Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3
Шрифт:
Сталин в своём выступлении ничуть не оправдывает эти эксцессы: он лишь вскрывает их глубинные причины и, к тому же, просит извинения. Причем следует особо подчеркнуть, что через соответствующие органы (особые отделы) по строгому указанию Верховного случаи такого рода эксцессов служили предметом специального рассмотрения и наказания виновных. Следует особо отметить, что, когда Красная Армия вступила на территорию Германии и ее союзников, были приняты чрезвычайные меры против возможных (по понятным причинам: ведь многие советские воины потеряли родных и близких, их дома были уничтожены и т.д. в период фашистского нашествия – Н.К.) бесчинств и мести по отношению к мирному населению. 19 января 1945 г. Сталин подписал приказ, который требовал не допускать грубого отношения к местному населению. Он был доведён до каждого солдата. В развитие приказа Верховного Главнокомандующего последовали приказы Военных Советов фронтов, командующих армиями, командиров дивизий и других соединений. Так, к примеру, приказ Военного Совета 2-го Белорусского фронта, подписанный маршалом Рокоссовским, предписывал мародёров и насильников расстреливать на месте.
Это
Уже к началу вступления нашей армии на территорию Германии по указанию Сталина газета «Правда» опубликовала статью Г.Ф. Александрова, носившую директивный характер под характерным заголовком «Товарищ Эренбург упрощает.» В ней, коротко говоря, содержалась мысль о том, что Красная Армия вошла в Германию не с целью отомстить немцам за все, что они причинили нашей стране и нашему народу. Ее цель – освобождение самого немецкого народа от гитлеровского фашизма, поэтому ни о какой мести не идет речь. Смысл статьи носил очевидно выраженный характер – вести войну освободительную, справедливую, а не сводить все к отмщению. Это был своевременный и мудрый шаг, который дал возможность развернуть в войсках широкую разъяснительную работу с целью наладить после победы нормальные отношения с немецким населением. Эренбург, кстати сказать, на критику в свой адрес обиделся и написал личное письмо Сталину. В нем он писал: «Накануне победы я увидел в „Правде“ оценку моей работы, которая меня глубоко огорчила. Вы понимаете, Иосиф Виссарионович, что я испытываю. Статья, напечатанная в ЦО, естественно, создает вокруг меня атмосферу осуждения и моральной изоляции. Я верю в Вашу справедливость и прошу Вас решить, заслужено ли это мной. Я прошу Вас также решить, должен ли я довести до победы работу писателя-публициста или в интересах государства должен ее оборвать» [581] .
581
«Литературный фронт». История политической цензуры 1932 – 1946 гг. М. 1994. С. 156 – 157.
Реакция Сталина на письмо писателя выразилась не в словах, а в делах: Эренбург продолжал свою публицистическую деятельность. Естественно, что он внес необходимые коррективы в характер своих публикаций, что было продиктовано не излишней придирчивостью вождя, а в корне изменившейся ситуацией. Сейчас на первый план выдвигались иные задачи, чем в прежние периоды войны – надо было думать о будущем строительстве отношений с немецким народом, который также перенес огромные страдания от гитлеризма. Фактически в народе был подорван национальный дух, без которого строительство нового государства было немыслимо. Все эти факторы принимались в расчет Верховным Главнокомандующим, который был, как уже отмечалось, не только военным, но и вообще верховным лидером страны. А это диктовало необходимость видеть перспективу, обладать широким кругозором, словом, смотреть вперед, а не замыкаться на прошлом. Этому требованию времени Сталин отвечал в полной мере, что еще раз подчеркивает органичное сочетание в его деятельности военно-стратегических аспектов с глобальными геополитическими концепциями.
В виде своего рода серьезного упрека в адрес Сталина как политика и военного руководителя можно, на мой взгляд, сослаться на то, что он выдвинул и возвел в разряд исторических закономерностей концепцию, согласно которой агрессивные нации всегда бывают более подготовлены к войне, чем нации миролюбивые. Вот его аргументация на этот счет: «…Как показывает история, агрессивные нации как нации нападающие обычно бывают более подготовлены к новой войне, чем миролюбивые нации, которые, будучи не заинтересованы в новой войне, обычно опаздывают с подготовкой к ней. Это факт, что агрессивные нации в нынешней войне еще перед началом войны имели уже готовую армию вторжения, тогда как миролюбивые нации не имели даже вполне удовлетворительной армии прикрытия мобилизации. Нельзя считать случайностью такие неприятные факты, как „инцидент“ в Пирл-Харборе, потеря Филиппин и других островов на Великом океане, потеря Гонконга и Сингапура, когда Япония как агрессивная нация оказалась более подготовленной к войне, чем Великобритания и Соединенные Штаты Америки, придерживавшиеся миролюбивой политики. Нельзя также считать случайностью такой неприятный факт, как потеря Украины, Белоруссии, Прибалтики в первый же год войны, когда Германия как агрессивная нация оказалась более подготовленной к войне, чем миролюбивый Советский Союз. Было бы наивно объяснять эти факты личными качествами японцев и германцев, их превосходством над англичанами, американцами, русскими, их предусмотрительностью и т.д. Дело здесь не в личных качествах, а в том, что заинтересованные в новой войне агрессивные нации, готовящиеся к войне в течение длительного срока и накапливающие для этого силы, бывают обычно – и должны быть – более подготовлены к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в новой войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, историческая закономерность, которую было бы опасно не учитывать» [582] .
