Политическая культура древней Японии

Коллектив авторов

Антология «Кайфу:со:» была составлена в 751 году. Это было время активного заимствования из Китая самых различных идей и политических институтов. Однако необходимо помнить, что именно местные традиции составляли тот мощный субстрат, на который наложились китайские культуроформы. В результате этой «прививки» и была сформирована японская культура, в которую естественным образом вошла китайская образность (в самой широкой трактовке этого понятия).

В связи с этим обращение к истокам этого синтеза представляет собой значительный интерес. В нашем случае мы имеем дело прежде всего с «литературной реальностью». Это понятие требует кавычек, поскольку «Кайфу:со:» (как и большинство источников этого времени) представляет собой в сущности «панкультурную реальность», которая имеет отношение не только к литературе, но и к политике, философии, религии и т. д. В частности, как было показано А. Н. Мещеряковым, сам выбор языка поэтического текста был отражением сложных политико-социальных процессов ^[223] .

223

⁶А. Н. Мещеряков. Возвышение рода Фудзивара (китайская образованность, политическая система и официальная идеология в Японии VII–VIII в. — «История и культура Японии». М.: Институт востоковедения РАН, «Крафт+», 2001.

В «Кайфу:со:» первоначально входило 120 стихотворений 64 поэтов (четыре стихотворения утрачены, так что сейчас в антологию входят 116 стихотворений). Стихотворения располагаются в хронологическом порядке. Временной охват памятника — около столетия, со второй половины VII до середины VIII века. Все стихотворения памятника — авторские, однако имя составителя антологии неизвестно. Авторы стихотворений — государь Момму (пр. 697–707), принцы, представители высшей аристократии, чиновники, монахи.

Все мы являемся пленниками тех предрассудков, которые сложились в науке. Увлечение европейцев японоязычной поэзией вака, смещение культурных акцентов внутри самой японской традиции привело к тому, что антология «Манъё:сю:» стала считаться первой поэтической антологией Японии. Однако на самом деле она была составлена несколько позже «Кайфу:со:». По своему составу — числу авторов и стихотворений — этот памятник во много раз превосходит «Кайфу:со:» (порядка 4,5 тысяч стихотворений, многие анонимные, более 500 авторов), и хотя письменных доказательств того, что эта антология была составлена как ответ на «Кайфу:со:» нет, однако политическая ситуация в стране, а также именной состав участников антологий (преобладание членов рода Фудзивара в «Кайфу:со» и рода Оотомо в «Манъё:сю:») позволяет видеть в составлении этих памятников своеобразное соревнование — как культурно-языковое, так и политическое ^[224] . Эта «соревновательность» объясняется, в частности, тем, что японцами была воспринята конфуцианская идея о сложении стихов, как о деле государственном, ибо стихи — это квинтэссенция космической (а значит, и государственной) гармонии и ритуальное средство для ее достижения. В борьбе за право быть «государственной поэзией» победа стихосложения на японском языке относится лишь к X веку, когда была составлена первая «императорская» (санкционированная императорским указом ^[225] ), антология стихов вака — «Кокинвакасю:». До этого времени, в VIII и в IX веках, «государственной» поэзией, пишущейся по повелению императора, была поэзия на китайском языке (японоязычная же поэзия оставалась на периферии политико-литературного процесса). После «Кайфу:со:» был создан еще целый ряд антологий китайской поэзии (канси), которые тоже можно назвать «императорскими» ^[226] .

224

⁷ См. А. Н. Мещеряков, указ. соч.; А. Н. Мещеряков, М. В. Грачев. История древней Японии. СПб.: «Гиперион», 2002.

225

⁸ Всего была создана 21 такая антология: «Кокинсю:»; «Госэнсю:» («Второе собрание (японских песен)»), 951; «Сю:исю:» («Изборник»), 1005–1011; «Госю:исю:» («Второй изборник»), 1086; «Кинъё:сю:» («Собрание золотых листьев (японских песен)»), 1127; «Сикасю:» («Собрание слов-цветов»), 1151–1154; «Сэндзайсю:» («Собрание (японских песен) за тысячу лет»), 1188; «Синкокинсю:» («Новое собрание старых и новых (японских песен)»), 1216; «Синтёкусэнсю:» («Новая императорская антология»), 1235; «Сёкугосэнсю:» («Продолжение второго собрания (японских песен)»), 1251; «Сёкукокинсю:» («Продолжение собрания старых и новых (японских песен)»), 1265; «Сёкусю:исю:» («Продолжение изборника»), 1278; «Сингосэнсю:» («Новое второе собрание (японских песен)»), 1303; «Гёкуё:сю:» («Собрание драгоценных листьев»), 1312–1313; «Сёкусэндзайсю:» («Продолжение собрания (японских песен) за тысячу лет»), 1320; «Сёкугосю:исю:» («Продолжение второго изборника»), 1325; «Фу:гасю:» («Изысканное собрание (японских песен)»), 1349; «Синсэндзайсю:» («Новое собрание (японских песен) за тысячу лет»), 1359; «Синсю:исю:» («Новый изборник»), 1364; «Сингосю:исю:» («Новый второй изборник»), 1383; «Синсёку кокинсю:» («Новое продолжение собрания старых и новых (японских песен)»), 1439.

