Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов
Шрифт:
Вернувшись из Кремлевской больницы, Шелепин обнаружил, что у него не только вырезали воспаленный аппендикс, но его лишили также главного союзника в борьбе за власть. Более того, состоявшийся вскоре Пленум ЦК принял решение освободить Шелепина с поста секретаря ЦК КПСС.
По рекомендации Политбюро А. Н. Шелепин был избран председателем ВЦСПС, что являлось для него резким понижением или даже фактической утратой власти, которой он до сих пор располагал. Не имея теперь прежнего влияния на аппарат КГБ, Шелепин уже не мог рассматриваться в качестве соперника Брежнева. Следуя своему принципу и обещанию сохранять «стабильность» в руководстве, Леонид Ильич не стал настаивать на исключении Шелепина из состава Политбюро. Однако на протяжении всего нескольких месяцев во второй половине 1967 года в аппарате ЦК КПСС и в органах массовой информации были освобождены от постов почти все те руководители и ведущие сотрудники, которые считались друзьями и сторонниками Шелепина и Семичастного и работали с ними раньше – еще в аппарате ЦК ВЛКСМ. Все эти люди получили вполне приличную работу – но на одну или две ступени ниже в служебной иерархии. Это стало с тех пор типичной Чертой стиля Брежнева – при смещении ответственных работников их при этом сравнительно хорошо трудоустраивали.
Шелепин подчинился решению Политбюро, но отнюдь не утратил своих амбиций. Он рассчитывал на молодость и на подходящую ситуацию. Появившись в ВЦСПС, он начал и здесь работать с большой энергией. Рассказывают, что при первом посещении Шелепиным
После июльского Пленума ЦК КПСС 1967 года был снят с поста первого секретаря МГК КПСС Н. Г. Егорычев, который выступил на Пленуме с критикой ближневосточной политики Советского государства.
Вопрос о неожиданном смещении Егорычева породил немало слухов и версий. В начале 1989 года в «Огоньке» была опубликована беседа с Егорычевым, который многие годы работал послом СССР в Дании, а в последнее время послом СССР в Афганистане. Егорычев свидетельствует, что в беседах со своими единомышленниками он предлагал избрать руководителем партии не Брежнева, а Косыгина. Брежневу об этом стало известно, и он не раз выказывал Егорычеву свое нерасположение. Вопреки традиции, по которой глава Московской партийной организации входил в Политбюро в качестве члена или хотя бы кандидата, Н. Г. Егорычев, возглавивший с ноября 1962 года МГК, не получил после XXIII съезда КПСС никакого повышения в партийной иерархии. Еще до съезда партии Егорычев предпринимал немало усилий, чтобы улучшить свои отношения с Брежневым, о чем он сегодня старался не упоминать в своей беседе с корреспондентом «Огонька». Однако неприязненное отношение Брежнева к Егорычеву сохранилось, и именно это обстоятельство, как мне кажется, побудило Николая Григорьевича выступить на июльском Пленуме ЦК КПСС 1967 года с критикой политики Политбюро. Если верить Егорычеву, то в своем выступлении он связал итоги «шестидневной войны» на Ближнем Востоке не только с ростом сионистских и антисемитских настроений в СССР, но сказал также о том, что партия перестала уделять должное внимание национальным проблемам вообще. Руководство партии делает вид, что в этой области все в порядке, тогда как межнациональные отношения в стране усложняются, а кое-где дело доходит и до конфликтов. Не понравились Брежневу и высказывания Егорычева, направленные против попыток возрождения культа Сталина, а также резкая критика беспечности и безответственности египетских друзей СССР, и в частности Г. А. Насера, во внешней политике и использовании советской помощи. Егорычев подверг критике и состояние ПВО Советского Союза, и в особенности Москвы, и предложил на одном из очередных пленумов ЦК КПСС заслушать отчет Политбюро о состоянии обороны страны. При этом, как свидетельствует Егорычев, он не был смещен, а сам почти сразу после Пленума подал просьбу об отставке.