582
И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. С. 166 – 167.
На первый взгляд, доводы вроде и выглядят убедительными и обоснованными. Однако в самой этой концепции заложена какая-то роковая неизбежность того, что агрессивные государства чуть ли не в силу закономерностей истории должны обладать и обладают серьезными преимуществами перед неагрессивными государствами. Это воспринимается как заранее предрешенная и неизбежная вещь. Тогда как история, ее суровые уроки учат, что неагрессивные нации не должны априори предоставлять преимущества нападающей стороне, ибо это свидетельство отсутствия широкого военно-политического кругозора и способности к политическому предвидению. Аргументация Сталина не выдерживает серьезной критики и являлась скорее попыткой найти какое-то чуть ли научно-теоретическое обоснование и оправдание тех поражений, которые потерпела наша армия в первые периоды войны. Да и пример с Пирл-Харбором – это скорее образец преступной беспечности со стороны американского командования, чем естественное следствие действия какой-то исторической закономерности. Вообще говоря, история дает всегда много уроков, из которых миролюбивые нации обязаны извлекать должные выводы. И один из них вполне однозначен – миролюбивые нации не должны как бы авансом предоставлять преимуществ нациям агрессивным. В противном случае непоправимые последствия не заставят себя ждать. Поэтому логику рассуждений Сталина едва ли можно признать правильной, а выводы – обоснованными. Выдвигая свою концепцию, вождь не столько вносил вклад в военную науку, сколько пытался псевдотеоретическими доводами реабилитировать себя и вообще наших военных за недостаточную готовность к войне с гитлеровской Германией и ее союзниками. Хотя всем было хорошо известно, что Сталин постоянно подчеркивал необходимость постоянно находиться в состоянии отразить любую агрессию. Здесь, как говорится, у вождя не сходятся концы с концами.
2. Цена победы
Победа в любой войне оценивается по многим параметрам, и среди этих параметров одним из важнейших является цена, заплаченная за эту победу. Однако было бы глубоко ошибочно эту цену толковать упрощенно, примитивно, сводить исключительно к арифметическим величинам. Нужно принимать во внимание всю совокупность факторов, которые, взятые в их органической взаимосвязи и единстве, вместе с учетом конкретных исторических условий войны, позволяют дать более или менее близкий к истине ответ о цене победы. Более того, надо прежде всего учесть характер войны. И здесь совершенно очевиден определяющий момент – Гитлер вел войну на уничтожение советской России, нашего государства и народов, населявших Советский Союз. Это выделяет данную войну от предшествующих войн, поскольку такой задачи воюющие перед собой не ставили. Война на уничтожение – вот военная доктрина и цель фашистской Германии в войне против СССР. Отсюда и колоссальное число жертв среди мирного населения. Для некоторых исследователей, особенно критиков Сталина, чистая арифметика ставится превыше всего, они оперируют голыми цифрами, не заботясь об анализе этих цифр, а точнее – прикрываясь ими. Все поставлено на службу одного – доказать, что мы победили, завалив немцев трупами, что для Сталина не имело серьезного значения то обстоятельство, какой ценой достигался успех в той или иной стратегической операции. И он, естественно, предстает в облике чуть ли не уничтожителя собственной армии и собственного народа.
По мере изложения фактов я более детально остановлюсь на абсурдности и полной нелепости подобного рода измышлений. Здесь же позволю себе сослаться на то, как сам Сталин рассматривал вопросы, касающиеся людских потерь и соотношения военных потенциалов противоборствовавших сил. Не просто противоборствовавших, а стоявших друг перед другом насмерть. С. Штеменко приводит следующий эпизод из разговора со Сталиным на тему военно-стратегической и отчасти демографической составляющей, которые в конечном счете сыграли первостепенную роль в достижении победы над врагом.
«И.В. Сталин вдруг спросил:
– А как думает молодой начальник Генерального штаба, почему мы разбили фашистскую Германию и принудили ее капитулировать?
…Оправившись от неожиданности, я подумал, что лучше всего изложить Сталину его собственную речь перед избирателями, произнесенную накануне выборов в Верховный Совет СССР 9 февраля 1946 г. Я сформулировал положение о том, что война показала жизнеспособность общественного и государственного строя СССР и его большую устойчивость. Наш общественный строй был прочен потому именно, что являлся подлинно народным строем, выросшим из недр народа и пользующимся его могучей поддержкой… Говорил о промышленной базе, созданной за годы пятилеток, о колхозном хозяйстве, о том, что социализм создал необходимые материальные возможности для отпора сильному врагу. В заключение сказал о высоких боевых качествах нашей армии, о выдающемся искусстве советских военачальников и полководцев.
Терпеливо выслушав меня до конца, И.В. Сталин заметил:
– Все, что вы сказали, верно и важно, но не исчерпывает всего объема вопроса. Какая у нас была самая большая численность армии во время войны?
– Одиннадцать миллионов человек с небольшим.
– А какой это будет процент к численности населения?
Быстро прикинув в уме численность перед войной населения – 194 млн., я ответил:
– Около 6 процентов.
– Правильно. Но это опять-таки не все. Нужно учесть и наши потери в вооруженных силах, потому что убитые и погибшие от ран бойцы и командиры тоже входили в численность армии…