Последефолтный кризис разворачивался преимущественно как противоборство ключевых политических игроков на федеральном и региональном уровнях на фоне сравнительно низкой протестной активности. Однако недооценка настроений
и ожиданий массовых групп, редукция их роли к одному из типов ресурсов, который может быть мобилизован той или иной группой элиты [Гельман, 2007, с. 82], в конечном счете приводит к искажению сути политических трансформаций на рубеже XX–XXI вв. Запрос на «возвращение государства» был массовым, причем во многом он был связан с тем, что дальнейшая экспансия неформальных институтов и отношений из механизма редукции неопределенности могла трансформироваться в источник генерации новых социальных рисков. И, напротив, сверхвостребованной оказалась способность стоящего во главе иерархии власти политического лидера управлять неопределенностью и рисками, даже если это управление осуществляется на основе комбинированного использования формальных и неформальных институтов. В этом смысле стремление к «возврату государства» означало, что в одной точке начинают сходиться массовые ожидания, интересы значительной части политических акторов и опасения мощных групп влияния. По сути дела,
это был запрос на системную стабилизацию, на установление в целом понятных и приемлемых «правил игры», причем в компромиссном варианте, исключающем как передел собственности, так и «приватизацию» государства отдельными сетевыми структурами.
Социальные факторы укрепления неопатримониализма
Эпоха неолиберальных реформ, если считать ее закончившейся, а хронологическим рубежом завершения – начало президентства Владимира Путина, была ознаменована ярко выраженным социальным расслоением, почти троекратным снижением реальной среднемесячной заработной платы, появлением массового слоя «новых бедных» [Радаев, 2000], т.е. работающих людей, находящихся у черты бедности. «Возврат государства» состоялся в стране, где сформировалась культура бедности и апатии, в стране с атомизированным обществом, где стратегии индивидуального и группового выживания почти полностью вытеснили стратегии гражданской солидарности. Массовый запрос на возвращение к государственному патернализму – не что иное, как оборотная сторона недостатка солидарных связей и отношений. К тому же солидарность солидарности – рознь.