«На другой день после Пленума, – рассказывает Егорычев, – пришел к Брежневу и сказал: “Я понимаю, что руководить партийной организацией Москвы можно только тогда, когда ты пользуешься поддержкой Политбюро и руководства партии. Мне в такой поддержке, как я понимаю, отказано. Поэтому я прошу дать согласие на уход”. Брежнев говорит: “Напрасно ты драматизируешь. Подумай до завтра”. На самом деле не мне нужны были эти сутки, а Брежневу, так как по его заданию в Москве уже шла работа с партийным активом. Назавтра я снова прихожу к нему. Он спрашивает: “Ну, как? Спал?” – “Спал”, – отвечаю. “Ну, и как решил?” – “Я еще вчера сказал, как решил”. – “Ну, ладно. Какие у тебя просьбы?” – “Просьба одна: я должен работать…” – “Не волнуйся, работа у тебя будет…”
Я думаю, что он побаивался, что Московская партийная организация не примет мою отставку. Но я его уверил, что все пройдет хорошо, что никаких эксцессов не будет. Московская партийная организация не должна была внести какой-нибудь разлад в единство партии. Да и я понимал, что Брежневу оказано доверие всей партией. Это его время. И если в наших отношениях возникли разногласия, то уйти должен я. А будущее покажет, кто был прав. И Пленум МГК действительно не доставил никому хлопот, он прошел молча. Присутствовали на нем Суслов, Капитонов, Гришин. Суслов выступил, сказал, что, мол, так и так, товарищ Егорычев попросил, чтобы его освободили от обязанностей первого секретаря МГК. ЦК его просьбу принял и в связи с переходом на другую работу предлагает его освободить. Дальше Суслов стал уже говорить о Гришине, которого предложил избрать вместо меня. Ни о только что закончившемся Пленуме ЦК, ни о моем выступлении на нем он ни слова не сказал. И мне слова не предоставил, хотя у меня была заготовлена речь, в которой я бы рассказал, почему в сложившихся условиях я не могу оставаться первым секретарем МГК. Видимо, это и беспокоило Леонида Ильича, поэтому наш городской пленум там, “наверху”, было решено провести без прений…» [42]
42
Огонек. 1989. № 6. С .29.
На пост первого секретаря Московского горкома КПСС был избран 53-летний В. В. Гришин. Бывший инженер-железнодорожник из Подмосковья, Гришин еще в 1939 году вступил в партию, а уже в 1942 году, отслужив в армии (1938–1940 гг.), был избран вторым секретарем Серпуховского горкома партии. Вскоре он стал первым секретарем горкома, где проработал восемь лет до 1950 года. Его работа в Серпухове, казалось, шла успешно. Но что-то ему хотелось скрыть из событий этого периода, так как при проверке его партийных дел уже в 80-е годы никто не смог найти партийных документов молодого Гришина: ни его заявления о приеме в партию, ни соответствующих рекомендаций. С 1950 года Гришин перешел на работу в Московский горком партии, и с 1952 по 1956 год работал вторым секретарем МГК КПСС. Однако вскоре после XX съезда Гришин заменил Шверника на посту председателя ВЦСПС и задержался на этой должности 11 лет. Руководство профсоюзов не пользовалось у нас в стране сколько-нибудь значительным влиянием и престижем в составе власти, да и среди населения. Неудивительно поэтому, что только в 1961 году Гришин был избран в члены Политбюро ЦК КПСС, а еще через десять лет – членом Политбюро.
Вместо В. Е. Семичастного на должность председателя КГБ был назначен Ю. В. Андропов, занимавший до этого пост секретаря ЦК КПСС и заведующего одним из международных отделов ЦК – по социалистическим странам. Его непосредственным шефом в ЦК являлся М. А. Суслов. Можно предположить, что новое назначение Андропова состоялось по рекомендации и настоянию Суслова. С одной стороны, Суслов мог видеть в Андропове возможного конкурента в сфере идеологии. С другой стороны, члены Политбюро не хотели и чрезмерного усиления власти самого Брежнева в том случае, если бы председателем КГБ стал один из фаворитов Леонида Ильича. Относительная независимость, самостоятельность и высокий интеллект Андропова были уже тогда известны в высших партийных кругах. После Берии ни один из председателей КГБ не входил в состав
До 1967 года Андропов был мало известен в стране и в партии, хотя в аппарате ЦК о нем говорили не только как о самостоятельном и умном, но и как жестком и вместе с тем очень осторожном человеке. По своим убеждениям Андропов был безусловно антисталинистом и в международном отделе ЦК сумел окружить себя сравнительно молодыми и талантливыми работниками, которые не скрывали своего отрицательного отношения к Сталину и сталинизму. Характерно, что при переходе в КГБ Андропов не взял с собой почти никого из сотрудников своего отдела, хотя ему пришлось в 1967–1970 годах не только значительно расширить, но и изменить состав сотрудников КГБ. На этот раз сюда привлекались не бывшие комсомольские деятели, а главным образом партработники различных уровней. Андропов был политиком по призванию, он жил политикой и, видя вокруг себя слишком много бездарных политиканов, жаждавших в первую очередь жизненных благ и привилегий, несомненно, ставил перед собой далеко идущие цели. Он вполне лояльно относился в 60-е годы к Брежневу, но вовсе не был человеком из его «команды»; напротив, он осторожно и постепенно старался расширить свое собственное влияние и власть. Думаю, что, планируя как-то политическую карьеру, Андропов думал о продвижении вверх через партийный аппарат. В конце 60-х годов в ЦК КПСС не было ни одного крупного партийного работника, кроме Андропова, который в случае возможного ухода Суслова мог бы занять его место «главного идеолога». Возможно, что и Суслов понимал это, а поэтому очень охотно предложил именно Андропова на пост председателя КГБ. И Юрий Владимирович принял новое назначение, тем более что оно сопровождалось его повышением в партийной иерархии. Однако вряд ли Андропов мог предположить, что он пробудет на новом посту целых 15 лет, т. е. больше, чем любой из его предшественников.
