утверждает: «Неожиданная смерть Фрунзе в 1925 г. и Дзержинского в 1926 г. изменила расстановку сил в руководстве партии и, несомненно, усилила позиции и влияние Сталина, который сумел в 1925–1926 гг. взять под свой личный контроль руководство Красной Армией и ОГПУ, что было бы невозможно при Фрунзе и Дзержинском. Известно, что Дзержинский прямо инструктировал всех чекистов, что органы ВЧК — ОГПУ являются органами партии и революции и не могут, не должны и не имеют права служить интересам какого-либо отдельного «вождя» партии» [151] .
151
Рой Медведев. О Сталине и сталинизме. М. 1990. С. 129.
Р. Медведев на протяжении нескольких страниц своей книги доказывает, что организатором всех мер, приведших к смерти Фрунзе был Сталин. Приводит отрывки из писем самого Фрунзе жене (в которой содержатся противоречивые детали: с одной стороны, мол, чувствую себя хорошо и т. д. С другой стороны, решением консилиума врачей о проведении операции лично удовлетворен). Словом, масса деталей, призванных доказать, что против Фрунзе был организован по инициативе Сталина медицинский заговор. Правда, Р. Медведев в качестве контраргумента своим утверждениям не обходит и мнение американского историка и советолога А. Улама в связи с опубликованием в 1926 году «Повести о непогашенной луне» Б. Пильняка. В повести содержались прямые намеки на причастность Сталина к смерти Фрунзе. А. Улам считал публикацию Б. Пильняка клеветой, которую тот «предпринял под влиянием кого-то, кто хотел ударить по Сталину. Примечательно, — писал Улам, — что для Пильняка и редактора в то время не было никаких последствий… То ли от презрения ко лжи, то ли из-за расчетливой сдержанности, а может быть, и от того, и другого, Сталин предпочел не реагировать на клевету, которая даже в демократическом обществе обеспечила бы достаточные основания для уголовного судебного преследования ее автора и издателя» [152] .
152
Adam В. Ulam. Stalin. p. 260–261.
Почему же Сталин столь мягко отреагировал на плохо замаскированный выпад против него? А. Улам объясняет данный эпизод так: «Диктатура требует от диктатора не только неусыпной бдительности и тяжелого труда, к чему Сталин был более чем способен пока не оказался побежденным возрастом, но также и политической сдержанности, а это в конце концов шло вразрез с его натурой» [153] . Как видим, объяснение А. Улама выглядят довольно туманными и внутренне противоречивыми. Однако главный вывод о непричастности генсека к смерти М. Фрунзе выражен вполне однозначно.
153
Adam В. Ulam. Stalin. p. 259.
Много места эпизоду, непосредственно связанному со смертью М. Фрунзе, уделяет и В. Тополянский, сам медик по профессии. Аргументация примерна та же, что и у Р. Медведева, только значительно разбавленная деталями, в том числе и ссылками на архивные источники. Но главное в его книге не те или иные интересные детали, а итоговые умозаключения, большей частью построенные на превратном, по крайней мере, однобоком и целенаправленном истолковании самих фактов. В каком-то смысле его финальные умозаключения строятся на самих же умозаключениях [154] .
154
См. Виктор Тополянский. Вожди в законе. Очерки физиологии власти. М. 1996.
Не менее безапелляционен и такой весьма основательный знаток и исследователь троцкизма, как В. Роговин, который без обиняков утверждает, что Сталин «прибегал к замаскированным или тайным убийствам (одним из примеров этого служит смерть Фрунзе во время хирургической операции, проведенной по приказу Сталина)…» [155] .
В чем же мне видится несостоятельность версии о причастности генсека к смерти М. Фрунзе? Изложу лишь самые главные доводы.
155
Вадим Роговоин. Была ли альтернатива? Троцкизм: взгляд через годы. С. 200.
Во-первых, Сталин в тот период не обладал столь необъятной властью, чтобы по его личному указанию медики шли на убийство пациентов. К этому можно было принудить, скажем, во второй половине 30-х годов (да и то не столь примитивно и до умиления просто), но никак не в середине 20-х годов, когда, как я уже писал, порой и над самим генсеком нависала угроза утраты собственного поста.
Во-вторых, авторы этих тенденциозных гипотез (зачастую выдаваемых чуть ли не в качестве доказанных фактов) явно грешат против правды, полагая, что Сталин уже тогда установил свой единоличный контроль над органами госбезопасности (ОГПУ) и Красной Армией. Это противоречит не только реальным фактам, но и фактически является своего рода экстраполяцией положения середины 30-х годов на ситуацию середины 20-х годов. Вообще метод экстраполяции событий более позднего периода на события более раннего периода сам по себе весьма рискованный. В историческом исследовании им пользоваться надо с исключительной осторожностью, поскольку он может содержать в себе большую долю искусственной натяжки. Общепринято считать, что всякое сравнение рискованно, а аналогия — еще не доказательство. Это в полной мере приложимо и к оценке событий периода, о котором идет речь. Добавлю, что даже в конце 20-х годов, как будет показано в последующих главах, власть Сталина над органами ОГПУ не являлась безраздельной: некоторые руководители этих органов (например, наиболее влиятельный из них Ягода) сочувствовали правым и рассматривать их в качестве послушного орудия генсека — значит серьезно искажать реальное положение дел. Словом, есть значительный круг фактов, ставящих под сомнение утверждения о том, будто Сталин легко мог манипулировать органами безопасности в своих личных целях, устраняя с их помощью своих политических соперников или вообще неугодных ему лиц. Не надо смешивать совершенно разные эпохи и на такой сомнительной базе строить систему доказательств.