Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов

Медведев Рой Александрович

Как политик Андропов никогда не стремился вывести КГБ из-под контроля и руководства Политбюро и Секретариата ЦК, о чем свидетельствуют сотни докладных и информационных записок в ЦК КПСС, подписанных Андроповым и опубликованных в нашей печати в последние 6–7 лет. Он никогда не пытался оспаривать те директивы ЦК КПСС, которые требовали усилить борьбу против диссидентов. Заслуживают внимания общие статистические сведения о числе лиц, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду и распространение «заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». За 5 лет – с 1956 по 1960 – было осуждено по политическим мотивам 4676 граждан СССР. В 1961–1965 годах по этим же мотивам – 1072 человека. При этом в 1965 году пострадали всего 20 человек, а в 1966 году – 48. В 1967 году число осужденных по политическим мотивам составило 103, а в 1968 – 129 человек. В 1969 году потеряли свободу 195, а в 1970 году – 204 гражданина СССР. В 1976–1980 годах – 347, а в 1981–1985 – 540 человек. Общее число лиц, осужденных по статье 70 и статье 190 УК РСФСР в 1956–1987 годах, составило 8145. Под арест и осуждение за антисоветскую агитацию и пропаганду попадало, таким образом, в среднем за год 254 или 255 человек [183] . Эти данные содержатся в специальной справке, которую за подписью Виктора Чебрикова руководство КГБ направило Михаилу Горбачеву в 1988 году. Все историки с тех пор используют и комментируют эту таблицу,

хотя она является неточной и неполной. Во многих случаях, когда это было возможно, диссидентов привлекали к ответственности по другим, не «политическим» статьям Уголовного кодекса. Так, например, основателя Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях Александра Подрабинека привлекли к ответственности за «незаконное хранение огнестрельного оружия» (малокалиберная винтовка без патронов). Одного из известных украинских диссидентов и деятелей национального движения отправили в тюрьму «за попытку изнасилования» (была устроена соответствующая провокация). Менее известных диссидентов осуждали за «тунеядство» (не могли устроиться на работу). Группу активистов из движения за свободную эмиграцию из СССР в Израиль осудили за «терроризм». Они купили все билеты на один из самолетов местных авиалиний и хотели улететь на нем в Швецию или Финляндию. Даже проживание в Москве без прописки могло служить поводом не только к высылке из города, но и для осуждения на год изоляции. Психиатрические репрессии или лишение гражданства далеко не всегда оформлялись в качестве судебного решения. Увольнение с работы и исключение из партии также в условиях 1960–1970-х годов было для многих диссидентов серьезной репрессивной акцией, так как государство выступало в то время в качестве единственного работодателя. Именно в конце 1960-х и в начале 1970-х годов формы и методы борьбы с диссидентами становились более разнообразными и изощренными. Общее давление на крамольное меньшинство возросло, но оно носило не прямой, а косвенный характер или принимало форму официальных угроз и предупреждений со стороны органов прокуратуры, МВД или КГБ. В документах карательных органов это именовалось «профилактированием». Отказ от самых прямых и грубых форм репрессий был связан в первую очередь с изменением международной обстановки, с политикой разрядки, с расширением международных контактов. Тем не менее, прямые политические репрессии не прекратились и в годы «детанта», и это давало немало поводов для критики советской модели социализма.

183

Вестник Архива Президента РФ // Источник. 1995. № 6. С. 153.

Поводом для политических репрессий послужили и некоторые проявления протеста против оккупации Чехословакии. Уже на следующий день после вступления в Чехословакию войск Варшавского Договора в Москве было принято решение о возобновлении глушения всех западных радиопередач на русском языке и языках союзных республик. 25 августа в 12 часов дня небольшая группа правозащитников, включая Павла Литвинова, Ларису Богораз и Константина Бабицкого, вышла на парапет у Лобного места напротив Кремля, развернув лозунги: «Руки прочь от Чехословакии!», «За нашу и вашу свободу!», «Позор оккупантам!». Манифестация продолжалась несколько минут, подбежали работники КГБ, вырвали лозунги и арестовали участников. Уже в октябре состоялся суд, на котором Литвинов, Богораз и Бабицкий приговаривались соответственно к пяти, четырем и трем годам ссылки. Для конца 1960-х годов это был относительно мягкий приговор.

В 1969 году давление на интеллигенцию усилилось, продолжались проработки, увольнения и исключения из партии, а также обыски и аресты отдельных диссидентов. Всеобщее внимание привлекло в этом году дело генерал-майора в отставке Петра Григоренко, который в 1966–1969 годах стал ведущей фигурой в движении диссидентов. Бывший боевой генерал Григоренко был лично знаком с Брежневым по службе в 18-й армии, и его арест был санкционирован КГБ по секретной информационной записке Андропова. Григоренко подвергли экспертизе в Институте судебной медицины им. Сербского. Здесь он был признан невменяемым и направлен на «лечение» в специальную психиатрическую больницу. Подобного рода акции применялись КГБ и в начале 1960-х годов, но участились в конце десятилетия. Опубликованные документы показывают, что Андропов поддерживал в это время использование психиатрии в карательных целях. Так, например, 29 апреля 1969 года он направил в ЦК письмо с планом развертывания сети психиатрических лечебниц, а также с собственными соображениями по поводу их использования для защиты советского государственного и общественного строя. Эти предложения были приняты и закреплены секретными постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР [184] .

