Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов
Шрифт:
Устинов считался в 60-е годы заметной фигурой в советском руководстве. Он был на два года моложе Брежнева, но, так же как и Брежнев, происходил из семьи рабочего. В молодые годы Дмитрий Федорович работал слесарем и машинистом-дизелистом. В 19-летнем возрасте вступил в Коммунистическую партию. В 1934 году после окончания Ленинградского военно-механического института Устинов начал работать в одном из военных НИИ. Его дальнейшая карьера похожа на карьеру Косыгина. В течение нескольких лет Устинов прошел путь от рядового инженера до заместителя народного комиссара оборонной промышленности. В январе 1939 года Наркомат оборонной промышленности был разделен на четыре наркомата, среди которых появился и Наркомат вооружения СССР. Во главе этого наркомата в июне 1941 года был поставлен 33-летний Д. Ф. Устинов. Вначале главной задачей наркомата было производство танков и артиллерии. Однако война потребовала значительного увеличения масштабов военного производства, и производством танков стал руководить отдельный наркомат. Устинов возглавил производство артиллерийских орудий и снарядов, минометов и знаменитых «катюш» – самоходной реактивной артиллерии. Устинов работал много и успешно, и Сталин был им доволен. Еще в 1942 году Устинов стал Героем Социалистического Труда, а в 1944 году, когда Брежнев являлся все еще полковником, получил звание генерал-полковника. В свои 36 лет он был, вероятно, самый молодой генерал-полковник в нашей стране. Когда в марте 1953 года было образовано Министерство оборонной промышленности, то руководить этим важнейшим министерством было поручено именно Устинову. В 1957 году Устинов был назначен заместителем, а в 1963 году – первым заместителем Председателя Совета Министров
43
Огонек. 1988. № 41. С. 26.
44
Знамя. 1989. № 8. С. 184.
Желание Брежнева видеть новым министром обороны Устинова не слишком нравилось тогда как отдельным влиятельным политикам, так и в еще большей мере весьма влиятельной военной верхушке. Профессиональные военные лидеры были явно недовольны планами Политбюро относительно преемника Малиновского. Их давление на Брежнева было достаточно сильным, и он не решился тогда пойти против мнения военных. Многие из маршалов – героев Отечественной войны – находились еще в хорошей форме, и наиболее сильной была тогда группа, возглавляемая маршалом А. А. Гречко. Напомню, что в годы войны Гречко некоторое время командовал 18-й армией, где полковник Брежнев возглавлял политотдел. Конечно, они были знакомы еще с тех времен, но было бы неверным преувеличивать близость Гречко и Брежнева. К 1967 году Гречко уже семь лет возглавлял Объединенные вооруженные силы Варшавского Договора. По многим свидетельствам, он не относился к Брежневу с особым почтением. Л. И. Брежнев чувствовал это, но ему все же пришлось уступить нажиму военных – именно А. А. Гречко был назначен в 1967 году министром обороны СССР. Главнокомандующим сухопутными войсками и заместителем министра обороны стал генерал армии И. Г. Павловский, считавшийся близким другом Брежнева. Надо отметить также, что еще в конце 1964 года Брежнев стал Председателем Совета обороны СССР – высшего органа по руководству обороной страны. Раньше во главе Совета обороны стоял Н. С. Хрущев. (Ни состав, ни характер работы Совета обороны СССР никогда подробно не освещался в советской печати.)
В самом конце 60-х годов произошло еще одно важное изменение в составе руководства. Неожиданно для многих был снят со своего поста первый секретарь Ленинградского обкома КПСС В. С. Толстиков. Он был назначен послом СССР в Китае, что при тогдашних отношениях между СССР и КНР можно было расценивать как явное понижение. Толстиков не без оснований считался консерватором и сталинистом, и в Ленинграде он неизменно проводил очень жесткую линию, особенно в отношении творческой интеллигенции. Толстиков отнюдь не находился в какой-либо оппозиции Брежневу и, как рассказывали мне тогда, главным поводом для понижения Толстикова был скандальный эпизод в Финском заливе, когда пограничный катер задержал яхту Толстикова за пределами советских территориальных вод, причем хозяин яхты был в сомнительной компании двух мужчин и трех женщин. Все были не очень трезвы, имели на себе минимум одежды и вовсе не имели никаких документов. Роскошная яхта была взята на буксир и препровождена на морскую погранзаставу, начальник которой немедленно дал знать о происшедшем в КГБ Андропову, а последний, естественно, позвонил Брежневу. Всем было известно, что Брежнев никогда не был особенно строг по части нравственности к высшим партийным и государственным работникам. Но то, что случилось с Толстиковым, выходило за рамки неписаных правил. Ему стали подыскивать новую работу.
Назначение его послом в КНР не обошлось, конечно, без множества ядовитых насмешек. В 1970 году отношения между Китаем и Советским Союзом были сведены до минимума. Поэтому штат советского посольства в Пекине был резко сокращен. Кроме того, еще в разгар так называемой «культурной революции» были отправлены на родину семьи всех дипломатов и весь женский персонал.