226

⁹ Поклонником китайской поэзии был император Сага (пр. 809–823). В годы его правления появились антологии канси: «Рё:унсю:» («Собрание, порожденное облаками», 814), «Бунка сю:рэйсю:» («Собрание литературных шедевров», 818), «Кэйкокусю:» («Собрание для управления страной», 827).

У поэзии на китайском и на японском языках в это время наблюдается немало точек соприкосновения. Поэзия канси естественным образом включает в себя реалии окружающего «японского» мира, местные легенды, имена, топонимы. Поэзия вака, в свою очередь, включает китайские мотивы и образы, некоторые из которых уйдут из нее в более позднее время, а другие — станут составной частью японской поэзии. Реальный билингвизм представителей тогдашней политической элиты находил отражение в том, что они сочиняли как на китайском языке, так и на японском. Одной из сквозных тем тогдашней поэзии стало Ёсино.

Эта местность начала осваиваться довольно рано, о чем свидетельствуют упоминания Ёсино в относящихся к ранней истории частях «Кодзики» («Записи о делах древности», 712) и «Нихон секи» («Анналы Японии», 720). Так, Ёсино упоминается во втором свитке «Кодзики», в части, относящейся к первому мифическому государю — государю Дзимму. И в «Кодзики», и в «Нихон секи» Ёсино упоминается в разделах, описывающих события, относящиеся ко времени правления государя О:дзин (пр. 270–310).

Нижеприводимое сообщение «Нихон сёки», вероятно, является одним из ранних описаний Ёсино:

«Зимою 19-го года, в день новолуния Цутиноэ-но ину 10-го месяца, государь соизволил отправиться в Ёсино. Тогда к нему пришли люди [из племени] кунису. Они поднесли государю густого рисового вина и так сказали в песне:

В зарослях дубов Сделали мы поперечную ступу, Поперечную ступу. Великое рисовое вино, там бродившее, Отведай в охотку, Отец наш! —

Так спели. Допели, стали бить себя по губам, смотрели в небо и смеялись. И теперь, когда кунису приходят ко двору приносить дань, добытую на их земле, они бьют себя по губам, смотрят на небо и смеются, — обычай этот остался со времен самой глубокой древности.

Люди [племени] кунису чрезвычайно прямодушны. Обычно они питаются горными плодами, а также любят лакомиться вареными лягушками. [Лягушек] называют словом номи. Земля [кунису] находится на юго-востоке от столицы, отделена от нее горами, живут они в окрестностях реки Ёсино-кава, скалы и горные кручи там обрывисты, долины глубоки, тропки узкие и крутые. Нельзя сказать, что это далеко от столицы, но с самого начала ко двору государя они являлись редко. Однако впоследствии стали приходить часто и подносили дань со своей земли. Эта дань включает в себя каштаны, грибы и форель». (Перевод Л. М. Ермаковой) ^[227] .

227

¹⁰ «Нихон секи. Анналы Японии». Т. 1 (Свитки I–XVI). СПб.: «Гиперион», 1997, с. 291–292.

В «Кодзики» содержится также и поэтический текст, в котором рассказывается о местности Ёсино. Запись относится ко времени правления государя Ю:ряку (пр. 456–479).

«Когда государь направлялся во дворец Ёсино, на берегу реки Ёсино ему повстречалась девушка. Девушка была хороша собой. Поэтому он женился на ней. Потом вернулся во дворец [Асакура в Патусэ]. Позднее, когда государь снова направлялся во дворец Ёсино, он остановился на том месте, где ему повстречалась девушка. Воздвигнув там мост, он сел и стал играть на кото, а девушке велел танцевать. Поскольку девушка танцевала хорошо, он сложил песню:

На помосте Пальцы божества Перебирают струны кото. Девушка танцует. Пусть так будет всегда.

Проследовав на равнину Акиду, государь охотился там. Он сидел на помосте. Тут слепень ужалил его в руку. Сразу же появилась стрекоза, проглотила слепня и улетела. Государь же сложил песню. В песне говорилось:

Кто-то Доложил государю: На пике Вомуро, Что в Ёсино, Лежат кабаны и олени. Правящий с миром Наш государь Поджидал на помосте Кабанов и оленей. И тогда слепень Проник к его руке, Обернутой белым рукавом. Но стрекоза тут же Проглотила его. Потому дали Стране неба — Ямато — Такое название: Остров Стрекозы.

Поэтому с тех пор эту долину называют долиной Стрекозы — Акиду». (Перевод А. Н. Мещерякова) ^[228] .

Из этих полулегендарных данных можно сделать вывод об особой отмеченности Ёсино, что было, по всей вероятности, связано с какими-то местными религиозными представлениями. Возможно, что именно они оказали определенное влияние на дальнейшие исторические события (или, по меньшей мере, послужили тому, что Ёсино стало местом для их развертывания).

228

¹¹ «Кодзики Записи о деяниях древности». Свитки 2-й и 3-й. СПб «Шар», 1994, с. 196–197.