Политическая история Первой мировой
Шрифт:
Таким же образом писались и «протоколы» совещаний Золотого Интернационала. Решения таяли в воздухе, результат же их был вполне материальным и весомым – на вес золота.
ВОЗМОЖНО, кто-то заявит: «Домыслы всё это!»… Да, есть у врагов прояснения исторической правды такое любимое словечко. Но сказанное об обдуманной преступности выбранных стратегических направлений для русского наступления не домысел. Ещё в 1913 году во время совещания русских и французских геншабистов генерал Жоффр убеждал русских в опасности вторжения в Восточную Пруссию: «Это самое невыгодное для нас направление…». А потом несколько раз повторил: «C’est un guet-apens («Это –
Последнюю попытку воззвать к здравому смыслу французские военные круги сделали перед самой войной. 31 июля во Франции уже фактически шла мобилизация. Военный министр Мессими вызвал русского военного агента полковника Игнатьева, и прямо в кабинете у министра Алексей Алексеевич составил телеграмму в Петербург, где третьим пунктом стояло: «Наиболее желательным для французов направлением нашего удара продолжает являться Варшава – Позен».
Да и в России такой взгляд не был новым. Профессор Академии Генштаба Золотарёв разработал теорию оборонительного значения линии Буг-Нарев, писал о выгоде угрозы жизненному центру Германии – Силезскому промышленному району. И все эти стратегические теории опрокидывала практика стратегии, где расчёты строились на песке, но песке особого рода – золот'oм.
И вот уж тут случайности исключались!
О полковнике-предателе (сейчас, правда, иногда уверяют, что не предателе, а невинной жертве «стечения обстоятельств») Мясоедове, разоблачённом в начале войны как немецкий агент, судимом военно-полевым судом и повешенном в Варшавской цитадели, написано немало.
В жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался здесь Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушёл в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паёв в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.
Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже тёмной, загадочной).
Случайно или нет, но Рузский, вместо того чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в «знакомые места» – в Вержболово, где бывший жандарм освещал для друга-кайзера нашу 10-ю армию. «Расколол» Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Д. Бонч-Бруевич, чего ему не простили ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории.
Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая…
В том числе и вот такая… Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у «Шнейдер-Крезо» очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии – великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом: обязательно по понедельникам.
Тайну петербургских «понедельников» объяснили Игнатьеву знающие люди в… Париже: «По субботам Рагузо играет в карты во дворце Кшесинской».
Поляк Рагузо-Сущевский – это представитель Шнейдера в России. Балерина-прима полька Матильда Кшесинская – «штатная» любовница семьи Романовых, которую к тому времени монопольно «ангажировал» августейший артиллерист.
Итак, «стратегическая линия» выстраивалась следующая: Шнейдер – Рагузо – Кшесинская – «комиссионные» – в. к. Сергей – заказ – Шнейдер…
А в это время французские инженеры, работавшие до войны в России, искренне удивлялись: «Зачем вы обращаетесь к нам за содействием? Одни ваши петроградские заводы по своей мощности намного превосходят весь парижский район. Если бы вы приняли хоть какие-то меры по использованию ваших промышленных ресурсов, вы бы нас оставили далеко позади себя».
Что ж, эта инженерная братия (даром что была «из Европ») тоже проявляла непростительную наивность.
Однако такими простецами были далеко не все.
ВОТ ВОПРОС, который рано или поздно, но возникает обязательно: «А если бы выстрел Гаврилы Принципа не поставил точку не только на жизни австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда, но и на мирной жизни Европы? Что, не было бы Первой мировой войны?».
Ну конечно, она была бы всё равно…
Да ещё какая!
Долгая, кровавая, окопная, бешено прибыльная… Точно такая, какая и была…
Вот цифры из доклада начальника Главного артиллерийского управления Маниковского военному министру. На казённом заводе 122-миллиметровая гаубичная шрапнель обходилась в 15 рублей за снаряд, а на частном – в 35! Разница в ценах на 152-милллиметровый фугасный снаряд была ещё большей: 42 и 70 рублей. «Наша частная промышленность, – писал Маниковский, – взвинтила цены на все предметы боевого снабжения… В общем, гг. промышленники и наши, и в союзных странах проявили непомерные аппетиты к наживе»…
Генерал явно не понимал, что если уж такой аппетит появляется, то он всегда непомерный.
Рекомендую читателю монографию Владимира Яковлевича Лаверычева «Военный государственно-монополистический капитализм в России (М., «Наука», 1988 г.)». Название говорит само за себя: перед войной и во время войны Большой Капитал даже в Российской империи начинал организовываться так же, как это давно произошло на Западе, с участием государственных структур.
Вдумчивое чтение одной лишь монографии Лаверычева позволяет многое прояснить, давая понимание того, была ли случайной и мировая война, и Великая Октябрьская социалистическая революция… Например, Лаверычев сообщает: «Потребление сахара было на низком уровне из-за политики сахарозаводчиков». А далее Владимир Яковлевич наглядно иллюстрирует этот общий тезис отрывком из доклада (от октября 1915 года) комиссии знаменитого генерала Батюшина. Батюшин – крупный русский контрразведчик времён Первой мировой войны, одно время плодотворно работал под началом известного нам генерала М. Д. Бонч-Бруевича – не только штабника и учёного-геодезиста, но по совместительству, так сказать, и контрразведчика.
Оба генерала не раз больно наступали на любимые – «золотые» – мозоли петроградского элитарного гадюшника. Причём Батюшин – настолько крепко, что нынешние обирающие и обдирающие Россию правнуки тех, кто обирал и обдирал её в начале века, не могут успокоиться до сих пор и, упоминая о генерале, злобно перевирают его фамилию в мельче звучащее «Батюшкин»…
Так вот, Батюшин докладывал: «Во всероссийском обществе сахарозаводчиков произошла перегруппировка, и во главе всего дела встали два еврея – Гепнер и Абрам Добрый. Гепнер и Добрый (упоминается в докладе и сахарозаводчик Лазарь Бродский. – С. К.) дирижируют в Союзе сахарозаводчиков, устанавливают количество производства, цены на сахар, место его хранения и определяют количество товара, подлежащего выпуску на рынок. При обысках (в банках. – С. К.) и у киевских сахарозаводчиков Израэля Бабушкина, Иоэля Гепнера и Абрама Доброго были обнаружены материалы, уличающие как этих лиц, так и других, причастных к сахарной промышленности, в злостной спекуляции сахаром, умышленном сокращении выпуска сахара на внутренний рынок империи, сосредоточении сахара в пунктах, где в этом не встречалось необходимости, вывозе сахара за границу во время войны в ущерб снабжения таковым населения и, наконец, в преступном противодействии снабжению сахаром армии»…