Первым секретарем Ленинградского обкома партии стал Г. В. Романов, который с 1962 года выполнял работу второго секретаря этого же обкома. В конце 60-х годов мало кто знал о Романове, и его новое назначение не породило никаких слухов, кроме множества различных анекдотов, связанных с его фамилией, – в Петербурге-Ленинграде возродилась-де новая династия Романовых. Только через несколько лет Г. В. Романов вошел в состав Политбюро, что так и не удалось сделать его предшественнику, слишком любившему пикантные морские прогулки на яхте.
Все перечисленные выше перемены в верхних эшелонах власти не сделали, однако, Брежнева к концу 60-х годов хозяином положения, ибо многие из членов Политбюро выдвинулись еще при Сталине и занимали не только в 40-е, но и в 50-е годы гораздо более высокое и прочное положение в партии и государстве. Другая часть членов Политбюро выдвинулась, как и сам Брежнев, во времена Хрущева. Этим людям Брежнев был обязан своим избранием на пост лидера партии и поэтому никак не мог игнорировать их мнение. И все же, пользуясь своим положением и возможностями, Леонид Ильич начал осторожно выдвигать ближайших друзей и дальних родственников на важные посты в партийном и государственном аппарате. Я уже говорил выше о Цвигуне, Циневе и Павловском. В органах Министерства охраны общественного порядка не оказалось таких авторитетных профессиональных лидеров, которые могли оказать давление на Политбюро, и предложение Брежнева – назначить министром не одного из генералов внутренних войск, а партийного работника – было принято. Брежнев предложил на этот пост кандидатуру Н. А. Щелокова, старого друга семьи, выпускника все того же Днепропетровского металлургического института, который все еще работал в Молдавии в качестве второго секретаря ЦК КП Молдавии. В 1968 году было решено восстановить упраздненное при Хрущеве общесоюзное Министерство внутренних дел. И министром стал все тот же Щелоков. Семичастный утверждает ныне, что и он, занимавший тогда еще пост председателя КГБ, и Шелепин, как член Политбюро, выступили с решительными возражениями против кандидатуры Щелокова [45] . Может быть. Но Брежнева поддержали Подгорный, Шелест и другие. Щелоков быстро перебрался в Москву. Он получил большую квартиру в том же доме на Кутузовском проспекте, где жил и сам Брежнев. В этом же доме этажом выше имел квартиру и Андропов. Вскоре Щелоков получил и большую дачу в подмосковном правительственном поселке Жуковка.
45
Огонек. 1989. № 24. С. 25.
Еще в 1965 году членом Военного совета и начальником политуправления Московского военного округа стал один из ближайших друзей и соратников Л. И. Брежнева еще по
Немалое недовольство как в партийных кругах, так и в кругах работников науки и просвещения вызвало быстрое возвышение С. П. Трапезникова, который с должности проректора Высшей партийной школы при ЦК КПСС перешел на высокий в партийной иерархии пост заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Этот человек, которому стали теперь подведомственны и Академия наук СССР, и министерства просвещения и высшего образования, отличался не только феноменальной безграмотностью, но и крайним апломбом. Во время его выступлений перед научными работниками или работниками просвещения слушатели забавлялись тем, что составляли списки грубых ошибок и оговорок, нелепых оборотов речи, допущенных докладчиком. Вскоре после появления Трапезникова в ЦК КПСС московские издательства начали выпускать в свет одну за другой книги Трапезникова, посвященные истории КПСС, проблемам аграрной политики партии и идеологии. Вероятно, он передавал в издательства те рукописи и стенограммы, которые в прошлом не мог опубликовать. Наверное, Трапезников искренне думал, что это сможет укрепить его авторитет среди ученых-обществоведов и партийных работников. Однако в этих опусах имелось так много фактических, да и просто стилистических ошибок, что обширные выписки из них ходили в среде московской интеллигенции вместе с материалами «самиздата». Мне, как недавнему работнику крупного педагогического издательства, было трудно понять, как эти книги могли увидеть свет. Или у Трапезникова имелись еще более неграмотные, чем он, редакторы, или его рукописи в спешке вообще не редактировались, или издательства сознательно ограничивались лишь минимальной правкой, чтобы скомпрометировать автора. Ко всему прочему, этот человек оказался чрезвычайно тщеславен.