184

Сичка И. Тайны Лубянского двора// Комсомольская правда. 1992. 11 янв.

В статье «Психического террора у нас не было», опубликованной недавно в газете «Известия», доктор медицинских наук, руководитель экспертного отдела Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского Федор Кондратьев не отрицает фактов использования психиатрии в политических целях, но полагает, что эти случаи были достаточно редкими. «За 25 лет работы по всей территории Советского Союза обвинявшихся органами госбезопасности по политическим статьям 70 и 190(1) УК РСФСР в Институт им. Сербского было направлено на экспертизу всего 370 человек». Ясно, что о массовости говорить нельзя. Далеко не все из направленных Комитетом госбезопасности на экспертизу признавались невменяемыми. К сожалению, можно говорить о тенденции признавать невменяемыми политически неугодных. При всем этом необходимо помнить, что основная масса диссидентов все же не подвергалась принудительному лечению, а сидела в ГУЛАГе. История злоупотребления психиатрией, свидетельствует Ф. Кондратьев, не может быть сведена только к признанию инакомыслящих психически больными. Но именно эта практика оказалась в центре внимания общественности. Представляется, что историю вопроса об использовании психиатрии в политических целях можно связать с высказанной Н. С. Хрущевым «идеей», что только психически ненормальные при коммунизме будут совершать преступления, что только они способны выступать против существующего строя. Позже, когда появились признаки публичного свободолюбивого противостояния Системе, Председатель КГБ Юрий Андропов направил 29 апреля 1969 года в ЦК КПСС письмо с предложением использовать психиатрию для борьбы с диссидентами, по поводу чего было принято секретное постановление Совмина СССР [185] .

185

Известия. 1998. 24 июля.

Я не буду оспаривать приведенные профессором Ф. Кондратьевым цифры. Замечу, однако, что далеко не всегда психиатрическая экспертиза диссидентов проводилась в Институте им. Сербского. Вызывает недоумение и попытка автора оправдать некоторых врачей-психиатров, которые, «видя абсурдность обвинения или его фактическую безобидность (например, арест за рассказ политического анекдота), в своем заключении могли “дотягивать” описание тяжести психических расстройств до невменяемости,

тем самым устраняя угрозу именно политических репрессий, заменяя их на пребывание в больницах, условия в которых были значительно менее тяжелыми, чем в зонах ГУЛАГа».

Психиатрические репрессии для диссидентов были гораздо более тяжким испытанием, чем лагерь, тюрьма или ссылка. Жестокость подобного рода репрессий вызывала широкие протесты в СССР и на Западе. Протестовала не только демократическая, но и медицинская общественность западных стран. Это существенно мешало тому политическому курсу на разрядку международной напряженности и экономическое сотрудничество, который сначала осторожно, а потом и более активно советское руководство начало проводить с 1970 года. Юрий Андропов был несомненным сторонником этого «детанта», и ему пришлось постепенно отказываться от наиболее жестких форм политических репрессий. Был освобожден и смог снова активно включиться в движение диссидентов и П. Григоренко. Однако, поданным правозащитных организаций, многие все еще находились на принудительном «лечении». Поэтому давление Запада не прекращалось. Это наносило немалый ущерб всей советской психиатрии и медицинской службе. В одной из секретных записок в ЦК КПСС Андропов отмечал: «В ряде западных стран нагнетается антисоветская кампания с грубыми измышлениями об использовании в СССР психиатрии якобы в качестве инструмента политической борьбы с “инакомыслящими”… Последние данные свидетельствуют, что эта кампания носит характер тщательно спланированной антисоветской акции. Ее организаторы стремятся, как видно, подготовить общественное мнение к публичному осуждению “злоупотреблений психиатрией в СССР” на предстоящем VI Всемирном конгрессе психиатров в США в августе 1977 года, рассчитывая вызвать политически негативный резонанс в канун празднования 60-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции… Активную роль в нагнетании антисоветских настроений играет Королевский колледж психиатров Великобритании. В июне 1976 года вопрос о “положении советской психиатрии” рассмотрен на Генеральной ассамблее Союза французских психологов, где была принята резолюция, “осуждающая действия психиатров СССР”. Предпринимаются попытки втянуть в кампанию Всемирную организацию здравоохранения (ВОЗ). Инспираторы акции оказывают нажим на руководство Всемирной ассоциации психиатров (ВАП).