Надо сказать, что осложнения с Шелепиным и Семичастным стали важным уроком для Брежнева и его пока еще не всесильной «команды». Поэтому Брежнев отнюдь не собирался предоставлять Андропову полную свободу действий в КГБ. Почти одновременно с Андроповым первым заместителем председателя КГБ был назначен генерал С. К. Цвигун, который возглавлял до этого комитеты государственной безопасности в Молдавии, Таджикской и Азербайджанской ССР. (Я уже писал ранее о близких и даже родственных отношениях между Брежневым и Цвигуном.) Еще с 1954 года на ответственной работе в КГБ находился и генерал Г. К. Цинев, с которым Брежнев был знаком по работе в Днепропетровске. Кроме того, Цинев тоже учился в Днепропетровском металлургическом институте, который закончил всего на год раньше Брежнева. С 1970 года Цинев также стал одним из заместителей Андропова в КГБ. Начальником Управления кадров КГБ в 1967 году был назначен В. М. Чебриков, работавший до того вторым секретарем Днепропетровского обкома КПУ. Чебриков принадлежал уже к иному поколению, чем Брежнев, но он также окончил Днепропетровский металлургический институт, правда позже – в 1950 году. Он не входил поэтому в окружение Брежнева, хотя нетрудно предположить, что он был раньше представлен Леониду Ильичу кем-то из его ближайших друзей. В 1968 году Чебриков был назначен одним из заместителей Андропова.
Придя в КГБ, Андропов должен был, конечно, уделять серьезное внимание и чисто профессиональной стороне деятельности органов, и под его руководством уровень работы КГБ в целом и его отдельных работников и отделов существенно повысился. Однако он не хотел, чтобы на него смотрели только как на шефа «тайной полиции». И действительно, он добился того, что вошел в число руководителей партии, ее ведущих политиков.
После 1964 года важной задачей для Брежнева и его окружения было не только укрепление связей, но и установление определенного контроля за работой высших военных инстанций СССР и высших военных руководителей. Ни у кого не было сомнений в лояльности армии по отношению к партии. Но при выборе партийного руководителя нельзя было не считаться вообще с тем мнением военных лидеров, которое складывалось у них в отношении того или иного члена Президиума. Военные лидеры страны, да и простые офицеры испытывали в начале 60-х годов явное недовольство Хрущевым, и это ускорило и облегчило его смещение. К Брежневу большинство военных лидеров относилось иначе, и у него давно сложились достаточно хорошие отношения с руководством Вооруженных Сил. Следует, однако, иметь в виду, что и в 60-е годы маршалы и генералы, отличившиеся в годы Отечественной войны и пользовавшиеся в этой связи немалой популярностью в народе, не представляли единой и сплоченной группировки. Еще Сталин искусно поддерживал разногласия и даже разжигал вражду между отдельными группами высших военных руководителей. Хрущев также умело использовал различные настроения военных лидеров, вначале выдвинув на первый план маршала Г. К. Жукова, а через два года неожиданно сместив его с поста министра обороны и назначив на этот пост маршала Р. Я. Малиновского. Как известно, Брежнев не торопился исправить ту несправедливость, которая была допущена сначала Сталиным, а потом Хрущевым по отношению к Жукову. Последний продолжал оставаться в тени, его не привлекали даже в качестве советника при решении важных военных вопросов. И Брежнев, и Суслов всячески мешали публикации отрывков из военных мемуаров Жукова, а когда работа над мемуарами была все же завершена, то они их опубликовали с большими купюрами и добавлениями, внесенными в текст рукописи иногда с молчаливого согласия автора, а иногда и без его согласия. Малиновский поддержал выдвижение Брежнева в руководители партии, но при таком относительно слабом лидере, как Брежнев, роль маршалов в решении наиболее важных военных вопросов существенно возросла, и блок маршалов в структуре власти в стране представлял довольно большую силу, с которой не только генсеку, но и всему Политбюро приходилось считаться. Во всяком случае ассигнования на военные нужды во второй половине 60-х годов значительно возросли, и все разговоры о сокращении армии и военных расходов фактически прекратились. В марте 1967 года Малиновский скончался. Он умер после тяжелой болезни, прогноз которой был неутешителен. Поэтому вопрос о возможном преемнике обсуждался еще в последние месяцы жизни маршала. Увеличение роли военных лидеров в принятии политических решений, их относительная независимость и высокий престиж героев Отечественной войны беспокоили Политбюро, и здесь стало крепнуть мнение, что для усиления контроля партии над армией новым министром обороны следует назначить не профессионального военного, а политического деятеля, хорошо знавшего военные проблемы. Наиболее подходящей кандидатурой на этот пост был, в сущности, только один человек – Д. Ф. Устинов, который с 1965 года являлся кандидатом в члены Политбюро и секретарем ЦК КПСС, отвечавшим за работу оборонной промышленности.