Став после XXIII съезда членом ЦК КПСС и укрепив таким образом свое положение, Трапезников в том же 1966 году выставил на очередных выборах свою кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук СССР. При голосовании на Отделении истории, философии и права кандидатура Трапезникова прошла большинством или даже подавляющим большинством голосов. Однако на общем собрании действительных членов Академии наук СССР из 170 присутствовавших на собрании с правом решающего голоса только около 80 академиков отдали свои голоса Трапезникову, хотя для избрания требуется получить две трети голосов действительных членов Академии. Оглашение результатов голосования вызвало растерянность в президиуме Академии наук. Ряд видных академиков-обществоведов потребовали провести переголосование и новое обсуждение кандидатур. Президент Академии М. В. Келдыш сообщил о случившемся М. А. Суслову. Последний рекомендовал провести переголосование, но отметил при этом, что было бы неправильным оказывать какое-либо давление на академиков. При повторном обсуждении академики Б. А. Рыбаков и В. М. Хвостов выступили за избрание Трапезникова, но академики В. А. Энгельгардт и И. Е. Тамм решительно высказались против избрания Трапезникова, при этом Тамм в своем выступлении процитировал некоторые места из «трудов» претендента. Повторное голосование также было не в пользу Трапезникова. Он не собрал и 50 процентов голосов [46] . Этот скандальный эпизод получил огласку, и некоторые из членов Политбюро, в том числе и Подгорный, высказались за освобождение Трапезникова от поста заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Брежнев активно защищал этого близкого ему члена своей «команды». Возник вопрос о назначении Трапезникова министром просвещения. Однако против этого решительно высказался Косыгин, недолюбливавший Трапезникова. Имея в виду чисто внешнюю непривлекательность последнего, Косыгин не без мрачного юмора заметил: «Да он у нас всех детей напугает». Вопрос был отложен, и в конце концов Брежневу удалось отстоять своего любимца. Трапезников, правда, уже не смог продвинуться вперед в своей политической карьере, но он остался заведующим отделом ЦК КПСС, продолжая по-прежнему издавать и переиздавать свои никому не нужные книги. И только Андропов отправил этого мракобеса и графомана на пенсию.
46
Но Трапезников не оставил надежды стать членом-корреспондентом Академии наук, и это ему удалось в 1976 г. – Примеч. ред.
Я писал выше, что уже на XXIII съезде КПСС опытные наблюдатели и делегаты видели, что дирижерская палочка находится в руках М. А. Суслова, хотя сам он и не выступал с речью. Именно к Суслову обращались во второй половине 60-х годов многие работники аппарата ЦК КПСС для разрешения спорных вопросов. Это обстоятельство, несомненно, раздражало все более разраставшееся окружение Брежнева, его личную «команду», которая хотела обеспечить как своему шефу, так, конечно, и себе большую самостоятельность в решении идеологических, политических и внешнеполитических проблем, а также в расстановке номенклатурных кадров. Между тем Брежнев в силу своей нерешительности Долгое время опасался делать какие-либо энергичнее шаги в этом направлении. Перелом в отношениях между Брежневым и Сусловым наступил в самом конце 1969 – начале 1970 года.
По традиции в конце каждого года собирался пленум ЦК КПСС, который в преддверии сессии Верховного Совета СССР обсуждал и оценивал итоги уходящего года и намечал основные директивы к плану на предстоящий год. В качестве докладчика на пленуме выступал обычно Председатель Совета Министров СССР, после чего происходили краткие прения. Так именно начал свою работу и декабрьский Пленум ЦК КПСС в 1969 году. Однако на этом Пленуме вскоре после основного доклада с большой и по тем временам довольно радикальной речью по проблемам управления и развития народного хозяйства выступил Л. И. Брежнев. Эта речь содержала резкую критику в адрес органов хозяйственного управления; оратор откровенно говорил о плохом состоянии и больших трудностях советской экономики, ставящих под угрозу выполнение восьмой пятилетки. Эта речь была подготовлена в секретариате Брежнева группой помощников под руководством его нового референта А. Е. Бовина, человека прогрессивных и независимых взглядов. Разумеется, Брежнев не обязан был согласовывать свою речь предварительно с членами Политбюро, так как не он являлся докладчиком по основному вопросу. Он выступал в прениях и мог поэтому, казалось бы, свободно высказывать свое личное мнение. Однако Брежнев был все же не рядовым оратором, а лидером партии, и его речь на следующий день была опубликована во всех газетах, которые не публиковали при этом речи других участников прений. Поэтому для многих функционеров именно речь Брежнева воспринималась как директивная. Необычная самостоятельность Брежнева не только удивила, но и обеспокоила многих членов Политбюро, которые уже привыкли к вялости и пассивности генсека и теперь забеспокоились, что усиление влияния и власти Брежнева не только ослабит влияние и власть других членов Политбюро, но и нарушит ту «стабильность» в кадрах партийного руководства, которая сложилась после 1964 года. Естественно, больше других был недоволен Суслов, с которым Брежнев не нашел нужным заранее проконсультироваться. Выступить в одиночку против Брежнева Суслов, однако, не решился. Он подготовил специальную записку для членов Политбюро, которую подписали также Шелепин и Мазуров. В этой записке подвергалась критике речь Брежнева как политически ошибочное выступление, в котором наибольшее внимание сосредоточено на негативных явлениях и ничего не говорится о тех путях, с помощью которых можно и нужно исправить недостатки в народном хозяйстве. Предполагалось обсудить «письмо трех» на предстоящем в марте 1970 года Пленуме ЦК.