Комитетом госбезопасности через оперативные возможности принимаются меры по срыву враждебных выпадов, инспирируемых на Западе вокруг советской психиатрии. Вместе с тем полагали бы целесообразным по линии отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС и отдела пропаганды поручить Минздраву СССР осуществить в период подготовки и проведения VI Всемирного конгресса психиатров (1977 г.) соответствующие мероприятия по каналам международного научного обмена, организовав их пропагандистское обеспечение совместно с органами информации. Просим рассмотреть. Председатель Комитета госбезопасности Андропов» [186] .

186

Материалы Конституционного Суда РФ. Из архива автора.

Усилий отделов науки и пропаганды ЦК, органов печати и Минздрава СССР оказалось недостаточно, чтобы снять обвинения в злоупотреблении психиатрией в СССР. Поэтому Советский Союз в конце концов отказался от участия во Всемирном конгрессе психиатров и даже вышел из Всемирной ассоциации психиатров. Этому шагу последовали и некоторые из союзников СССР. Международному сотрудничеству ученых был нанесен еще один удар.

Не отказываясь от борьбы с диссидентами, Комитет государственной безопасности начал искать такие формы и методы этой борьбы, которые вызывали бы меньшее раздражение наших партнеров по переговорам на Западе. Постепенно, хотя и не без колебаний и сомнений, руководство КГБ, а также руководство КПСС пришли к тому же выводу, к какому в 1921–1922 годах пришел Ленин – начать высылку из страны наиболее активных и известных представителей оппозиционной интеллигенции. Как известно, движение диссидентов было неоднородно. Значительную часть его представляло «правозащитное движение», или движение демократов-западников. Под влиянием событий в Чехословакии в СССР получило развитие движение за «социализм с человеческим лицом», я называл его тогда движением партийных демократов. Значительная часть диссидентов принадлежала к национальным и националистическим движениям. Такие движения развивались в Грузии и Армении, в Литве и Латвии, на Западной Украине, среди крымских татар и среди российских немцев. В различных формах происходило развитие движения русского национализма. Очень заметным стало и еврейское национальное движение, которое частично формировалось вокруг машинописного журнала «Евреи в СССР». Были среди диссидентов и религиозные группы – евангелисты, пятидесятники, свободные адвентисты, католики, мусульмане, а также группы православных, выступающие за расширение прав православной церкви в стране.

И в немецком национальном движении, и особенно в различных группах советских евреев постепенно стали усиливаться требования свободы эмиграции. Эти требования поддерживались давлением Запада, особенно в том, что касалось еврейской эмиграции. Приходилось идти на уступки. Сначала десятки, потом сотни, а с 1970 года уже и тысячи советских евреев получали ежегодно разрешение на выезд из СССР. Многие из этих эмигрантов выезжали, однако, не в Израиль, а в США, небольшая часть оставалась в Западной Европе. К этому потоку эмиграции присоединились и очень многие из диссидентов еврейской национальности из числа западников и правозащитников. Но очень скоро по израильским визам с молчаливого согласия или, напротив, под настойчивым давлением властей стали выезжать на Запад многие писатели, ученые, драматурги, художники из числа русских, украинцев, белорусов, грузин и других. На Западе оказались в 1970-е годы не только поэты Иосиф Бродский и Александр Галич, но и такие писатели, как Владимир Максимов и Виктор Некрасов. Во Франции стали жить Наталья Горбаневская и Андрей Амальрик, Александр Гинзбург и Андрей Синявский. В США стали работать писатель Василий Аксенов, художник Михаил Шемякин и историк Александр Некрич. В Германии жили и работали философ Александр Зиновьев и писатель Владимир Войнович. В разных странах Запада работали и жили физик Валентин Турчин, правовед Валерий Чалидзе, скульптор Эрнст Неизвестный, литературовед Лев Копелев, философ Александр Янов, поэт Наум Коржавин, писатель Георгий Владимов и многие другие. Известного правозащитника Владимира Буковского, находившегося в тюрьме, обменяли на чилийского коммунистического лидера Луиса Корвалана, а активиста еврейского движения Анатолия Щаранского – на четырех советских разведчиков, арестованных на Западе. Были освобождены из психиатрических клиник и отправлены на Запад украинский правозащитник Леонид Плющ и московский партийный демократ Петр Абовин-Егидес.

В результате этой кампании на Западе стала возникать некая общность людей, получившая название «третья эмиграция».

Известно, что русские, украинцы, евреи начали выезжать из России главным образом в США еще в конце XIX и в начале XX века. В основном это была беднота, большая часть которой ассимилировалась в США, Канаде и отчасти в Австралии. Эти люди почти нигде не создавали своих национальных организаций. Только в США в 1911 году появилась первая русская газета «Новое русское слово». С понятием «первой эмиграции» связывают обычно тот поток беженцев из России, который хлынул в западные страны в годы гражданской войны и особенно после поражения «белого» движения. Значительные группы российской интеллигенции высылались или выезжали из страны также в 1921–1923 годах. В «первой эмиграции» задавали тон офицеры, вообще дворяне, русские промышленники, писатели и ученые, хотя немало было в ней и простых людей, особенно из казачества.